— Мне в Сосновке каждый хочет навязать свое мнение. Вот так привез дрова соседям старикам, бабка принесла клушку с цыплятами в благодарность. Еле заставил забрать обратно. Ну, зачем это мне? А старики не понимают, как можно в деревне жить без хозяйства? Когда сказал, что нет времени, не умею и не хочу обзаводиться никакими животными, они учить взялись, мол, ничего сложного нет. Зато к осени со своими яйцам будешь. Еле избавился от назойливых стариков. Другие, того не легче, козу привели. И тоже едва всучил ее обратно. И поросенка приносили. Прямо в доме отпустили. Ну, я за тем свиненком с час по дому бегал, он носился как угорелый, изучал дом как свою конуру, обалдел от радости, что ему столько места отвели. Никак не хотел уходить, кое-как отловили. Так я их всех во двор мигом вывел и запретил живность приносить. Не разрешил такое хозяйство навязывать. Тот поросенок едва в дом попал, сразу жрать запросил. Во деловой! — смеялся Прошка.
— Я когда сюда приехала, тоже много подзабыла. Корову с левой стороны села доить, она как лягнула меня, вместе с подойником на нашест к курам забросила. Петух до сих пор шарахается в угол, когда в сарай захожу. Подумал, что я к нему клеюсь. Испугался горластый драчун. Не ждал от меня такого конфуза! — призналась Юлька.
— Я, честно говоря, только недавно научился отличать петуха от курицы. Все казались на одно лицо.
— А почему в деревне решил остаться?
— Так психолог посоветовала, уехать хотя бы на время в тишину, на природу, где скорее можно успокоиться. И ни в коем случае не возвращаться на Север, чтобы память до беды не довела. Я последовал ее совету. Она оказалась права. Дело не только в тишине, здесь я познакомился с Анной. Мне о ней много рассказывали еще до знакомства. Уже она дважды мне помогла. Вообще люди в Сосновке классные, здорово от городских отличаются, отзывчивые, добрые.
— Всякие есть, как повсюду. За каждого не ручайся. Недавно бабка внука привела, тот еще мужиком не стал, а уже в бутылку влез с ушами. Старая уговорила вылечить, отворотить от хмельного. Я и взялась помочь, а малец квелый. Когда ломка пошла, его пятками наружу вывернуло. На свои ноги встать не мог. То ж надо, в пятнадцать лет так втянулся, что из беды за уши пришлось вытаскивать. Так его отец прибежал и на меня с кулаками давай скакать. Орал как психоватый, мол, зачем я его собутыльника лишаю? А когда глянул, что с сыном творится, совсем хотел домой забрать. А малец вовсе никакой еще, на ногах не стоит. Вот тут я озверела и ухватом того папашу из дома выкинула. Так он, выродок лягушачий, окно разбил, когда во двор вылетел. Так вот отблагодарил. Зато мальчонку выходила, нынче не пьет и не курит, а какой трудяга!
— Как же его отец? Хоть извинился, отремонтировал окно? — спросил Прохор.
— О чем ты, мил-человек? Он уж помер. Спился вконец. Куда уж окно ремонтировать или извиняться, все грозил мне башку с резьбы сорвать. Алкаши, народ непредсказуемый. Их и теперь в деревне хватает. И все, как видят меня, по углам, что тараканы прячутся. Будто насильно лечить стану, размечтались ироды!
— Знаешь, голубушка, у меня на Северах дружбаны остались. На одном судне рыбачили. Жили неподалеку, их та же беда достала. Так вот, не выдержали мужики, спились вконец. Не уговорил их уехать. А какие ребята были! Вот кого стоило удержать в жизни. Теперь вряд ли живы. В жутких штормах устояли, в море рыбачили больше чем по десятку лет. А горе на берегу подкараулило, где и не ждали. Вот таких спасать стоило. Как жаль их, каждого. Я поторопился уехать, знал, каждый день там, очередная боль. И я не бесконечен.
— Сердце твое шалит и теперь. Вот наступит хорошее тепло, ходи на речку, купайся и плавай, вода хорошо сердце лечит, — посоветовала хозяйка.
— Не стоит опекать, как мальчишку. Сколько суждено, столько проживу По мне никто не заплачет, никто не вспомнит и не пожалеет. Какая разница сколько проживу, — усмехнулся грустно и невольно заметил, как поникла Юлька. Она закусила губу, смотрела на Прошку с упреком.
— С чего это ее пробрало? — подумал невольно и на всякий случай сменил тему:
— Вчера Никита привел ко мне штукатуров-маляров из деревенского батальона. Одному под восемьдесят, другой тоже на пенсии. Ну, я и порадовался, ведь оба из старой гвардии, таких ничему учить не надо, сами все знают, оставил им обед на столе, бутылку водки, чтоб после работы выпили, и поехал за материалами. Вернулся уже вечером. Глядь, а мои работники лежат кто где. Один, сидя за столом в обнимку с пустой бутылкой, второй — в туалете, головой в толчок влез, а выбраться не смог. Благо, хоть не задохнулся, живой остался. Уж и не знаю, что он там делал. Выволок обоих во двор, чтоб протрезвели, да так и не приметил, как они расползлись. Ничего они не сделали, даже не начали. А ушли и не вернулись, хотя взрослые люди, старики. Я их возрасту поверил. Но они видно из тех, кто, пропив аванс, за получкой не возвращаются…
— Ты им загодя заплатил?
— Понемногу дал. Никита обещал их разыскать и вернуть, но я не велел. Теперь умнее буду. Стариков больше не пущу в дом. Слабые они, слово свое сдержать не могут.
— А говоришь, что люди у нас хорошие, — напомнила Анна.
— Конечно. Ведь вот взяли, что им оставили, ничего не уволокли. Не насорили. И со двора ушли тихо, постеснялись разбудить и попрощаться. И больше не приходят, не беспокоят, о себе не напоминают. Значит, совесть не потеряна вконец.
— Смешной ты, Прошка! Еще они и порядочные, те два старых сверчка! Им бы виски надрать за эдакую шкоду! Нажрались, напились, взяли деньги и исчезли. Разве это по-людски? — возмутилась Юлька.
— Они не просили, я сам дал. В чем их упрекать? — удивился искренне человек.
— Или тебе легко деньги дались?
— Юлька, о чем ты? Я когда увидел, что стало с моей семьей и домом, себя чуть не потерял. Не стало самых дорогих людей. А что там деньги? Я жизнь свою отдал бы без раздумий, если б можно было моих поднять живыми. Да и не столько дал, чтоб вспоминать о том. Буду жив, заработаю. Деньги нужны живым. Уходящему они без проку. А те мужики уже старые. С них стыдно требовать возврат. За науку, пусть за горькую, тоже платить надо.
— Прикольный какой-то! — хмыкнула Юлька.
— Да ладно тебе. Все меня высмеиваешь. А сама разве случайно из города уехала? — спросил, прищурясь.
— Я в любую минуту могу вернуться.
— Кто там тебя ждет? Кому мы нужны, одиночки, загнанные в угол горем. И у тебя, и у меня остались в городах забывшие нас друзья, полное сиротство среди людей и больная память. Давай не будем доставать друг друга больнее, чем пришлось получить от самой судьбы.
— Битого бить — только грех плодить, — согласилась Анна. Но едва хозяйка вышла на кухню, Прошка тихо предложил:
— Слышь, Юлька, давай сегодня на озеро сорвемся!
— Зачем?
— За рыбой! Карпов наловим. Сетку пару раз закинем, и полные карманы радости!
— А что с ней делать?
— Уху научу варить, поджарим часть. Меня наш судовой кок даже шашлык из рыбы научил готовить.
Юлька оглянулась на вернувшуюся бабку и спросила:
— Прохор на озеро за рыбой зовет. Стоит пойти мне?
— Да не пешком, на машине Никитка отвезет. Втроем мы быстро управимся, — покраснел человек внезапно.
— Съездий, втроем все быстрее, давно уху не ела. А и тебе развеяться не грех. Нынче такое большое дело сделали, картоху отсадили. И причем все в один день. Раньше вручную в пять дней едва укладывалась. Езжай, отдохни, — согласилась Анна и отпустила внучку без колебаний.
Юлька до самого озера сидела на заднем сиденье машины и думала, с чего это вдруг Прошка так внезапно позвал ее на рыбалку. Подальше от бабки, наедине о чем-то поговорить хочет? Тогда зачем Никитку взял, первого болтуна во всей деревне? Он такое насочиняет, вся округа ахнет. Ну, а бабка почему отпустила, тут же согласилась, как услышала. Такая осторожная, хитрая, а здесь видно подумать не успела. А может, хочет меня за Прошку отдать. Нет, не может быть. Он же целый дядька! Хотя первый хахаль даже старше был. Оно и второй едва ли не ровесник Прошки. Этот седой, а тот лысый, и морда крысиная. Нет, ну просто так не зовут на озеро. Наверно, я ему приглянулась. Хотя, вряд ли. Слишком по семье тоскует. Может, ему просто общения не хватает, как и мне, тогда все понятно. Ведь вот даже никакого повода к сомненью не дает. Сколько проехали, он ни разу не оглянулся. Никита хвалится, что нашел тех стариков и вернул их в дом Прохора. Сам видел, как они раствор для штукатурки мешали. Хвалится, что навтыкал обоим полные пазухи и велел не позориться на всю Сосновку.
Прошка слушая мужика, хохотал громко:
— Зачем же ты их вот так круто облажал? Ну, проспались бы, пришли б сами. Хотя не знаю, пустил ли их иль нет. А и тебе запрещал их искать. Но разве ты послушаешь?
— Чудной какой-то. Ну и я дура! Зачем с ними поехала? Нужна мне эта рыба! В доме нормальной жратвы полно. А и дел прорва, — пожалела Юлька о своем согласии поехать на озеро. Ей было скучно в этой компании.
