Ознакомительная версия.
Перед самым ее домом он предложил вместе провести воскресный вечер: театр, кино, прогулка, что-нибудь экстраординарное? Как угодно, только не сегодняшний кошмарный «Парадиз». Решено было определиться ближе к делу. Увидимся на работе? Да, до завтра! И никаких попыток поцеловать ее на прощанье, что, честно говоря, добавило еще пару баллов к рейтингу Витки в Инночкиных глазах. Привычная вечерняя процедура (эй, гарсон, что-нибудь из эпистолярного) сегодня казалось какой-то постыдной и ненужной. Почему ей стало неуютно, она так и не решила…
Пожалуй, это субботнее утро было первым, за последние несколько месяцев таким… беззаботным, что ли? Солнечный зайчик… Так вот отчего утро-то коллекционное: от того, что солнышко выглянуло наконец-то, — казалось, лениво бродит по ее лицу, путается в ресницах.
Суббота. Буклет с плеч долой. Начальник оказался нормальным мужиком, добавил зарплату, и вообще, кажется, ухаживает за ней. У ребенка совсем скоро весенние каникулы и — на свободу с чистой совестью. Четверть он закончит без троек, все предпосылки этому отрадному факту наличествуют в дневнике.
А письма… Писем быть еще и не должно, еще рано, но с ним все в порядке, она знает точно. Так что вообще все в порядке, и можно бедной женщине раз в жизни в субботнее утро поваляться в постели, хотя бы часов до девяти?
В комнату просочился Сашка. И опять без стука. Ну, вот как втолковать ему, что он без пяти минут взрослый мужчина и что заходить в спальню к даме — хорошо, пусть к маме — совершенно неприлично?
— Мам, а мам… Ну, мам! С тебя мороженое!
— Интересное дело, с какого это перепугу, — не открывая глаз, замурлыкала полугрозно-полунежно Инночка. — Наглые подростки, не дающие матери поспать в субботнее утро, твердо уверены, что подобные негуманные поступки влекут за собой раздачу слонов, пардон, мороженого? Или в тебя подушкой кинуть, Шурятина ты противная?
— Але, Инна Алексеевна, — моментально съехал в официальный тон отпрыск. — Вы не поняли! Это не просьба, это — шантаж. Или отправить эту штуку обратно в ящик? Там ее обязательно найдет бабушка. Я заметил, она давно охотится…
— Ящик? — Инночка распахнула глаза и рывком уселась на постели.
Сашка держал в руках письмо.
— А где бабушка? — невпопад спросила она.
Выяснилось, что Капитолина Ивановна отправилась на рынок за творогом, а он, Сашка, не только умный, но и интуиция у него — будь здоров: опередил бабушку на подступах к почтовому ящику, и практически уверен, что противник маневра не заметил.
Инночка вытянула руку ладонью вверх: мол, письмо отдай. Сашка ловко передразнил жест: а деньги?
— В сумке, — смирилась было Инночка, и тут же сообразила, что для того, чтобы выкрасть конверт под носом у бабушки, — надо знать! Много чего надо знать…
— Александр, стоять. Иди сюда. Садись, рассказывай. О своей мотивации.
Рассказывать Сашке ничего не хотелось: пришлось бы признаваться, что материн тайник в письменном столе — может, и тайник, но исключительно для бабушки, а отнюдь не для него. Впрочем, особенной свиньей он себя не считал. Ведь не читал он, в конце концов, чужие письма, просто посмотрел на обратный адрес и сложил два и два. Тем более, что с Генкой он был знаком, общался, когда приходил к матери на работу, — игрушки, коды к ним, геймерские сайты в Интернете. Сашке было лестно — Генка по-любому подходил под определение взрослого, но к нему, к Сашке, относился как к равному. Подумаешь, пачка писем от Генки из армии! Что тут умного-то? Мама — «женщина молодая и красивая», у нее что, поклонника быть не может, что ли?
Господи, а ребенок-то ее, оказывается, вырос!
— Последний вопрос, мистер Холмс. Из чего ты сделал вывод, что для бабушки вся эта переписка должна оставаться тайной?
— Мам, бабушка хочет, чтобы ты с отцом обратно жила…
— А ты?
— Нет. Потому, что он — предатель. Ты лучше за Генку замуж выходи, он прикольный. А еще… — Сашка покраснел и стал усиленно смотреть в окно. — Бабушка письма, если они ей попадут в руки, обязательно прочитает…
— Сын, как ты можешь говорить о бабушке гадости?!
— Это правда, мам. Помнишь, мне осенью от Таньки — ну, Таньки из спортлагеря — письмо пришло? Я его стал читать, а оно, оказывается, третье. А где первые два? Ты не возьмешь, я знаю точно. Остается бабушка. Я ее прямо спросил: «Ба, где письма?» И она мне, такая вся строгая, отвечает: «Эта девочка — неподходящее знакомство! И язык у нее вульгарный, и семья неполная…» То есть бабушка письма не только не отдала, но еще и прочитала…
— Так, одаренный особой интуицией ребенок! Заключаем с тобой наступательно-оборонительный союз против педагогических кадров старой закалки: ты меня подстрахуешь, как сегодня?
— Да без базара, мам!
— Вот и славно, а теперь — марш на кухню, ставить чайник.
Проводив чадо глазами, Инночка вскрыла толстенный конверт. На колени посыпались рисунки, сделанные шариковой ручкой на разномастных обрывках бумаги. Он всегда был хорошим рисовальщиком и карикатуристом. Инночка принялась было рассматривать, а потом сообразила, что вся эта галерея — иллюстрации к письму, и принялась читать:
«Здравствуй, Инка! Сидим в горах и совершенно очертенели от безделья. Ничего не происходит, в „подкидного“ я — не мастер, а в преферанс здесь никто не умеет, даже дядя Леша, наш лейтенант. В связи с отсутствием событий и явным опозданием этого письма к тебе решил представить солагерников — смотри картинку с костром».
Письмо было довольно остроумной пародией на сочинение восьмиклассника по извечной теме «Как я провел лето». Особенно выразительным оказался эпизод купания голышом в горной речке. Солдаты, видимо, действительно одурели от безделья, раз полезли в ледяную мутную воду, с бешеной скоростью несущуюся по камням…
Шарж, с которого Инночке улыбалось малость лопоухое, длиннорукое и длинноногое пугало, был подписан на обратной стороне: «И вот я здесь, я в бархатных штанах. Инка, не поверишь — точность фотографическая. И вот это вот страшилище народ уважительно называет „Старый“. Это у меня здесь кличка такая. Я действительно самый старший, не считая дяди Леши…»
Дверь противно скрипнула… Что за беспардонная манера вламываться к ней в комнату?! Прятать письмо, конверт и рисунки, разумеется, не было никакого смысла — мама все уже увидела. Молчи, стоит тебе открыть рот, и солнечное — за столько-то дней! — утро обернется кошмаром. Только молчи!
— Нуся, — елейным голосом возвестила мама. — Я забыла тебе сказать: вчера звонил Славик, и завтра вечером он придет в гости!
Тьфу ты, ну ты, какие мы приличные, аж за двое суток о своем визите предупреждаем. Причем — не ее, а маму…
— У меня на завтрашний вечер уже есть планы, мамочка… — Инночка испытывала облегчение от отсутствия у матери интереса к бумагам у нее в руках, и визит Славика как реальную угрозу не воспринимала. В конце концов, она — взрослый человек, и в состоянии самостоятельно решить, с кем и когда ей встречаться.
— Но, Нуся, я уже сказала ему, что ты будешь очень рада его видеть!
Инночка обреченно вздохнула.
— И во сколько на нашу семью обрушится это счастье?
Выяснилось, что около шести, а с Виткой они договорились на восемь. В принципе, ничего страшного: два часа бывшего мужа можно и потерпеть. И потом, она всегда считала, что нельзя запрещать отцу видеться с сыном.
Дочитывать пришлось, по традиции, в ванне. Сашкин рассказ огорошивал — неужели мать способна перехватить и ее письма? И что теперь с этой чертовой кучей бумаги делать? Приобрести небольшой несгораемый сейф? Оттащить письма на работу или к соседке? К Тамарке? Та при всей своей общей беспардонности и безалаберности ни за какие коврижки не нарушит конфиденциальность. Разговор — это одно, вплоть до пыток, а вот письма — это святое. Хотя от одних разговоров свихнуться можно…
Инночка ощущала отчетливый приступ паранойи. В конце концов, в Генкиных письмах нет абсолютно ничего неприличного. Да, но это еще не повод публиковать их в городской вечерке…
Витка позвонил вечером. Номер домашнего телефона она ему не давала, и если бы речь шла о другом человеке, звонок ее несомненно разозлил бы… А, собственно, что тут загадочного — просто взял в бухгалтерии у Полины Георгиевны, она же отдел кадров по совместительству. Ничего умного, как сказал бы сын.
Витка спросил о самочувствии и настроении. Спросил, не поменялись ли планы на завтра. Получив подтверждение, заверил в преданности и пожелал доброй ночи.
Инночка валялась на застеленной кровати с каким-то романом. Чтиво, еще вчера признанное интересным, в голову почему-то не лезло. С мамой, конечно, придется поговорить: жить под дамокловым мечом ее любопытства просто невыносимо. Тут Инночка неожиданно вспомнила, что давным-давно, еще когда они обсуждали с мамой ее скандал с Терпилой, Капитолина Ивановна, предположив, что Инночка связалась с зэком, что-то говорила про ящик стола. Значит, знает? Или знает сам факт, а письма не читала?
Ознакомительная версия.
