Дорога в каменный лес, молча отвечает им Соня. Знаете ли вы о ней.
Мы знаем о ней. Скажи кто ты.
Соня закрывает рукой глаза и открывает нелюдям свою сущность.
Их ужасные лица скривляются, выражая страх.
Чего вы боитесь, спрашивает Соня, а внутри неё медленно разворачивается чёрный клубок.
Нелюди отчаянно пытаются убить Соню. Их безъязыкие рты открываются, издавая резкий скрежет. Ледяные бриллиантовые винты вонзаются в голову Сони, изо рта её течёт кровь, но она уже начинает говорить то, чего не знает сама. Подземный народ падает на отмель и лезет к своей норе. Ледяные винты с треском рассыпаются в снежную пыль.
Отпусти нас, хозяйка.
Каменный лес, повторяет Соня вопрос. Каменный лес.
У неё перед глазами тут же возникает поле с гниющими стогами, одинокое дерево у края стерни и брошенный трактор у дерева. Отпусти нас, хозяйка.
Соня плюёт кровью и предсмертные корчи нелюдей разрывают ей кожу на кисти правой руки, прикрывающей глаза. Наступает тишина.
Через силу двигая непослушные ноги, Соня возвращается назад, не оборачиваясь на то место, где остались трупы подземных существ. Она знает, что сейчас происходит с ними, но не хочет этого видеть. Ей очень тяжело подниматься по стенке колодца вверх, она несколько раз останавливается и отдыхает, прижавшись грудью к скобам и закрыв глаза.
Соня появляется из отверстия в стене, напротив которого сидит Таня, уже под вечер. Её лицо сковано усталостью, вода уже еле горит на дне ведёрка. Они с Таней обнимаются, прижимаясь друг к другу, и ведёрко со стуком выпадает из разжавшихся пальцев Сони.
Опустившись на металлический пол у костра, где весело жарятся наловленные Любой крысы, Соня погружается в сон, полный переплетения ветвей, между которыми плавают шаровые звёзды бледных цветов, покрытые ледяным пухом негасимого пламени.
Поздним вечером Соня и Таня отправляются в путь. Лица их колет моросящий в темноте дождь. На невидимых хуторах воют околевающие, какой от холода, какой от голода, псы. Во мраке, не освещаемом даже звёздами, Соня отчётливо видит вдали сияние, о котором говорила Лиза, похожее на свет тонкого месяца, упавшего в глубокий лесной овраг. Путницы огибают Лизино озеро и поднимаются на пологий холм, откуда можно различить полосу леса на другой стороне поля. Соня пристально всматривается в темноту и никто не знает, что она видит там.
Наконец она начинает спускаться с холма, камешки кусают её за босые ступни. Свои ботики, удобные только при хождении по твёрдым поверхностям, Соня оставила Любе, получив взамен найденную некогда Любой на свалке опасную бритву, которая теперь, аккуратно завёрнутая в тряпочку, лежит в кармане Сониной куртки. Бритва очень нравится Соне, ибо о такой бритве она всегда мечтала, с удобной пластиковой ручкой и острым лезвием, чуть покрытым ржавчиной, похожей на засохшую кровь. Такая бритва режет хорошо, оставляя своим прохладным лезвием тонкие полосы острой боли. Да, Соня предпочитает убивать быстро и жестоко. Не нужно забывать, что наставницы её, жизнь и смерть, тоже грубы, как торговки детской печенью.
Щурясь от противного дождя, девочки погружаются в лес, стирающий из памяти уходящего в него человека всякое понятие о сторонах света и расположении городов. Их лица погружаются в море сырости, впитывая запахи гниющих трав, мокрой коры и трухлявой сердцевины упавших стволов. Как маленькие феи скользят они в темноте по узкой тропинке, кружащейся среди деревьев, одинокие и отрешённые от всего мира, от которого не ждут ни помощи, ни жалости, ни любви.
Белёсое сияние расцветает впереди, как осколок далёкого рассвета, и Соня ощущает благоговейный трепет, смешанный с холодной дрожью страха, приближаясь к талисману. Она даже не пытается представить себе, каков он, и что она будет с ним делать, когда найдёт, она просто решает увидеть его и может быть исчезнуть навсегда. Прикоснуться влажной поверхностью глаз к этому чистому свету, почувствовать, как прозрачное пламя свободы начинает ласково лизать твоё сердце. Ах, никто не может знать, как прекрасно будущее, которое наверно никогда не настанет… И ещё Соня думает о страже. Об огромном всаднике на чёрном коне. О красной звезде, горящей на его будёновке. О безжалостном взгляде вечных глаз. Об огненной сабле, рассекающей надвое ночные миры.
Соня останавливает Таню прикосновением руки. Она видит впереди маленькую полянку с растущим посередине деревом. В его кроне светится призрачный фонарь.
Соня осторожно вдыхает осенний воздух и пристально вслушивается в шорох дождя. Откуда-то ползёт слабый запах мертвечины. Наверное, лесная мышь подохла в своей норке. А может, он уже здесь? Соня сохраняет неподвижность. Капли дождя стекают по её лицу, как капли холодного пота. Прижавшись к древесному стволу, Соня будто сливается с ним, превращаясь в лесного жителя, чувствует движение червей в глубине почв, дыхание белки, свернувшейся в дупле, стук капель по веткам, шипящее гниение размокающей опавшей листвы. Но ничего больше. И всё же что-то тревожит её. Она надавливает ладонью на плечо Тани, и та садится на колени в траву. Тогда Соня медленно крадётся к дереву, выбирая каждый шаг. На полпути она снова останавливается, потому что запах внезапно становится резким. Слишком много для мыши. Соня тщательно сканирует глазами кусты, откуда вытекает запах. И наконец она видит.
— Стой, — тихо произносит сиплый голос, как только Соня отводит ногу назад. — Руки вверх. Пристрелю.
Две тени поднимаются из кустов. Теперь Соня отчётливо слышит их тяжёлое дыхание. Значит, раньше они не дышали. Она покорно поднимает руки.
— Вперёд, — приказывает тот же голос. Соня идёт вперёд, выбираясь на поляну. Она слышит, как один следует за ней. Его шаги почти бесшумны. Потом за её спиной раздаётся резкий шорох, там где осталась Таня. Выстрел разрывает тишине рот. Второй бьёт её в глаза. Третий и четвёртый наполняют её сочащейся из дёсен солоноватой кровью. Второй враг, стоящий ещё там, среди кустов, ругается матом. В спину Сони утыкается дуло обреза.
— Кто был с тобой? — спрашивает сиплый голос.
— Подружка.
— Что делали в лесу?
— Заблудились. Думали угол срезать, — врёт Соня.
— Куртку снимай.
Соня снимает куртку.
— Повернись лицом.
Соня поворачивается лицом. Перед нею стоит заросший бородой и путаными волосами коренастый мужчина с обрезом в руках. Он одет в подёртый солдатский ватник и армейскую ушанку со звёздочкой. По вони Соня понимает, что дело худо. Второй мужчина, одетый в бурый плащ, выходит из кустов. В руке у него пистолет.
— Ушла, сволочь, — говорит он. Голос у него не такой сиплый, лицо щетинистое, одутловатое, и ростом он повыше первого. — Ух ты, какая ляля. Давай её, Сова, тут, у дуба, без суда. В затылок.
— Заткнись. Вона пень стоит, иди стрельни, коли такая охота. А эту гадину судить надо.
— Ну за что её, Сова, судить? Она ж малолетняя. Какой с неё спрос? Хлоп в затылок и готово. Только мозги и прыснут.
— Малолетняя? Я в её годы уже на заводе работал, — зло хрипит бородатый. — А она врагу продалась.
— Так что её, в логово тащить?
— До уговоренного места доведём, а там видно будет.
Высокий с досадой харкает в траву.
— Тогда пошли, мать твою. А то сейчас вторая сюда полицаев наведёт.
Бородатый больно заворачивает Соне руки за спину и связывает их ремнём. Они отправляются в путь. Впереди идёт высокий, за ним — пленная Соня, за ней — бородатый, время от времени подталкивающий Соню дулом обреза. Сверху не переставая сыпется дождь, и Соня плачет одними слезами от усталого бессилия перед судьбой.
Время для них окончилось солнечным летним утром полвека назад. Их было одиннадцать, партизанили они уже два месяца, но на их счету было только двое убитых в лесу полицаев и погибший в перестрелке солдат немецкой карательной бригады. Их окружили у лесного ручья, где они устроили стоянку, немцев было много, а патронов почти совсем не было. Восемь из них пали на месте боя, троих ранеными взяли в плен. Пленных повесили на окраине неизвестной им деревни с табличками на груди, а убитых положили у их ног в ряд, после чего они с вонью гнили два жарких летних дня, пока оккупационная санитарная комиссия не признала дальнейшее устрашение деревенского населения нецелесообразным. Тогда их свалили на телегу и закопали в канаве, вырытой деревенскими жителями в лесу у болота.
Новая власть провела операцию со свойственной ей скрупулёзностью, за единственным исключением: место, выбранное для захоронения, было паршивым. О нём издавна шла по округе недобрая слава, что теряются там дети и живёт всякая болотная нечисть. Прошло семь месяцев, и заснеженной февральской ночью одиннадцать партизан выбрались из могилы и сквозь летящий снег снова увидели чёрное небо над головой. Немцев нигде не было, они ушли ещё осенью, но мёртвые партизаны не смогли в это поверить и посчитали, что враг установил твёрдую власть и увёл солдат дальше на восток. В пропагандистских целях фашисты даже позволили мирным жителям вывесить красные знамёна, но все заводы работали теперь на Германию, дети учили немецкий язык, и никто не помышлял о сопротивлении. Только одиннадцать партизан героически продолжали войну с ненавистными оккупантами.
