Франция и Англия, с которой сойдется уже Николай II, – это была приличная компания. Почти Шенген или Евросоюз. Даже при том, что кончилось все Антантой, а Антанта – это война.
Что ж, Витте поработал на славу. ВВП рос как на дрожжах, протяженность железнодорожных путей выросла вдвое, нефть наша уже тогда наводнила Европу (на полную мощность работали промыслы в Баку). Россия была сыта, по своему обыкновению – пьяна, нос у нее был в табаке и нахально задран от всегдашнего третьеримского самомнения.
Но в эту бочку меда Александр (или его окружение) упорно подливали ложки дегтя: ложечку за ложечкой. Не стоило Александру демонстрировать свою ксенофобию по отношению к Польше и Финляндии. Да и к немцам тоже, совсем уж бывшим ни при чем. Он же был хорошо воспитан. Представляют ему генералов, и все почти с приставкой «фон». Ну и слава Богу: генералы все ученые, отменные, грамотные, аристократы. И вдруг, наконец, какой-то Козлов. Зачем же было кричать это самое «наконец!»?
Финляндии постоянно пеняли на то, что Россия ей мирволит куда больше Швеции, даже валюту свою разрешила (Швеция и впрямь к Финляндии была строга). И население Финляндия удвоила, оказавшись в Империи, и доход. Так что попросили их перейти на русское делопроизводство и частично на русский язык. А также денег побольше вносить на военные нужды (а зачем финнам были наши военные нужды: они же Кавказом и Средней Азией не владели, не удерживали, смысла в том не видели, и брать с них «имперскую десятину» едва ли было разумно). Конечно, все это не советско-финская война насмерть, когда речь уже идет о выживании маленького этноса. Но зарубочку в александровское царствование финны себе сделали: с Россией вместе жить нельзя. И вовремя спрыгнули с поезда, когда российский локомотив увяз в Октябрьском перевороте и Гражданской войне.
Но то, что делал Александр с Польшей, вообще ни в какие ворота не лезло. «Русификация» – это слишком мягко сказано. Досталось немножечко лингвистического «колониализма» и Прибалтике, но там немецкая элита говорила на одном языке (в Латвии и Эстонии), а крестьяне на другом. А вот в Польше дошло до советского уровня запретов: русский язык вместо польского в польских гимназиях и в университетах, на вывесках и меню ресторанов; гонения на униатов там, где они соприкасались с православными; и даже ущемления прав католиков.
Что должны были делать поляки? Внутренне «уйти в леса»? Они и ушли. Можно сказать, что они еще и сегодня не вышли из этого леса, потому что такое надругательство над народом не забывается. Тем более что Ленин, Сталин, Брежнев и даже Горбачев еще увеличили счет. Не говоря уж об Андропове, который и здесь отличился, не только в Венгрии.
Да, страна медленно, но богатела, да, она эволюционировала экономически. Люди были сыты, но интеллигенция (и не только левая, но и будущие кадеты) никогда не меняет на чечевичную похлебку свое первородство: право обличать власть и крушить свой мир и покой, дабы добиться свободы. Даже если обломки крушения ее же и задавят. Симпатичный и мягкий молодчинище Александр, которого искренне (и даже заслуженно) любили подданные, сделал несколько ужасных вещей, которые кажутся пустяками, но которые отзовутся крушением царства. Во-первых, конституционный (скажем так: предпарламентский) проект Александра Освободителя, детище М. Лорис-Меликова, был выброшен в корзинку для бумаг. «Не уступать, не показывать слабости, не сдавать госпозиций» – какая это была тщета! 29 апреля (не только перестройки начинаются в апреле, но и реакция) 1881 года был обнародован проект, он же и Манифест, и воплотить его как раз воплотили, так что этот проект удался сполна: «О незыблемости самодержавия». Цель: «Утверждать и охранять» (эту самую власть) «для блага народного от всяких на нее поползновений». Во-вторых, 14 августа к этому присоединится «Распоряжение о мерах к охранению государственного порядка». Не угодно ли: любую местность объявлять на военном положении даже без войны, а там предавать граждан инакомыслящих военному суду или ссылать черт знает куда на 5 лет без суда (и это действовало: сколько интеллигентов было без суда сослано!). Можно было еще закрывать органы печати, приостанавливать работу земств и городских дум, а также учебных заведений. Распоряжение было издано на 3 года, но потом железно возобновлялось вплоть до 1917-го. Положим, больше всего доставалось левым экстремистам, но могли сослать и за неугодные лекции, и за «партийные» спектакли, и за «нелегальщину». Это был чистый, хрустальный произвол, немыслимый в Европе. Под него подпали в свое время и Милюков, и Куприн, да и все «подписанты» Выборгского манифеста, севшие на год. Конечно, это ничто в сравнении с ГУЛАГом, но и терпеть такое гражданин без ропота не может.
30 апреля 1881 года, после «самодержавного» Манифеста, уходит в отставку очень приличный человек, которому не нашлось места в России: Лорис-Меликов. И в эмиграцию до конца жизни. Под тайный надзор полиции. (Глупо, мелко, нелепо.) А ведь будет и третье, и четвертое. Идеологами режима становятся К. Победоносцев (помните Блока: «Победоносцев над Россией простер совиные крыла») и М. Катков, журналист, страшно похожий на нашего М. Леонтьева. Самодержавие в квадрате, православие в кубе, народность в четвертой степени. Министры Александра II увольняются или уходят в отставку, бал правит реакционер Д.А. Толстой. А для Победоносцева земство и суд присяжных – не что иное, как «говорильня». Вот и ставят над земством назначаемых «земских начальников», таких жандармов без формы. А печать, Господи! «Отечественные записки» Салтыкова-Щедрина закрывают. И ведь это не «Искра»! Закрывают газеты «Дело», «Голос», «Земство», «Страна», «Московский телеграф».
«Какая сегодня погода в Империи? Гражданские сумерки». Что мог сделать Щедрин? У него даже не было возможности митинг собрать и свое кресло в кадр поставить. Митинг состоится в феврале 1917 года, и на него даже придет брат царя Михаил. С красным бантиком.
А циркуляр 1882 года? О том, чтобы не принимать в гимназии «кухаркиных детей», детей низших сословий. Ведь раньше земство старалось выучить всех способных крестьян, средства у меценатов собирало.
А процентная норма для евреев? А отмена университетских вольностей? Ведь в 1884 году будет отменена выборность ректора и деканов. Женские высшие курсы прикроют почти все. Самодержавие, православие, идиотизм.
А надо ли было вешать глупых, наивных, имевших дурные примеры в недавней истории студентов: Андреюшкина, Генералова, Новорусского, А. Ульянова? Ведь они хоть и хотели «покуситься» на царя, но даже близко не смогли подойти. Они явно не ведали, что творили. И надо ли было будить разрушительную силу, дремавшую во Владимире Ульянове, вендетта которого стоила жизни 60 миллионам? Да, были пряники, но был и кнут. Не ест интеллигенция пряники, когда засекают печать и право на образование, земства и надежду на реформы. Пряник встает поперек горла. Если не слушают либералов, за ними приходят бомбисты. Если гасят скромную лампу, то интеллигенция бросает факел в свой же кабинет. Не образованцы, интеллигенты: Салтыков-Щедрин, Чехов, Леонид Андреев, Гаршин, Милюков, Мережковский, Николай Гумилев. У Никиты Михалкова есть фильм об этой эпохе, «Сибирский цирюльник». И это там не китч: такая эпоха была.
Царь, как в русской сказке: красивый, могучий, сильный, державный. Искренне обожаемый юнкерами (будущему диссиденту Куприну можно верить), солдатами, народом. Гимназистки румяные, калачи, масленичные блины, икра ушатами, моченые яблоки с развесистой красной клюквой. Сусальное золото икон, ярмарки, пасхальный звон. Суриков плюс Кустодиев и немножко Васнецов.
Но по углам мстительно сидели обиженные аутсайдеры в очках, пледах, крылатках, среди книжных золотых корешков.
И что бы они в своих памфлетах, печатавшихся за границей, ни писали, слова неизменно складывались в одну фразу: «Мене, такел, фарес».
Александр III не готовился в монархи, и никогда бы ему не царствовать, если бы не неожиданная смерть старшего брата Николая, на невесте которого он женился. Может быть, поэтому он был так скромен? А Николая II готовили специально и, кажется, переусердствовали. По крайней мере в ответ на вопрос опросчика о должности (как раз в России проходила первая более или менее современная перепись) из уст Николая прозвучала очень нескромная фраза, объяснимая только его несовременностью и длительностью игры в принца из сказочного королевства: «Хозяин земли русской». Уверена, что Александр III ничего такого бы не сказал: он был реалистом и в сказки не верил. К тому же он повоевал, в ту самую русско-турецкую, куда его брали как скромного и распорядительного командира. Если папа, идеалист и реформатор, еще верил в славянское братство, в болгарских братушек (которые в обеих мировых войнах воевали на немецкой стороне), в то, что сербы страждут под турецким игом (а им там все же неплохо жилось, и ни болгары, ни сербы свои лбы не подставляли, а хотели воевать русскими руками и русскими штыками), то сын знал цену этим мифам и этому «славянскому» Агитпропу. Скобелев («белый генерал»), османское иго – все это было таким же враньем, как выполнение «интернационального» долга в Афгане или «контртеррористическая» операция в Чечне. Поэтому Александр III не полез ни в одну войну. При нем Россия просто жила, и тихо эволюционировала, и богатела, без блеска и треска. А вот Николай II был «шпаком», штатским. Да еще романтиком. Александр III не полез бы ни в японские дела, ни в немецкие.