Не переставая обцеловывать хозяйку квартиры и шептать ей на уши ласковые слова, Дока довел ее до того момента, когда она невольно стала сама приподнимать и опускать зад, напрашиваясь на глубокие поцелуи головкой его члена еще и ее входа во влагалище. Он опустил конец пониже, нащупал распустившееся бутоном малых половых губ горячее отверстие, погрузил шляпку вовнутрь и медленно вытащил ее обратно. Женщина потянулась за нею как ребенок за конфетой, чувство тревоги испарилось из нее, осталось лишь желание использовать подарок судьбы на полную катушку. Она обвила руками партера за шею, впилась губами в его губы, вместо застоявшихся соков наполняя их соками страсти. Кончиком языка он успел провести по их краям, окаймленным твердой полоской, говорящей о том, что обладательница больших прекрасных губ является натурой страстной. Затем прикусил как бы пушистую мочку уха, обсасывая нежную кожицу, слегка потерзал ее зубами, заставив партнершу еще плотнее прильнуть к нему. Было приятно ощущать наличие тонкой талии, переходящей в плавные овалы бедер, было приятно наслаждаться прикосновениями шелковистой кожи к своим ногам, удовольствия доставлял и точечный массаж по обнаженным местам тела пульсирующего мышцами поджарого ее живота. Придержав желания, Дока рывком расстегнул пуговицы на рубашке и вместе майкой отбросил ее подальше, помог подружке избавиться от ночнушки — все–таки это была выполнявшая роль пусть тончайшей прослойки но материя. Теперь они были обнаженными, они ощущали, как проникли друг в друга выдавленные страстью на поверхность их тел чувства, как принялись смешиваться в сумасшедший коктейль, от которого невольно закружились головы, а плоти пронизались амурными стрелами. Казалось, вокруг образовалось живое облако из знойного томления, обещавшего высосать из них все соки, оставив на полу обтянутые сморщенной кожей два скелета, и если бы кто надумал сунуть в это облако хотя бы палец, он тоже пропал бы в огненнном вихре неземной страсти. Дока уже не осознавал, сколько времени он владеет партнершей, он давно вошел головкой члена в желанное влагалище и без перерыва нагнетал атмосферы чувств, испытывая райские наслаждения. Скорее всего, он проделывал движения машинально, как приказывала ему породившая его матушка природа. И если учесть, что так было на самом деле, то все вокруг действительно возникло от неистовой любви всего ко всему, от которой отказаться было невозможно и которая притягивала к себе беспрекословно, как смерть в конце жизненного пути. Но как и молчаливо ждущая своего часа смерть, любовь объявлялась природой вне закона.
Это продолжалось до того момента, пока Дока не почувствовал, что кончить в очередной раз ему уже не придется. Как только в паху возникал очередной позыв к семяизвержению, яички отзывались болезненными сокращениями, притягивая мошонку чуть ли не к самой промежности Пот давно иссяк, от него остались лишь соленые дорожки. Партнерша под ним рыскала сухими губами по его лицу в поисках влажного места, дыхание у нее было горячим и прерывистым, под правой грудью суматошно колотилось сердце. Чтобы облегчить ей существование, Дока отвалился на сторону, повлек ее за собой, она благодарно царапнула его заострившимся носом по щеке и уронила голову на палас.
Так они пролежали до того момента, пока не стали замерзать, а за стенами не послышался стук вагонных колес. Редкий в этих краях поезд неторопливо въехал на станцию, заскрипев тормозами, остановился.
— Товарняк? — задавая вопрос как бы самому себе, спросил Дока, спросил потому, что где–то на задворках разума болталась мысль о прапорщике. Она не была назойливой, не помешала заниматься и любовью, но она существовала всегда.
— Пассажирский… странно, почему он решил затормозить, — отрешенно отозвалась молодая женщина. — Наверное кто–то сорвал стоп–кран или машинист высадил знакомых.
— Не может одним из них оказаться твой муж?
Она долго не отвечала, сопя в подсунутую под щеку руку, затем шевельнула бедрами, успевшими приклеиться к его животу и все так–же равнодушно сказала:
— Бывает, что он тоже просит машинистов притормозить на нашей станции, и они идут ему навстречу, — женщина облизала губы, она по прежнему была опустошенной до нежелания пошевелиться, — А, все равно, я давно хочу уехать из этого медвежьего угла. Изо дня в день одно и то же, а мне хочется успеть добиться чего–то весомого. Ведь бег времени остановить невозможно.
— Если у тебя нет любви к мужу, то это твое право, — Дока приподнялся на локте.
— А у кого она есть, эта любовь? Я не какая–нибудь Юнона, чтобы всю жизнь прождать возлюбленного Авоську, обходясь без мужского тепла. Если мой уезжает, то на полмесяца сразу.
— Но зачем тебе скандалы на всю округу, когда все можно сделать по тихому.
На всякий случай он уже вознамерился подняться, ощущая, что сил хватит только на то, чтобы натянуть штаны, все последующие действия приходилось доверить прихоти судьбы.
— Я тебя предупреждала, что муж должен скоро вернуться, — партнерша улыбнулась и открыто посмотрела на него веселыми глазами. — Но я тебя уважаю, ты дал мне тот самый толчок, после которого жизнь моя обязана пойти по другому.
В этот момент в дверь постучали, Дока выпучил глаза на хозяйку квартиры, он ожидал чего угодно, только почему–то не этого неожиданного стука. Ко всему он был уверен, что в армии до сих пор соблюдается железная дисциплина. Но партнерша видимо привыкла к незапланированным приходам супруга, это стало видно по тому, как вильнула она глазами к лишь слегка прикрытой ставне на окне. Подобрав ноги под себя, женщина машинально поджала колени, бросила руку к ночнушке.
— Мне убираться? — спросил он, нащупывая одежду и холодея от мысли, что пока вывернет рукава со штанинами, да пока облачится в пальто, дверь могут снести с петель.
— Я же сказала, что мне все равно, быстрее получу развод, — без каких–либо интонаций в голосе проговорила она. — Но учти, мой прапорщик не только не робкого десятка, он еще покрупнее тебя.
— К чему клонишь, милая? — стараясь казаться спокойным, переспросил Дока.
— К тому, что он служил в небесных войсках, а вы с другом, как я понимаю, в приземленных.
— Все–то ты знаешь, только заранее не делишься.
— Еще чего…
Снаружи настойчиво требовали отворить дверь, стуки крепчали, обещая насторожить весь дом. Чертыхнувшись, Дока быстро оделся, подхватив пальто, сунулся к окну и замер возле него, остановленный по прежнему спокойным голосом:
— Не спеши, сначала я спрошу, кого среди ночи черти принесли, — накидывая на себя халат, с усмешкой просветила подружка. — Если это мой, он может по улице пробежаться до окна, и тогда вам точно не разойтись, а если кто из соседей — останешься до утра.
— А утром как?
— На Краснодар будет проходить товарняк, я машинисту маяк подам. А сейчас скройся в спальне, только потихоньку, чтобы дочку не разбудить.
Держа пальто в руках, Дока прошел за ширму над входом в другую комнату, затаился в широких складках материи. Он отчетливо слышал, как хозяйка квартиры нарочито сонно спросила, кто стучится, как повернула ключ в замке и впустила кого–то в коридор. Сердце его заработало с перебоями, он похлопал по карманам в надежде найти что–то на случай самообороны, но кроме ключей от собственного жилья там ничего не оказалось. Тогда он огляделся вокруг, в свете бледноватых лучей луны увидел узкую железную кровать с откинутым одеялом. Рядом с ней стояла низкая деревянная с высокими спинками и боковинами, в которой посапывало неразличимое существо, наверное в ней спала дочка партнерши по сексу. В одном из углов темнел какой–то предмет, похожий на ручку от швабры или на шланг от пылесоса. За грудиной немного полегчало, все–таки в первые моменты натиска противника отмахнуться от него имелось чем. А что без драки дело не обойдется, он был уверен на сто процентов, потому что сам принадлежал к породе ревнивцев. Между тем, в коридоре продолжали не говорить, а тихо шептаться, одновременно шаркая по полу обувкой, Дока начал догадываться, что пришел кто–то из населявших дом жильцов. Вскоре громкий возглас выдал в неизвестном женщину, а еще через минуту поздняя гостья вознамерилась заглянуть сразу и в горницу, и в спальню.
— Туда не надо, — преградила ей в последний момент дорогу хозяйка квартиры. — Ты же знаешь, как трудно будет дочку потом уложить снова.
— У самой такой–же, — с неохотой согласилась посетительница, прошла к выходу. — Значит, к тебе в окно никто не стучался?
— Что ты! — заверила подружка, убедила. — Я бы не отозвалась, в первый раз, что–ли, гвоздят, кобели проклятые.
— Раскраснелась ты… со сна–то. Ну ладно, видно за самогоном приходили, да углами обознались — бабка Стерха с другого бока живет. Извини, если что не так, а то слышу говор со стонами, думаю, как бы мою соседку не придушили, варнаков сейчас развелось — пруд пруди.
