Председатель месткома Поллак вышел на трибуну, чтобы отчитаться за два года работы. Зал встретил его аплодисментами, он пользовался большой популярностью.
Отчет месткома произвел впечатление. Председатель обошелся громких фраз, доклад был сделан по-деловому. Все мы, слушая его, испытывали как бы личное удовлетворение.
Два года – срок и долгий и короткий. За это время открыли врачебные и зубоврачебные кабинеты для работников треста. Все до единого ребятишки побывали в летних лагерях. Рабочее общежитие, в недавнем прошлом настоящий притон, стало образцовым. В области повышения квалификации тоже было чем похвастаться. Семь человек рабочих учились в строительном техникуме, и местком следил за их успехами в учебе. Многие занимались в вечерних школах.
Конечно, были и недостатки, Особенно в области техники безопасности. Да и условия работы в строительстве по-прежнему оставляли желать лучшего.
Но некоторые цифры, приводимые Поллаком, были грандиозны. Полностью механизирован вертикальный транспорт. Кроме того, механизированы шестьдесят процентов горизонтального транспорта и восемьдесят процентов земляных работ. Это кое-что значило.
Я внимательно слушала отчетный доклад. Это было сопоставление теории с практикой, которое время от времени необходимо делать. Когда итоги положительны, жить становится легче. Убеждаешься в правильности решений ЦК, несмотря на то, что они излагаются зачастую малопонятным, напыщенным языком и что их не всегда правильно претворяют в жизнь.
Слова Поллака о задачах, которые стоят перед производством, и о необходимости увеличения производительности труда прозвучали убедительно. Ему не пришлось цитировать классиков марксизма. Достаточно было сказать, что конкретные социальные достижения требуют усилий всего коллектива. Это понимал каждый.
В перерыве ко мне подошел начальник производственного отдела и спросил шепотом:
– Вы будете голосовать за Поллака?
– Конечно!
– Не советую. Им недовольны. На последнем партийном бюро его сильно критиковали.
– Это меня не интересует. Я сама выдвину его кандидатуру, если этого не сделает до меня кто-нибудь другой.
Кандидатуру Поллака выдвинули, и, хотя один из членов бюро долго рассказывал собранию о необыкновенных достоинствах какого-то нового сотрудника, подавляющее большинство голосов получил Поллак.
В декабре, несмотря на морозы, нам всем было жарко. Мы сдавали пятнадцатого один дом, а двадцатого – другой. С октября я аккуратно посещала занятия в училище, там у меня уже были друзья.
– Скорей бы рождество, можно будет, наконец, как следует отоспаться. А вообще-то я праздники не люблю, – сказала я Мендрасу.
Он был удивлен.
– А я всегда жду праздников с нетерпением. Обычно езжу к родителям, под Тымборг. Старик у меня еще крепкий, как приеду – осмотрит меня со всех сторон: не изменился ли, не подрос ли часом, а потом подтолкнет к матери. И пахнет у нас дома так, что я на краю света этот запах узнаю. И снега всегда много. Одно только там не по мне – пьют много. И отказаться нельзя, скажут, зазнался. Нет, как хотите, я праздники люблю.
Пришел Збышек, вроде бы за ключом от моего мотоцикла. Но уже раздеваясь, забыл про ключ. Вначале он казался сердитым и немного смущенным, но постепенно отошел.
– Как у тебя дела в училище?
– Вчера я из-за этого училища заснула в трамвае. Мне ведь не привыкать к вечерним занятиям, но, очевидно, я теперь не в форме, все время смертельно хочется спать.
Он посмотрел на меня ласково и озабоченно:
– Может быть, тебе это все-таки не под силу?
– Ничего, я крепкая, выдержу. Вот отдохну в праздники и как-нибудь…
Бабушка предложила нам поесть сырой колбасы с соусом собственного изготовления.
– От такого угощения даже умирающий не откажется, – с восторгом согласился Збышек.
Уплетая колбасу, он принялся расспрашивать меня, встречаюсь ли я еще с тем типом, который… ну, словом, я знаю.
– Все мои знакомые – приличные люди. Единственный среди них «тип» – это ты, а с тобой, как тебе известно, меня ничто не связывает. И кроме того… не твоя ли это любимая поговорка: много будешь знать, рано состаришься?
– Один – ноль в твою пользу. Я больше ни о чем не спрашиваю.
До праздников оставалось всего несколько дней.
– Скоро свадьба Магдзяжа. Всем очень интересно увидеть, наконец, вашего жениха.
– Моего жениха? – я остолбенела. – А при чем тут жених? Какое он имеет отношение к свадьбе?
– Таков обычай, жениха надо привезти, иначе будет обида.
– Да где мне его взять? У меня нет жениха! – Я все еще надеялась, что Мендрас шутит.
– Ну конечно! Кто вам поверит! Вы же не урод. Да я бы не знал, что и подумать, если бы у вас не было жениха…
Я была готова поклясться, но поняла, что это бесполезно, и только сказала:
– Ну и задали вы мне задачу.
Мама, к неудовольствию бабушки, появлялась у нас очень редко; но теперь пришла перед самыми праздниками сообщить, что уезжает в Вислу.
– Никто тебя здесь не держит. – Бабушка всерьез рассердилась. – Мы прекрасно обойдемся без тебя.
– У меня к тебе дело, Катажина, – сказала мама. – Ты ведь на балы не ходишь. Дай мне свое платье, то, что ты купила в комиссионном, знаешь, черное, вышитое бисером. В Висле сестра Стефана перешьет его для меня, и денег не будет стоить.
– Не смей! – крикнула бабка. – Катажина идет на новогодний бал, и платье нужно ей самой. Приходил Збышек, я забыла тебе сказать, Катажина. Просил, чтобы ты решила насчет Нового года, он хочет заказать билеты.
Мама ушла слегка обиженная. Бабушка сопела от удовольствия.
– Вот вправила ей мозги. Ничего, это ей на пользу.
Збышек, действительно, зашел еще раз по поводу Нового года.
– Скажи, какой подвох ты мне готовишь на этот раз?
– Честное слово, никакого.
– Подожди, давай заключим с тобой соглашение! Один плотник с моей стройки в крещение женится и пригласил меня на свадьбу. Я согласилась приехать, потому что это действительно хорошие, милые люди. А теперь они говорят, что я должна привезти с собой жениха… Ты только не смейся, не смейся! Пожертвуешь собой на один день? Я могла бы попросить одного знакомого врача, того самого, ты знаешь… Но он в меня немножко влюблен и еще подумает бог весть что.
– Поеду с превеликим удовольствием. И буду идеалом жениха, тебе позавидуют все замужние женщины и девицы. Увидишь, на что я способен.
– Прекрасно. Тогда я пойду с тобой встречать Новый год, и мы будем квиты.
– Вот как! Благодарю покорно! Своего обещания я назад не беру, но что касается Нового года, то спасибо. Ты забываешь, что теперь, после войны, на каждого мужчину приходится по десять женщин.
– И ты здесь со мной теряешь время? Беги скорее! Когда пойдешь с теми девятью, сообщи, я с удовольствием на вас погляжу.
Он снова ушел такой расстроенный, что даже не попрощался.
Праздники в этом году прошли тихо и спокойно. В первый день я навестила бабушку Дубинскую, на второй – пошла с бабушкой Войтковской в гости к Баранским.
Разговоры за праздничным столом всегда приводили меня в уныние. На столе горы снеди, все жуют и предаются воспоминаниям о счастливом довоенном времени. От молодежи требуют, чтобы она помнила людей, умерших пятьдесят лет назад. И еще любимый «конек» пана Баранского – новая стоимость денег. Сравнивали цены на все, начиная с соли и кончая автомобилями.
Я смирно сидела на кушетке и слушала. Збышек подсел ко мне, но тоже молчал. Мы взглянули друг на друга раз, другой, мне хотелось узнать, сердится ли он еще на меня, – взглянули еще раз и оба улыбнулись.
– Как это ты не сбежал? – спросила я примирительным тоном.
– Очень хотелось, но мой старик стал такой агрессивный, что лучше его не злить. Тем более что у него с сердцем неважно. Знаешь, я тебе скажу по секрету одну вещь. Он велел маме испечь на праздник ореховый торт. Мама удивилась, так как он его никогда в рот не берет, но отец заявил, что торт должен быть непременно, потому что ты его любишь. Запомни это и постарайся съесть хотя бы два кусочка. Доставишь ему удовольствие.
Я поверила, послушно взяла второй кусок, но по тому, как у Збышека сверкнули глаза, поняла, что он меня обманул. Поэтому, когда он, включив в соседней комнате радиолу, пригласил меня танцевать, я отказалась. Збышек пожаловался отцу:
– Вот, папа, посмотри сам: музыка играет, танцор ждет, а девушка не хочет.
– Потому что ты приглашать не умеешь, – ответил отец и сам пошел танцевать со мной.
Бабушка боялась поздно возвращаться, и мы собрались домой. Збышек, который пошел нас проводить, как он выразился, по долгу службы, не попрощался у подъезда, а поднялся с нами наверх, разделся и, когда мы уже вошли в комнату, спросил:
– Почему ты не хотела со мной танцевать, Катажина? – В голосе у него снова прозвучали непонятные нежные нотки.
