— Могла бы уж тебе помочь. После всего, что ты для нее и для нас всех делала!
Ирис вздохнула с видом невинной жертвы.
— Знаешь, чем больше помогаешь людям, тем меньше благодарности они к тебе испытывают.
— Куда поедем за покупками?
— Не знаю. В «Прада»? В «Миу»? В «Колетт»?
— А ты можешь точно сформулировать, чего тебе хочется?
— Я снимаюсь для журнала «Гала» во вторник, и мне бы хотелось выглядеть богемной рванью и вместе с тем шикарной, стильной.
Гортензия подумала и объявила:
— Поехали в «Галери Лафайет». У них целый этаж работ молодых дизайнеров. Я там часто бываю. Довольно интересно. А можно я тоже приду на фотосессию во вторник? Кто знает, вдруг познакомлюсь с модными журналистами…
— О чем речь, конечно!
— А можно я возьму с собой Гэри? Он тогда привезет и отвезет меня на скутере.
— Хорошо. Внесу ваши имена в список при входе.
Вечером Гортензия вернулась домой, нагруженная пакетами с одежками, которые купила ей тетка в качестве компенсации за потраченное время, и спросила мать, почему же та не хочет помочь Ирис.
— Она так много помогала нам последние годы.
— Это не твое дело, Гортензия. Это наши с Ирис проблемы.
— Ну знаешь, мам… Могла бы хоть раз ее отблагодарить…
— Повторяю, тебя это не касается. Идите за стол. Позови Гэри и Зоэ.
Больше они этой темы не касались. После ужина все пошли спать. Гортензию удивила твердость в голосе матери. Она ее запросто осадила, да так уверенно… Мирно, без крика, но очень даже авторитетно. «Это что-то новенькое», — подумала Гортензия, раздеваясь перед сном. Когда она развешивала в шкафу свои новые наряды, зазвонил мобильник. Она легла на кровать и ответила по-английски, да таким томным, воркующим голосом, что Зоэ, которая возилась с пижамой, пытаясь ее напялить, не расстегивая пуговиц, мигом насторожилась.
Как только Гортензия договорила и положила телефон на столик у изголовья, Зоэ набросилась на нее с вопросами:
— Это кто был? Англичанин?
— Никогда не угадаешь, — сказала Гортензия, потягиваясь на кровати в какой-то новой, неизъяснимой неге.
Зоэ смотрела на нее, раскрыв рот.
— Расскажи! Ну я никому ни словечка! Клянусь!
— Нет. Ты мала еще, расколешься.
— А если ты мне скажешь, я открою тебе жуткий секрет! Настоящий взрослый секрет!
Гортензия смотрела на сестру. Вид у той был очень серьезный, она смотрела перед собой, не мигая, словно загипнотизированная серьезностью тайны.
— Настоящий секрет, не какой-нибудь трехгрошовый?
— Настоящий…
— Это был Мик Джаггер…
— Певец? Который из «Роллинг Стоунз»?
— Я познакомилась с ним на Мюстике, и мы… ну, так скажем, понравились друг другу.
— Но он старый, мелкий, тощий, весь морщинистый, и рот у него такой огромный…
— А мне нравится! Даже очень сильно нравится!
— Ты с ним еще собираешься увидеться?
— Не знаю. Мы разговариваем по телефону. Часто…
— А тот, другой, который все время звонит, когда я сплю?
— Шаваль? Я дала ему отставку. Липучка. Рыдал у меня на коленях, всю обслюнявил. Вот тупица!
— Вау! — восхищенно протянула Зоэ. — Меняешь их как перчатки.
— В жизни все время приходится что-то менять, выбирать лучшее, не стоит хранить то, что неинтересно и бесполезно. Иначе будешь терять время зря… Ну, выкладывай свой секрет.
Она высокомерно поджала губы, словно секрет сестрички и в подметки не годился Мику Джаггеру.
— Я расскажу… Но обещай никому не говорить.
— Обещаю, клянусь!
Гортензия подняла руку и плюнула на пол.
— Я знаю, почему мама не хочет помочь Ирис писать новую книгу…
Гортензия удивленно приподняла бровь.
— Ты знаешь почему?
— Да, знаю.
Зоэ почувствовала себя важной и значительной. Ей захотелось потянуть время.
— Но откуда ты знаешь?
Не в силах устоять перед удивленным и ласковым тоном сестры, она оставила сопротивление и выложила всю историю про секретное убежище в шкафу и подслушанный разговор.
— Филипп говорил какому-то господину, что это мама написала книгу…
— Ты уверена?
— Да…
— Значит, — заключила Гортензия, — поэтому Ирис так упрашивает маму. Ей не надо, чтобы мама помогла писать, ей надо, чтобы мама сама за нее написала!
— Потому что первую она никогда и не писала. Это все мама. Мама-то у нас крутая, суперкрутая!
— Теперь я начинаю понимать… Спасибо, Заинька!
Зоэ сморщилась от удовольствия и метнула преданный, обожающий взгляд на сестру. Она назвала ее Заинькой! Такое случалось нечасто. Обычно она ее обижала, толкала, ни в грош не ставила. А сегодня вечером наконец приняла маленькую сестричку всерьез. Зоэ легла и закрыла глазки, улыбаясь в полусне.
— Как же я люблю тебя, Гортензия, когда ты такая…
— Спи, Заинька, спи…
Гортензия не спала: лежала и думала. Жизнь — увлекательная штука. Мик Джаггер названивает по телефону, мать оказывается знаменитой писательницей, тетя не может шагу без нее ступить, деньги скоро польются рекой… В конце года она сдает выпускные экзамены. Нужно заручиться поддержкой, чтобы поступить в какую-нибудь крутую школу дизайна. В Париже или в Лондоне. Она все выяснила. Она хорошо подумает и выберет. Нужно учиться, чтобы преуспеть. Ни от кого не зависеть. Быть обаятельной и милой, очаровывать и пленять, чтобы проложить себе дорогу в жизни. Нужно иметь достаточно денег. Жизнь так проста, если подойти к ней с умом, если у тебя правильная тактика. Гортензию поражало, как ее одноклассницы валяли дурака и теряли время на терзания по прыщавым одноклассникам. А Гортензия разрабатывала планы. Шаваль — отработанный материал, зато Мик Джаггер бегает за ней. Мать может заработать кучу денег… при условии, что завладеет авторскими правами. Нужно проследить, чтобы ее не надули! Как же я могу это сделать? У кого спросить совета?
Она непременно придумает.
Оказывается, не так-то уж трудно найти себе место под солнцем. Нужно только не разбрасываться. Не тратить время на всякие сердечные муки. Не привязываться ни к кому. Дать отставку Шавалю, который уже ни на что не годен, а старый рокер пусть верит, что он ее прекрасный принц. Мужчины так тщеславны! Ее глаза сузились в темноте. Она приготовилась ко сну, приняла любимую позу: руки вдоль тела, голова ровно лежит на низкой подушке, ноги вытянуты в длинный русалочий хвост. Или крокодилий. Ей всегда нравились крокодилы. Она их совсем не боялась. Она их уважала. На секунду она вспомнила об отце. До чего изменилась их жизнь с тех пор, как он ушел! «Бедный папа», — вздохнула Гортензия, закрывая глаза. И тут же опомнилась: нечего нюни распускать о его несчастной судьбе. Сам разберется, он тоже сильный!
В целом, по всем приметам, жизнь начиналась неплохо.
Филипп Дюпен заглянул в свой ежедневник и увидел, что на половину четвертого записана Жозефина. Он позвонил секретарше и спросил, не знает ли та, о чем пойдет речь.
— Она попросила записать ее на официальный прием. Говорит, чтобы хватило времени на разговор. Не следовало этого делать?
Он проворчал: «Отчего же, следовало» — и повесил трубку. Что ей понадобилось?
Когда Жозефина вошла в кабинет, Филипп был поражен ее видом. Загорелая, белокурая, похудевшая, помолодевшая. И главное, казалось, что она избавилась от какого-то внутреннего груза. Раньше входила, глядя в пол, опустив плечи и всем своим видом словно бы извиняясь за то, что вообще существует; а тут вошла с улыбкой, поцеловала его и уверенно уселась напротив.
— Филипп, нам надо поговорить…
Он посмотрел на нее, улыбнулся, чтоб задержать мгновенье, и спросил:
— Ты влюбилась, Жозефина?
Она растерялась, смутилась, пробормотала «да» и добавила:
— А что, так заметно?
— Это видно по твоему лицу, по тому, как ты ходишь и садишься… Я его знаю?
— Нет…
Они молча смотрели друг на друга. Как ни странно, Филипп заметил во взгляде Жозефины некоторое смятение, и это как-то его успокоило, смягчило неприятное ощущение потери.
— Я очень рад за тебя…
— Но я пришла поговорить не об этом.
— Вот как? А я думал, мы друзья.
— Вот именно. Потому я и пришла к тебе, что мы друзья.
Она набрала побольше воздуха и начала:
— Филипп… То, что я скажу, тебе не понравится, только не думай, будто я хочу как-то навредить Ирис.
Тут она замешкалась, и Филипп усомнился, что она решится открыть правду про подлог с книгой.
— Я помогу тебе, Жози. Ирис не писала «Такую смиренную королеву». Ее написала ты…
Жозефина открыла рот, вздернула брови — полное изумление.
— Ты знал?
— Я заподозрил сразу, а потом убедился окончательно…
— Боже мой! А я-то думала…
— Жозефина, давай я тебе расскажу, как я познакомился с твоей сестрой. Хочешь, я попрошу принести нам что-нибудь попить?
