Он несся к германской границе на бешенной скорости и думал: "Бог ты мой, он, наверное, уже не помнит ни папу, ни маму, не то что кого-то. Но старика надо навестить, а то умрёт могиканин и будут потом угрызения совести преследовать".
На случай, если у старика хорошая память, Сашка и Юрген запаслись фотографиями всех тех, с кем долгое время работал Отто Людвиг Ашофф, так звали старика. Привезли также фотографии людей состоявших в разное время на службе в канцелярии Мартина Бормана. Трое суток с разных сторон обследовали дом, собирали данные по округе и решили сходить в гости. Сашка стал корреспондентом, а Юрген оператором. Подъехали в десятом часу. Дверь открыла сиделка.
– Да, господин Ашофф дома, проходите, я ему сейчас скажу,- буркнула она и развернулась, чтобы уйти.
Сашка придержал её за руку:
– Фрау, господин Ашофф хорошо себя чувствует? Может мы не вовремя и зайдём в другой раз?
– Что вы! Он в полном порядке и в здравом уме. Я после смерти его жены работаю у него домработницей и не помню случая, чтобы он отказал в приёме посетителям. Правда последние десять лет мало кто приходит. Вы проходите и не сомневайтесь, он человек общительный и любит поговорить. Ноги только стали последнее время плохо слушаться, а в остальном он крепкий ещё мужчина.
Сашка и Юрген переглянулись и вошли в дом, расположившись в небольшом холле. Ждали не очень долго. Вслед за шаркающими шагами появился старик. Он был худ и костляв, как все старики мира в таком возрасте, седые его волосы были тонки, от чего он был похож на одуванчик поры цветения. Ашофф поздоровался и после того, как Сашка представился корреспондентом газеты и помог ему сесть, спросил:
– Чем могу быть вам полезен?
– Господин Ашофф,- сказала вошедшая следом домработница.- Я приготовлю кофе и схожу в магазин, пока вы беседуете с господами из газеты.
– Да, хорошо. Сделайте,- произнёс Ашофф и уставился слезящимися глазами на Сашку.
– Господин Ашофф,- Сашка достал из кейса конверты с фотографиями.- Мы готовим большой материал, касающийся работы министерства иностранных дел в период войны. Знаете, кое-кому хочется вылить грязь на наше прошлое и, как истинные немцы, мы не можем позволить это сделать. Некоторые договорились до того, что зачислили тех, кто за сильную Германию в неугодные. Есть люди, которые после возвращения в состав Германии восточных земель, пытается очернить и опорочить нас.
– Да, и мне это не по душе. Мы работали не для того, чтобы нас в конце жизни порочили. Я стар и не боюсь уже никого и ничего. Могу себе позволить говорить правду. Спрашивайте.
– Я вам сначала покажу фотографии. Это те, кто работал в МИДе,- Сашка протянул стопку.- Это те, кто после войны осел в восточных землях и занял большие посты при Ульбрихте. Может вы их помните и что-то расскажите о них. Я понимаю, что прошло много времени, но что поделать, оно бежит, не спрашивая нас. На обратной стороне написаны имена и должности.
Старик Ашофф стал просматривать фотографии, что-то шепча себе при этом под нос.
– Я знал их всех,- заявил он, после просмотра.- Говорю знал потому, что многих нет, а некоторые осели у коммунистов на востоке. Что с ними сделали русские,- вдруг запричитал он, качая головой.- Я специально ездил в Прицвальк, где родился. Это ужасно! Скажите, как можно довести страну и народ до такого состояния? Это невыносимо больно. Очень больно, господа.
– Да, господин Ашофф, всё это мы видели собственными глазами. Потребуется не год не два, чтобы привести в порядок эти исконно германские земли. Скорее бы эти славяне убирались восвояси со своими армиями,- поддержал его Сашка. Старикам надо поддакивать и всегда соглашаться с ними во всём, тогда они делаются разговорчивее.
– Этих я знаю. Мы долго работали вместе и со многими я был дружен. Что вас интересует конкретно?
– Мы хотели бы знать, кто был чей. Ведь так или иначе вы все работали на кого-то. Надо заткнуть распоясавшимся слюнтяям глотку, это они довели восточные земли до ужасного состояния и ещё хотят нас учить чему-то.
– Я вам разложу по частям, а вы записывайте, потому что некоторые работали на двух-трёх хозяев,- Ашофф стал рассказывать. Продолжалось это долго.
К обеду Сашка и Юрген откланялись, хоть старик и пытался оставить их обедать. Перекусив, они возвратились, и домохозяйка Ашоффа сразу направила их в кабинетик старика, где беседа продолжилась. В конце разговора, уже перед уходом, Сашка спросил:
– А вы, господин Ашофф, на кого работали?
– Я вам сказал, что суда истории не боюсь. Я работал на Германа Геринга. С ним было приятно сотрудничать. Герман умел быть щедрым, имел влияние на фюрера и с ним было надёжно. Он всегда вступался за своих, не смотря ни на что. Ещё, конечно, на гестапо, в чём мне сегодня стыдно признаться, но это так.
– Что вы можете о самом Мартине Бормане сказать? Вы его видели много раз,- спросил Сашка.
– Это сложный человек. Очень скрытный. Его все не любили, и все боялись. Уже тогда о нём было много слухов, но точно о нём не знал никто,- ответил Ашофф.
– А вы как считаете: мог Мартин оказаться после войны у русских, как об этом писали?
– Он был очень близок к фюреру и Адольф ему полностью доверял, почти никогда не слушая его советов. Борман был умный и хитрый. Между Герингом и Борманом никогда не возникало стычек и раздоров. Они держались особняком друг от друга, но не скалились. А вот где он? Я думаю, что если бы он остался жив после штурма Берлина, то его не нашли бы. Но к русским? Нет, к ним он бы не пошел. В этом я уверен полностью.
– Значит, в МИДе у Бормана своих людей не было?
– Нет. Его окружали только чужие и он к этому относился спокойно. Уж вы мне поверьте. Это абсолютно точно. До сорокового года были такие сотрудники, но когда он занял пост главы партии, его людей купили, о чём он знал. Ходили слухи, что Борман, как и его шеф Гесс, английский шпион, но это только слухи. Гесс улетел в Англию по поручению Геринга, это я знаю точно, хоть таинственность его перелёта обсуждается до сих пор, в этом тайны нет никакой.
– Спасибо вам, господин Ашофф. Я выпишу вам чек, это аванс. До публикации статьи я обязательно к вам приеду, чтобы вы прочитали и привезу вторую часть гонорара,-Сашка подал Ашоффу чек.
– Хорошо, молодые люди. Если у вас появятся вопросы или есть потребность в данных, я держу картотеку, в которой есть многое, приходите без всяких любезностей. Мне старику не с кем поговорить. Я рад знакомству и тому, что есть ещё в Германии патриоты.
Сашка и Юрген попрощались и вышли.
В машине Юрген сказал:
– Жаль, что промах.
– Отрицательный ответ – тоже результат.
– Может восточных опросить?- предложил Юрген.- Их там много осталось в живых.
– Нет, Юрген. Восточные будут говорить, что ничего не помнят. Сошлются на склероз, которой у них действительно есть, он у них от слабой медицины и плохого питания. Они не занимались спортом и всю жизнь боялись, в ожидании очередного прихода из КГБ. Им задавали слишком много вопросов. Они уже не помнят, что они отвечали на них. А выпытывали их люди Берии, не терпевшие возражений и на допросах частенько били по головам и почкам. Я читал протоколы допросов, там мало кому удалось избежать издевательств и избиений. Вот всё это и подтолкнуло к развитию склероза. А небылиц на допросах они наговорили уже тогда. Это сыграло злую шутку с самим КГБ. Именно в силу этой причины чекисты не смогли отыскать и половины того, что спрятали наци на территории ГДР. Ведь, когда бьют, не только то что было скажешь, но и то чего не было. Так что опрашивать тех, кто в ГДР осел после войны, не стоит.
– Согласен. Только кто-то ведь регистрировал богатства партии перед отправкой за кордон?
– Вот их-то Мартин Борман и ликвидировал. Там был целый отдел, исчезнувший бесследно в конце апреля 1945 года.
– А тот, который видел, как Мартина Бормана по голове бахнули? Может он что знает?
– Это посторонний человек. К тому же из команды Рейнхарда Гейдриха. Его случай привёл на борт парохода. Бормана он знал в лицо. Когда удостоверился, что это именно Борман, хотел предложить ему свои услуги, видя, что тот один, но подойти боялся. Решил к нему подойти ночью, когда Мартин выходил подышать. Так и увидел, как Бормана трахнули по голове. Сойдя на берег он выследил убийц и пытался у них разжиться средствами, но в этот момент прибыла команда по ликвидации, чтобы убрать исполнителей, и он попал в переплёт и еле унёс ноги. После этого бедняга и прозябал весь остаток жизни в Индокитае.
– Что теперь делать?
– Не знаю.
– Может в Лондоне копнуть?
– Кого ты имеешь в виду?
– Джона Локриджа. Их отец в банковской системе всю жизнь работал. Может Джону доверил старые тайны.
– Спасибо, Юрген, а если Джон состоит в Синдикате?
– А если нет?
– Допустим нет,- Сашка свернул на автобан.- Что мог ему отец передать? Он за спиной Бормана не стоял, когда тот архив укладывал.
