— Господи! — воскликнула Хелена Амуннсен. — Я думала, в нашем захолустье можно обойтись без уличного парламента[56].
В шествии участвовало всего 10-12 человек. На плакатах было написано: «МАЙОР СКОРО ВОЗВРАЩАЕТСЯ», «ДАЕШЬ ХОРОШЕЕ УГОЩЕНИЕ НА ИВАНОВ ДЕНЬ» и «БОЛЬШЕ ПОЛНОМОЧИЙ ООН».
Софии стало чуть ли не жалко маму.
— Не обращай внимания, — сказала она.
— Но это какая-то странная демонстрация, София. В ней есть нечто абсурдное.
— А, чепуха на постном масле.
— У нас каждый день все меняется. Меня уже ничем не удивишь.
— Тебе бы следовало удивляться, что ты не удивляешься.
— Чему ж тут удивляться? Они вели себя тихо. Хорошо бы еще не потоптали наши розы… Хотя едва ли им нужно было устраивать демонстрацию в саду. Пойдем-ка проверим.
— Это была философская демонстрация, мама. Настоящие философы не вытаптывают роз.
— Знаешь, что я тебе скажу, София? Я не уверена, что на свете остались настоящие философы. В наше время почти все не настоящее, а искусственное.
Всю вторую половину дня, до позднего вечера, они провели за приготовлениями, а назавтра с самого утра принялись накрывать на стол и развешивать в саду украшения. Тут подоспела и Йорунн.
— Пропади все пропадом! — с ходу бросила она. — Мама и папа собираются почтить нас своим присутствием. Это ты виновата, София.
За полчаса до прихода гостей все было готово. Деревья в саду украсили серпантином и китайскими фонариками, к которым подвели ток с помощью длинного шнура, протянутого через подвальное окошко. На воротах, на деревьях по бокам центральной дорожки и на фасаде дома развесили шары. София с Йорунн чуть ли не полдня надували их.
На стол подали курицу и салаты, круглые булочки и халы. В кухне остались пирожные и торт с кремом, крендели и шоколадный рулет, однако самый главный торт, из двадцати четырех миндальных колец, был уже поставлен посреди стола. Торт увенчивала фигурка девочки в конфирмационном платье. Мама не раз уверяла Софию, что конфирмоваться к пятнадцати годам совершенно не обязательно, но девочка была убеждена, что мама поставила туда фигурку именно из-за Софииных сомнений: она еще не решила для себя, хочет ли вообще проходить конфирмацию[57]. Для мамы этот обряд как бы воплотился в торте.
— Да, уж мы расстарались так расстарались, — то и дело повторяла мама в последние полчаса перед приходом гостей.
И вот гости стали прибывать. Сначала пришли три одноклассницы — в блузках с длинными юбками, в накинутых сверху вязаных кофточках и с ярко подведенными глазами. Чуть позже в воротах показались Йорген и Лассе, которые шли ленивой походкой, с видом застенчивым и в то же время по-мальчишечьи вызывающим.
— Поздравляем!
— Вот и ты у нас стала взрослой.
София заметила, что Йорген и Йорунн украдкой переглядываются друг с другом. В воздухе повеяло флиртом, как-никак Иванов день.
Все принесли подарки, и, поскольку прием обещали философический, многие из гостей перед приходом сюда уточнили, что же такое философия. Философские подарки заготовили не все, но большинство, поднапрягшись, написало что-нибудь философское на поздравительных открытках. Среди прочего София получила философский словарь и блокнот с замочком, озаглавленный: «МОИ СОБСТВЕННЫЕ ФИЛОСОФСКИЕ ЗАМЕТКИ».
Через некоторое время подали яблочный сидр в высоких бокалах для белого вина. Разносила его Софиина мама.
— Добро пожаловать… А вас как зовут, молодые люди?. . С тобой мы еще не знакомы… Очень приятно, что ты смогла прийти, Сесилия.
Лишь когда собралась вся молодежь (гости с бокалами сидра в руках фланировали под яблонями), перед воротами остановился белый «мерседес» с родителями Йорунн. Финансовый советник был в безупречно сидящей серой паре, а его супруга — в красном брючном костюме с бордовыми блестками. София могла голову дать на отсечение, что мама Йорунн пошла в игрушечный магазин, купила там Барби в точно таком наряде и заказала портному брючный костюм по этому образцу. Впрочем, София не исключала и другой возможности. Барби мог купить господин финансовый советник, который затем попросил волшебника оживить куклу. Второй вариант, однако, был малоправдоподобен, и София не принимала его в расчет.
Супруги вышли из «мерседеса» и под изумленными взорами юных гостей направились в сад. Финансовый советник лично вручил Софии продолговатый сверток — подарок от семейства Ингебригтсенов. Софии удалось сохранить присутствие духа, когда она обнаружила в свертке… да-да, угадали: куклу Барби.
— Вы что, спятили? — накинулась на родителей Йорунн. — София давно не играет в куклы!
На помощь супругу подскочила, звеня блестками, фру Ингебригтсен:
— Пускай она будет у Софии для красоты.
— В любом случае большое спасибо, — попыталась сгладить неловкость София. — Наверное, мне пора собирать кукол для коллекции.
Народ уже кругами ходил около стола.
— Итак, мы ждем Альберто, — сказала Софиина мама возбужденным тоном, призванным скрыть беспокойство. Среди гостей уже распространились слухи о почетном госте.
— Раз обещал — значит, придет.
— А нельзя сесть, пока он не пришел?
— Конечно, давайте садиться.
Хелена Амуннсен принялась рассаживать гостей вокруг огромного стола. Она позаботилась оставить свободный стул между собой и Софией и время от времени роняла несколько слов то про угощение, то про чудесную погоду, то про Софию, которая стала совсем взрослой.
Они уже с полчаса сидели за столом, когда на Клёвервейен появился человек средних лет, с остроконечной черной бородкой, который завернул к ним в сад. В руках он держал букет из пятнадцати красных роз.
— Альберто!
София поднялась из-за стола и вышла ему навстречу. Принимая букет, она обняла учителя. Альберто ответил на приветствие тем, что полез в карман, вынул оттуда две петарды, поджег их и бросил в разные стороны. Подходя к столу, он зажег бенгальский огонь и воткнул его в торт рядом с фигуркой девочки, после чего прошел к свободному стулу между Софией и ее мамой.
— Чувствуйте себя как дома, — произнес Альберто. Гости были ошарашены. Фру Ингебригтсен обменялась многозначительным взглядом с супругом. Зато Софиина мама, обрадованная, что этот человек наконец прибыл, готова была простить ему все на свете. Сама виновница торжества с трудом сдерживала смех, который все нарастал у нее внутри и грозил вырваться наружу.
Хелена Амуннсен постучала по бокалу, прося слова.
— Итак, пришел последний гость, которого мы ждали на философическом приеме. Добро пожаловать, Альберто Нокс! Не подумайте, что он мой новый возлюбленный. Хотя муж мой подолгу бывает в путешествиях, замены ему у меня нет. Этот необыкновенный человек — Софиин учитель философии, а потому он умеет не только запускать фейерверки. Он, например, может извлечь из черного цилиндра живого кролика. Или ворону, София?
— Большое спасибо, — сказал Альберто, занимая свободное место.
— Ваше здоровье! — сказала София, и все присутствующие подняли теперь уже бокалы для красного вина — с кока-колой.
Некоторое время все были поглощены салатами и курицей, как вдруг Йорунн встала из-за стола и, решительным шагом подойдя к Йоргену, поцеловала его в самые губы. Йорген попытался опрокинуть Йорунн на стол — чтобы ему было удобнее ответить на такой вызов.
— Ой, я сейчас упаду! — воскликнула фру Ингебригтсен.
Фру Амуннсен прореагировала одной-единственной фразой:
— Дети, только не на столе.
— Почему не на столе? — обернулся к ней Альберто.
— Странный вопрос.
— Настоящему философу ни о чем не зазорно спрашивать.
Тут двое мальчиков, которым не досталось поцелуя, начали швырять куриные кости на крышу дома. Софиина мама и на это заметила только:
— Пожалуйста, не надо. Кости плохо проходят в водосточные трубы.
— Извините, — сказал один из ребят, после чего они принялись кидаться костями через забор.
— По-моему, пора собрать тарелки и принести сладкое, — сказала наконец фру Амуннсен. — Кто хочет кофе?
Супруги Ингебригтсен, Альберто и двое-трое ребят подняли руки.
— Может быть, София с Йорунн помогут мне?…
По дороге на кухню подруги улучили минутку для разговора.
— Почему ты его поцеловала?
