Это было похоже на школу диверсантов: бодрые инструктажи на все случаи жизни, но никто не даёт гарантию, что ты вернёшься живым. Объяснили, как принимать роды, если вдруг акушер опоздает. Последнее, впрочем, почти исключалось. Почти…
До родов оставалось недели три. Ранним, застывшим от мороза, декабрьским утром меня разбудил Машин стон.
– Что, уже началось? – спросил я, не совсем опомнившись ото сна.
– Кажется, да…
– А чего так рано? – тупил я спросонья.
– Наверное, из-за секса… – До последнего момента мы с Машей занимались любовью. Нам говорили, что это может привести к преждевременным родам, но мы не отнеслись к предупреждениям серьёзно. Я вскочил и набрал номер Лары, акушерки, с которой мы договорились заранее.
– Выезжаю, – коротко ответила Лара. – Действуй, как учили.
* * *
Я действовал. Руки тряслись, кран не слушался. Я стукнул по нему со злости, ушиб руку. Мшина шикарная грива блондинки прилипла к шее, лицо сморщилось и перекосилось.
– А-а-а-аааааа!!!
– Маша, ну не надо! – плаксиво умолял я.
Мне стало страшно: вдруг я что-нибудь сделаю неправильно, я же не акушер! Вдруг Маша умрёт, или ребёнок задохнётся, обвитый пуповиной, или они оба дуба дадут?! Где же Лара???!!!
Я попытался зажечь свечи, но руки тряслись, да и сосредоточиться не получалось. Не хотелось свет включать, чтобы не пугать новорождённого, чтобы он не вырос психом.
А что, если соседи сейчас всполошатся из-за криков, вызовут милицию?! Лучшее средство от страха – свет. Я повсюду врубил лампочки и люстры. А чтобы немного подбодрить Машку – поставил её любимый диск с весёлыми цыганскими песнями. Появление ребёночка в мерцающем, приглушённом уюте и тишине, похоже, срывалось. В дверь позвонили.
– Лара! – Я кинулся открывать.
Посмотрел в глазок. В халате под леопарда стояла не Лара, а соседка снизу, Маргарита Геннадьевна. Припёрлась всё-таки! Я решил говорить с ней, не отпирая замка.
– Здравствуйте, Маргарита Геннадьевна!
– Что у вас происходит?! – взвизгнула соседка.
– Ничего, всё в порядке, – как можно более уверенно крикнул я, глядя одновременно в дверь ванной, на Машу, которая в этот момент издала совсем уж душераздирающий вопль.
Из колонок проигрывателя разнузданно завыли-зазвенели гитары и скрипки. Геннадьевна отскочила от двери.
– Да что же это творится?! Я милицию вызову!
– Не надо, Маргарита Геннадьевна! У нас всё хорошо!
Искажённая лупой глазка, соседка убежала. Я кинулся к Маше. Пусть кого хочет вызывает, плевать!
– А, а, а, а… – Маша резко задышала. – Бо-о-о-ооооже! Я не могу!!!
Я перестал успокаивать её. Что же я за эгоист такой! Известно ведь, когда больно, лучше кричать.
Лара всё не ехала. Я сидел рядом с Машей, говоря ей ласковые слова. Когда женщина рожает, делать, в принципе, нечего. Только успокаивать и ждать. Показалось, что холодно. Я включил тёплый пол и электронагреватель. Музыка гремела. «Это полезно, может композитором вырастет или певцом», – пытался я оправдаться за шум перед самим собой.
Тут Машины ноги раздвинулись шире. Между ними появилась новая форма. Нечто круглое, мокро-волосатое…
– Голова! – радостно завопил я.
– Зн-н-на-а-а-ю!!!
Меня затрясло от восторга и перевозбуждения. Я даже слегка подпрыгивал. Время полетело стрелой.
– Всё нормально! Я поймаю! Ха-ха! Тужиться не надо, просто дыши спокойно! Господи, помоги! Господи, помоги!
Ребёночек вылетел из Маши, как отдыхающий из трубы аквапарка. Только вместо потока воды – бурые брызги. Машина голова бессильно упала, я подхватил малютку.
Щелчок. Свет потух. Цыганский гвалт оборвался. Пробку выбило – тёплый пол, нагреватель, свет, проигрыватель, дом старый… Перегрузка.
Новорожденное тельце выскользнуло, как пойманная рыбка и плюхнулось в воду. Будто не хотело оставаться в этом мире… Я нырнул за малюткой на дно и вынырнул, крепко держа её в руках. Маленькие губки безмолвно раскрывались и пускали пузыри. От пузика тянулся жгут.
– Девочка! У меня девочка! – обрадовался я, хотя давно знал, что девочка. – Скользкая баба родилась! Ха-ха-ха!
Моё лицо с дурацкой улыбкой мелькнуло в зеркале. Через дверь в гостиную светил холодный свет. Оказывается, уже утро. Глянул на часы: девять ноль пять. Я подмигнул своему отражению. Спасибо, Господи!
Малютка разлепила одно заплывшее веко и что-то булькнула. Во дворе послышался знакомый с детства зимний звук, который ещё не раздавался ни разу в этом году. Скрежет лопаты, очищающей асфальт от снега. В дверь снова позвонили.
Я аккуратно положил новорожденную Маше на грудь и бросился открывать. Поскользнулся мокрыми ступнями на паркете. Упал. Едва не расшиб лоб об угол комода. Глянул в глазок. Лара.
– Вижу, папа принял роды, – улыбнулась она, когда я открыл дверь.
– Вроде того.
Я подошёл к окну. За ночь мир изменился: вместо машин появились белые сугробы, деревья прогнулись под ватными шапками. Снег в этом году сильно задержался. Стоял серый, сумрачный московский холод. И вот, наконец, в одну ночь снег выпал. Да какой снег! А небо! Оно впервые за два-три месяца было нежно-голубым, с редкими пёрышками сиреневых от восхода облаков. Высоко виднелись белые следы от самолётов, похожие на следы от подушки на лице, какие бывают после сна. Отлёженное небо просыпалось. Дворник Юра в оранжевой телогрейке проскребал в белом одеяле узкие дорожки. На карниз за окном села синичка, радостно присвистнула и полетела дальше.
Произошло ещё кое-что, но уже внутри нашей квартиры. Лилия, растущая в горшке на подоконнике, выстрелила длинным зелёным лучом, на конце которого распустился нежный млечно-лунный цветок. Я не заметил формирование бутона, отчего появление цветка показалось чудом. Мир сверкал, искрился и радовался рождению нашей дочери.
Оказалось, что роды прошли хорошо. У Маши не было ни одного разрыва. Лара всё как следует обработала, объяснила мне, как резать пуповину, и, пока я это делал, сфотографировала меня. Тельце новорожденной покрывали кровоподтёки и лопнувшие сосудики. Это норма, при родах ребёнок переживает страшные нагрузки.
– Я помажу малышку мазью, а ты пока принеси пакет, – попросила Лара. Я притащил с кухни синий пакетик. В него Лара положила плаценту. Маша с малышкой заснула, а Лара рассказала мне примету:
– На Руси был обычай плаценту зарывать глубоко, чтобы колдунам не досталась. От сглаза. Положи её пока в морозилку, а потом закопай.
Я чту традиции. Маша тоже. Может, это глупо, но нам не в падлу. Я спрятал синий пакетик с плацентой в глубине морозильной камеры.
– Закопаю на днях… Боже, у меня дочка! – напевал я под нос, спеша в цветочный ларёк.
Я вдыхал мороз полной грудью и улыбался прохожим. Мне казалось, что я лечу над миром.
Я был, конечно, счастлив, но ни секунды не чувствовал, что мы в безопасности. Дни после родов были полны суматохи. Соседка всё-таки вызвала участкового, и тот долго норовил прорваться к нам в квартиру. Когда же стало известно, что Маша всего-навсего родила, участковый разочаровался (планировал, наверное, раскрыть зверское убийство, а тут какие-то роды), что не помешало ему настучать в поликлинику. Нас принялись атаковать врачи, требующие срочно отвезти ребёнка в инфекционную больницу. Удивительно, насколько сильно им хочется запихнуть только что появившееся на свет существо в тиски бессмысленных общественных норм. Как будто они не знают, что в инфекционных больницах грязи и бактерий в разы больше, чем в обычной квартире. Им очень обидно, что кто-то в первые дни жизни избежит участи пребывания в ячейке с номером. С каждым звонком очередной докторессы я бесился всё больше. На четвёртые сутки так устал и вымотался, что, когда позвонила очередная официальная сучка, я просто швырнул телефон о стену.
– Суки, бля, ёбаные! Заебали!!! – Из стены вылетел кусок штукатурки величиной с дочкину ладошку, телефон перестал включаться.
– Что случилось? – слабо позвала Маша из спальной.
– Да ничего. Извини. Врачи звонят, задолбали уже.
Она обняла меня, погладила мой ежик:
– Как я люблю эту голову. Бедняжка, тебе столько пришлось пережить…
Короче, никуда дочку не увезли, и уже через неделю она выглядела розовенькой и довольной. Я же, наоборот, побледнел и позеленел от усталости и нервотрёпки. Машу с новорожденной и всеми родственниками отправили на дачу, на свежий воздух. А я остался в городе, отвлечься, и пригласил Димона с Поросёнком праздновать. В квартире уже ничего не говорило о прошедших родах. Вечером того же дня я навёл порядок. Тщательно смыл всякую бяку со стенок ванной и выковырнул сгустки из никелированных гидромассажных отверстий. Протёр пол и стены. Запихнул в стиральную машину постельное бельё и полотенца. Вынес пухлый пакет с окровавленными ватными тампонами и салфетками.
Перед приходом друзей ещё раз осмотрел всё свежим взглядом. Заметил кровь на одной из дверей, оттёр. Напоследок выбежал в магазин, купил бутылку водки и стал ждать.
