– Здесь тоже холодно, – прошептала Лора, глядя в сторону. – Я думала, что будет тепло.
– Это легкий путь, – сказал Майкл. – Так поступают все остальные. Укрываются землёй и погружаются в сон. Все. Я разбудил парочку и попытался с ними поговорить, но речь их напоминала храп, – его голос был полон презрения. – Они всё позабыли. Их души превратились в песок. Я же многое помню. Некоторые вещи позабыл, но самое важное сохранилось.
– Да. Вероятно, уходит больше времени на то, чтобы позабыть важные вещи.
Майкл покачал головой.
– Нет, это похоже на прополку. Или вроде как ты отбираешь десять книг, а от остальных избавляешься. Сама увидишь, – он улыбнулся, разумом допуская, что это – лишь сознательное усилие, но надеясь, что девушка ничего не заметила. – Я рад, что ты здесь. Мы можем помочь друг другу. Это – составная часть выживания…
Лора резко повернулась и медленно направилась к своей могиле. Майкл, растерянный, пустился следом.
– Куда ты идешь?
– Поспать, – бросила Лора через плечо. – Это тоже составная часть выживания.
– Подожди минутку! – крикнул Майкл. – Не оставляй меня одного!
– А почему бы и нет? Так и при жизни поступают. И часто этого не можешь позабыть, это слишком важно. Если тебе охота быть живым, так уж принимай всё целиком. Невозможно выбирать и невозможно отбрасывать то, что не нравится. Это – привилегия мёртвых.
– Ты должна бороться! – крикнул Майкл ей вслед. – Теперь я это знаю. Когда оставляешь борьбу – это смерть.
Лора остановилась и взглянула на него.
– Смерть – это когда больше не надо бороться ни за себя, ни за других. Мне безразлично, как ты распорядишься своей загробной жизнью. Можешь пройти курсы деревообработки или играть по переписке в шахматы, или подписаться на уйму журналов, или открыть популярный театр. Только занимайся этим спокойно. Я устала. И слишком долго не спала.
Майкл побежал за ней и настиг её у могилы. Она спокойно стояла, глядя на траву.
– Что тебя убило? – спросил он. Он почувствовал, что вопрос звучит неуклюже и крайне напыщенно, но ощутил также, что его омыло гневом, и это ощущение было знакомым и очень приятным. – Что довело тебя до смерти?
– Меня сбил грузовик, – сказала Лора. – И все внезапно поняли, что я мертва. Уходи, как бы тебя ни звали…
– Майкл Морган.
– Прекрасно. Уходи, Майкл Морган. И напиши письмо издателю. Веди свою отважную борьбу. Результат будет тот же, что и у борьбы труса. Отважная борьба – это лишь эффектное отступление. Ты прекрасно проведёшь время. А я пошла спать.
Она улеглась на своей могиле, и сразу же возникли трудности с тем, как положить руки. Она то складывала их на груди, то раскидывала, словно распятая, и наконец скрестила на животе. Затем закрыла глаза, но почти немедленно их открыла, чтобы взглянуть на Майкла.
– Ну что? Я так и буду здесь лежать, словно на горе одеял, или я могу вернуться обратно в свой гроб?
– Туда нельзя вернуться, – холодно пояснил Майкл. – Раз уж ты вышла – значит, вышла. Просто лежи здесь и думай, как это мило, что всякие нахальные птицы не будят тебя каждое утро.
Лора улыбнулась и закрыла глаза. Майкл повернулся и пошел прочь. Ему почудилось, будто он слышит, как она говорит: «Спокойной ночи, Майкл», но он пошёл дальше, не останавливаясь, раздражённый её неудовлетворенным тоном. Он был уверен, что слышал её смех.
Потеряв из виду её могилу, он сел на камень. Он был так сердит, что забыл, что делают, чтобы усесться, и сперва запутался, повиснув в воздухе. С четвёртой попытки у него что-то получилось, и он сел, подперев непозабытый подбородок воскрешённой в памяти рукой. Он довольно хорошо помнил форму и величину своих рук, но никогда не испытывал особого интереса к своему лицу, и в результате все углы и выступы, которые он вспоминал, заметно различались от случая к случаю. В данный момент подбородок оказался острее, чем при жизни, а челюсть длиннее, но он этого не замечал.
«Она нашла лёгкий выход, – подумал он. – Уснуть, забыть все, стать ничем. Это – не мой путь». Он подумал о Спортсменах и Больших людях университетского городка, которых знавал в колледже. Спортсмены возвышались над ним на лестницах и обменивались короткими тяжеловесными фразами, и он преисполнялся глубокого презрения к их восприятию жизни, как жевательной резинки, к их успехам на курсе психологии, и более всего – к их смешливым и полногрудым девушкам. «У меня высокое призвание», – говорил он себе, и подружку искал более требовательную. Большие Люди с наслаждением болтали в холлах и кафетериях, обсуждая танцы, гонки, студенческие постановки, выборы и поиски средств для каких-то фондов. Они были изящно одеты, принадлежали к почитаемым братствам, когда им задавали на занятиях вопросы – умудрялись уклониться от ответа. Футболисты приветствовали их как равных – они же футболистов приветствовали как низших, но всё-таки славных ребят. А когда они кончали курс, фирмы, занимающиеся общественными отношениями, и рекламные компании расхватывали их, словно мятные лепешки после обеда.
«Фальшь. Фальшь», – думал тогда Майкл. И теперь, сидя на камне, снова подумал: «Фальшь и подделка». Это – не обо мне, парень. Я – бодр. Я – в сознании. Я знаю, что жизнь – непонятна, непредсказуема, жестока, безжалостна, подлинна, серьёзна. Рассчитаемся. Пусть им достаются аплодисменты, субсидии, любовь. А я остаюсь в чистоте.
За годы в колледже он часто использовал слово «чистота» и много кого приводил этим в ярость. Большей частью – профессоров. Один – с факультета английского языка – огрызнулся:
– Морган, вы не больше смыслите в значении этого слова, чем барракуда!
Майкл пришел в негодование.
– Это означает – быть верным самому себе, кто бы ты ни был, – отпарировал он. – А мне нравится думать, что я верен себе.
– Ммм… – задумчиво сказал профессор. – А вы бы поплутовали малость. Немного неверности принесет вам массу пользы.
Он был уверен во всеобщей нечестности, считал честным только себя и гордился честностью, с которой он признавал честность своих доводов, а теперь он был в этом не вполне убеждён.
– Была безумная минута, – сказал он вслух, – когда я думал, что знаю, как бросают вызов смерти.
Из головы у него не шла девушка.
Вспомнив, как Лора Дьюранд улыбалась, лёжа на могильной траве, привыкшая к смерти, примирившаяся, он почувствовал себя усталым и таким же больным, как всякий раз после стычки с Сандрой. «Я, должно быть, склонен к маниакально-депрессивному психозу», – подумал он, а затем погрузился в счастливое самоуничижение с таким же любопытством, как если бы спустился по темной лестнице в подвальный ночной клуб, которого никогда доселе не посещал. Он решил, помимо прочего, что не только был дураком, завербовавшись на Корейскую войну, но и в какой-то степени лицемером, поскольку уцелел. Он почти что решил, что сейчас пойдет и простится с мистером Ребеком, терпение которого теперь воспринимал как христианское, пусть даже и бесцельное, а затем надо разыскать свою могилу и дать расслабиться напряжённым мускулам памяти. И вдруг он увидел Лору, медленно идущую к нему.
Сперва он ощутил побуждение вскочить и поспешить ей навстречу. Затем подумал, что лучше подождать, когда она приблизится, и тогда сказать: «Ванная – сзади, около выхода – о, это и впрямь тяжело, подлинная Sinatra. Не подкрадывайтесь ко мне, леди, перед вами – Майкл Морган, чистый, как вода горного ручья и непрощающий, как Бог». Наконец он просто остался сидеть на месте, глядя на землю, словно он что-то потерял.
Постепенно его ноги очутились в её поле зрения и остановились. Он знал, что она глядит на него сверху вниз и ждал, когда она что-нибудь скажет. Он подумал: «Интересно, а бывают ли у призраков нервные срывы».
– Привет, Майкл, – сказала она наконец. Он поднял взгляд и в изумлении заморгал. Восхитительно, парень, восхитительно. Благодеяние не прошло впустую.
– А я и не слышал, как ты подошла.
Майкл слабо улыбнулся.
– Мёртвые – добрые соседи, – она сделала паузу. Он не шелохнулся. Не дёргайся, мальчик, будь неподвижен, как привратник у Кафки.
– Я не хочу спать прямо сейчас, – сказала она. – В конце концов, – она поискала нужные слова, – у меня достаточно времени. Я подумала, если ты ничем не занят… – и никто из них не рассмеялся, – мы могли бы немного прогуляться. Я совсем не знаю здешние места… – она поколебалась под его взглядом, немигающим, как с удовольствием догадался Майкл. – Хорошо. – Я не смогла уснуть. Я всё ещё в сознании, и, стало быть, мне надо чем-то заняться. Ты идешь или нет? Для меня-то разница невелика.
Майкл встал и зашагал к самой старой и богатой части кладбища.
– Идём, – согласился он.
Лора зашагала рядом с ним.
– Куда мы направляемся?
Майкл ответил так тихо, что она его едва ли расслышала.
– Я знаю. Теперь знаю. Мёртвые не могут спать, – он вопросительно посмотрел на неё, и она кивнула.
