Он не знал, что она ходит сюда через пляж. Она говорит, что не всегда. Чаще всего она идет через проулки позади главной улицы, но перед домом сворачивает к пляжу. Чтобы посмотреть на пляж. Она говорит:
— Сегодня там мало людей, видимо, из-за холодного ветра и последних событий.
Каких именно событий, она не уточняет. Они смеются.
Ведь она знает, что происходит у этих камней? Что там творится, когда, например, холодно? Или дует ветер? Да, она вспоминает об этом, как только выходит из города. Она говорит: до того как она узнала, что происходит по ночам с этой стороны пляжа, она, можно сказать, вообще ничего не знала. Это происходит почти каждую ночь, именно поэтому она когда-нибудь возьмется за перо. Даже если это не будет очевидно при чтении ее будущих книг, именно об этом они будут рассказывать и именно так их следует читать.
Она слышала, как говорили об этих прогулках, когда она была маленькой. Девочки из класса рассказывали друг другу о камнях и людях, которые приходят туда ночью. Некоторые из них ходили туда, чтобы их ласкали мужчины. Другие боялись. Те, кто туда ходил, потом уже не могли быть похожими на тех, кто об этом ничего не знал. Однажды ночью она тоже ходила туда, ей было тринадцать лет. Никто не говорил друг с другом, все происходило в тишине. Напротив камней есть кабинки. Они прислонялись к стенкам этих кабин, один против другого. Все было очень медленно, сначала он вставлял в нее свои пальцы, потом член. Желая ее, он говорил ей о Боге. Она отбивалась. Он держал ее. Сказал, что не нужно бояться. На следующий день ей хотелось сказать матери о том, что она ходила на пляж. Но во время ужина ей показалось, что мать не могла не заметить, что случилось с ее ребенком. Она и до этого знала, что ее матери известно об этом пляже. Мать уже говорила о нем, однажды она сказала, что нужно избегать ходить в той стороне пляжа, как только стемнеет. То, что она не знала до этого вечера, так это ходила ли туда мать. Она узнала об этом в тот вечер, по тому, как мать смотрела на нее, по ее молчанию, по ее утаенному смеху, который проскальзывал во взгляде двух сообщниц. Они обе знали о том, что по ночам происходит на пляже.
Каждый вечер она приходит в его комнату, раздевается и ложится в освещенной ее части. Закрывает лицо черным платком.
Когда он думает, что она уже уснула, он смотрит, что сделал с ней другой мужчина: иногда он замечает сделанные им невольно ранки. В этот день запах другого мужчины чувствуется особенно сильно, к нему примешивается запах пота, сигарет и косметики. Он поднимает черный платок. Ее макияж размазан.
Он целует ее закрытые глаза. И оставляет черный платок лежать в стороне.
Она поворачивается, как будто чтобы посмотреть на него, но не открывает глаза и снова отворачивается.
Ночью, задолго до рассвета, когда по пляжу еще гуляют, она спрашивает его о том, о чем хотела спросить уже несколько ночей.
— Вы хотели сказать, что оплаченное вами время, проведенное мной в этой комнате, потерянное время? Потерянное для женщины?
Он не сразу понимает, о чем она говорит.
— И для мужчины тоже. Это время, которое ничем не могло служить мужчине.
Она спрашивает, что он имеет в виду. Он говорит:
— Как и вы, я говорю о нашей истории, об этой комнате. Эта комната больше никому не нужна. Здесь все остается неизменным.
Он, вероятно, ошибается. Он не должен был думать, что все это может чему-либо служить. Чему это могло служить?
Она говорит:
— Вы сказали, это комната была нужна, чтобы обязать меня приходить к вам, быть с вами рядом.
Он говорит, что это было бы верно, если бы речь шла о молодых проститутках, но это не тот случай.
Он больше не пытается ничего понять. Она тоже. Она говорит:
— А еще она нужна была для того, чтобы заставлять их, как только пройдет срок, оставлять вас.
— Возможно. Но я ошибся, на самом деле я ничего не хотел.
Она долго смотрит на него и как будто затягивает его своим взглядом, вбирает в себя и сжимает до боли.
Он знает, что с ней такое бывает. И знает также, что его это не касается. Она говорит:
— Может быть, вы никогда ничего не хотели.
Ему вдруг становится интересно. Он спрашивает:
— Вы думаете?
— Я думаю, что никогда.
Он из тех людей, которые не замечают того, что о них говорят другие. Из тех, кто, не задумываясь, отвечает на все вопросы, от кого бы они ни исходили.
— Возможно. Никогда и ничего.
Он ждет, думает, что сказать.
— Может быть, в этом все и заключается, в том, что я никогда ничего не хочу. Никогда.
Она вдруг начинает смеяться.
— Мы бы могли уйти вместе, если вы хотите, я ведь тоже ничего не хочу.
Он смеется, как и она, но с некоторой неуверенностью и страхом, как если бы только что избежал какой-то опасности или же упустил шанс, о котором не просил.
В наступившей тишине она вдруг говорит ему, что он и есть ее настоящий любовник.
— Вы мой любовник. Потому что сказали сейчас, что ничего не хотите.
Он закрывает лицо рукой. Потом рука падает. И оба опускают глаза. Они не смотрят друг на друга, они смотрят, может быть, на пол, на белые простыни. Они боятся поднять глаза. Они не двигаются. Им страшно встретиться взглядами.
Она прислушивается, это исходит от темных камней на пляже. Наступила необычная тишина. Они вспоминают, как только что мимо дома прошло с десяток мужчин. И вот раздается свист, крики, слышен чей-то бег. Он говорит: это полиция с собаками.
При этой фразе его взгляд случайно падает на нее. Их глаза встречаются на какое-то мгновение, столь же краткое, как проблеск солнечного луча на стекле. От этого взгляда они как будто обжигаются, отводят глаза, закрывают их. Шум в сердце стихает и переходит в тишину.
Она отворачивается, закрывает лицо черным платком. Он смотрит, как она это делает. Он говорит:
— Вы солгали, когда говорили о том, что вам было хорошо с этим мужчиной.
Она не отвечает. Она солгала.
Он кричит, спрашивает ее, каким было это наслаждение с тем, другим.
Она просыпается, но остается с закрытыми глазами. Она повторяет:
— Таким, что я чуть не умерла.
Он не двигается. Его дыхание останавливается. Он закрывает глаза, чтобы умереть. Она смотрит на него. Она плачет. Она говорит:
— Оно было удушающим.
Его дыхание восстанавливается. Он по-прежнему молчит. Она говорит:
— Как с тобой.
Он рыдает. Сам доводит себя до оргазма. По его просьбе она смотрит, как он это делает. Он зовет того мужчину, просит его прийти, прийти к нему прямо сейчас, в эту минуту, когда он вот-вот кончит от одной мысли о его глазах. Она тоже начинает звать этого человека, просит его прийти, она смотрит на лицо мужчины, она совсем рядом, чувствует на себе его дыхание, но не касается его, словно это может его убить.
Однажды ночью он замечает, что она смотрит на него сквозь черный платок. Сквозь закрытые веки. Ничего не видя, она смотрит на него. Он будит ее, говорит, что боится ее взгляда. Она отвечает, что скорее всего его пугает черный платок, а не ее глаза. И что-то еще. Он боится всего на свете.
Она отворачивается от него к стене.
— Этот шум за стеной похож на шум моря, но на самом деле это шум нашей крови.
Она говорит: иногда я действительно смотрю на вас сквозь черную ткань, но это не то, о чем вы говорите. На самом деле вас пугает то, что вы не знаете, когда я это делаю, потому что мое лицо, накрытое черным шелком, уже стало чем-то неопределенным, ускользающим, похожим на смерть. Вы начинаете его узнавать, и оно на ваших глазах теряется.
Она говорит: это происходит не тогда, когда мои глаза открыты и я смотрю на ваше лицо, чего вы так боитесь, это происходит, когда я сплю.
Она улыбается. Она целует его и улыбается.
Он говорит:
— Так, значит, не его вы видите по ночам в ваших снах?
Она перестает улыбаться. Она смотрит на него так, словно уже успела забыть его. Она говорит:
— Нет. Он пока мне не снится. Мне не снится никто определенный. Должно пройти много времени, чтобы кто-нибудь проник в мой сон.
Она спрашивает: а что происходит по ночам с ним? Он говорит, что все время одно и то же, в поиске этого любовника он проходит всю землю. Но, как и она, не видит его во сне. Он спрашивает ее, начала ли она его забывать. Она говорит:
— Может быть, черты его лица, но не глаза, не голос, не его тело.
А он, он начал его забывать? Нет. Он говорит: его образ не меняется, он останется таким до вашего ухода.
Она лежит в золотом свете люстры, говорит актер, ее красивая грудь будто из светлого мрамора.
Она говорит: если бы нашу историю играли в театре, то внезапно на берегу появился бы другой актер. Он подошел бы совсем близко к нам. Но смотрел бы только на вас. Он обращался бы только к вам. Он говорил бы, как вы, медленно и спокойно, как будто читая книгу. Читая ее все время немного рассеянно, уделяя все внимание тому, чтобы не замечать женщину, также присутствующую на сцене.
