Много воды утекло. Из шестерых остались только мы с Кешей. Один смотался в Штаты, двое сгнили в лагерях, а ещё один повесился… но это отдельная грустная история.
— Мне не нужны напарники! — отрезал Кеша.
А я знал, что он сам стал вшивым интеллигентом, что он уже не возьмёт хорошую добрую цепь в руку и не размозжит поганую башку негодяю — лихо! без раздумий! одним святым чистым порывом! Нет… он начнёт разрабатывать план, копаться, мельтешить, тянуть, философствовать, придумывать всякие причины… У матросов много вопросов… Я знал, что три дня назад на благотворительном банкете он пристрелил одного азера, который уворовал-приватизировал» треть россиянской нефти… Это было благородно. Это был чистый и святой порыв! Его тут же взяли… И тут же отпустили… Наследничек, брат пристреленного азера, в порыве нежданно свалившегося на голову счастья и богатства откупил его, ещё и приплатил пол-лимона… Кеша тогда рыдал и пил, проклиная времена и нравы. Его отвезли в загородный коттедж с милицейским экскортом, чтоб не набуянил… Наутро он отослал «гонорар» в подмосковный сиротский дом… но братки-крышеваны положили его на карман. К вечеру они сгорели на собственной «малине», в прямом смысле слова… Кеша не любил, когда обижают сирот. Он тяжело страдал. И я боялся, что он вообще потеряет веру в людей и в справедливость.
Я очень боялся… потому что на таких, как мы с Кешей, и держался весь этот белый свет. Прости, Господи!
«Не стоит село без праведника…» — так говоривали мудрые святые старцы. Кеша был именно таким праведником… на нём стояла Русь-матушка.
Пока ещё стояла…
И я даже подумал было, что Кеше специально дали такой заказ, чтобы избавиться от него… как в сказке: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Кеша был добрым молодцем, которого выдали со всеми потрохами на съедение хитрющему Змею Горынычу…
Ух, ты и змей, Горыныч! Ведь это надо же, самого пре-зидентия, гаранта… да ещё и не в рамках конституции!
Сезон охоты. Bay! На избранничков! Может, выдумки?
Когда в Штатах шлёпнули пришлёпнутого курносого Джона, как у нас голосили! ой-ёй-ёй-ёй-ёй! будто родней и любимей никого не было. Свет померк в окошке прорубленном… Шестидесятнички бежали с соболезнованиями в посольства. И мели своими соплями дорогу на запад… А там всё искали «русский след». Сто комиссий создали. Миллиарды вбухали. Тысячи томов отчётов написали. Не нашли. Потом перебили почти весь клан президентский… и уже всем дуракам[15] стало ясно, что это, видно, не одни русские фашисты с нацболами и международными террористами охотятся на бедных гарантов… Есть, видно, и другие охотнички… Ладно, замяли.
У охранки везде носы и уши.
Гаранты, гарантирующие гарантию… собственной безопасности и процветания. Хрен вам в рыло!
Я стоял над могильной плитой, под которой упокоился Кеннеди, на зелёном и по провинциальному мирном Арлингтонском кладбище. И думал не о мелких местных разборках, а о другом. Почему же у нас, к примеру, никто не искал отравителей загнанного в капкан Виссарионыча? Затравленного «незримыми» охотниками на своей подмосковной даче? Шито-крыто?! Спровадили на тот свет без лишней помпы… и никаких комиссий? ни сотен томов! сработано было профессионально… А потом Брежнева урыли — за пять лет, «снотворными», уж на что могуч и крепок был! урыли! и никаких отчётов… Кто? Анд-ропушка-джазист? Предтеча перестройки? Ведь это из его табакерки, как чёрт выскочил Меченный. Или… Концы в воду! У нас как дерьмо какое-нибудь, так до ста лет, а потом ещё в фондах да на гособеспечении под особым указом. А печальника и заботника непременно уроют. По тихому. Без шума. У них всяких рейганов пулями нашпиговывают и голосят на весь мир… а у нас таблеточками, а потом диагноз в прессе: «обширный атеросклероз и ише-мическая болезнь сердца». Сезон охоты. Без начала и конца…
Приятно рассуждать о чем-то возвышенном и глупом. Легкий толчок в спину вырвал меня из плена раздумий.
— Спишь?
Я оторвался от созерцания скромной надгробной плиты самого любимого президента Амэурыки. Обернулся.
Кеша тряс огромным «кольтом», норовя ещё раз ткнуть меня стволом под лопатку.
— Не курю! — недовольно бросил я. — Ты же знаешь! Он щёлкнул своей дурацкой зажигалкой. Из дула «кольта» вырвался язычок пламени. Погас. Кеша был неглуп. Но шутить не умел. И вообще, он должен был сейчас сидеть в Россиянии и выполнять заказ.
— Какого чёрта ты приперся в эту дыру? — спросил я.
— Конспирация, — невозмутимо ответил Кеша.
Достал мобильник. Связался с кем-то. Я расслышал глухое и нервное: «Хрен с ней! Приступайте!»
На лице его засияла тихая благодушная улыбка. Такая же улыбка озаряла его лик, когда прошлой осенью пришла добрая весть, что его пацаны затопили в Бискайском заливе танкер с краденой русской нефтью. Впрочем, и сам танкер был краденый. А при упоминании этого поганого Бийскайского залива меня вообще начинало мутить — память о двухсуточном шторме в этой чёртовой пучине, когда от качки и тошноты хотелось выпрыгнуть за борт. Чтоб этот залив вылился из себя самого! Залили, блин!
Это была улыбка блаженного праведника.
Подвижника, свершившего подвиг.
— Через полчаса ты услышишь одно приятное сообщение, — сказал он приторно и лукаво. — Включай приемник.
Никаких приемников и прочего хлама я, разумеется, с собой не носил. Да и приехал я в Штаты не для того, чтобы слушать приёмники. Мне надо было разобраться Здесь, на месте с загадкой всех этих липовых покушений на липовых гарантов и прочую шпану на верёвочках. И ещё в Смитсонианский институт…
— С кем ты говорил? — решил я выпытать у него правду.
— С хохлами.
Я не поверил. Опять он нёс какую-то чушь. Хохлы… это надо ж залепить такое. Причём тут хохлы? Я тут же забыл про Джона и прочих жертв большой охоты.
— Выкладывай всё начистоту!
Нехорошие предчувствия закрались в мою душу. Полчаса. Значит, ещё можно остановить… Что он там закрутил? Я ухватил его за лацканы пиджака, тряхнул.
Кеша ошалел. Он был в два раза здоровее и тяжелее меня. Он не ожидал такой бесцеремонности. Но именно она и вывела его из блаженно-идиотического ступора.
— Да всё нормально… этот деятель уже вылетел, — начал он колоться, — через полчаса будет над Чёрным морем.
— Какой деятель?
Кеша огляделся с опаской, подмигнул мне.
— Сам знаешь какой…
— Ну и что?
Он ещё раз осмотрелся по сторонам. Слежка должна была быть. Охранка не выпускала нас из-под колпака ни на миг. За любым из зелёных холмов, за любым белым крестом мог сидеть фээсгэбэшник или цэрэушник, что, впрочем, после россиянской перекройки было одним и тем же. Но в любом случае у нас имелось алиби… Особенно у Кеши.
— Братва взяла в аренду одну шахту в Крыму, понял? — наконец выдал он.
— Угольную?
Кеша даже не улыбнулся. Он умел напускать на себя чопорный, непрошибаемый вид.
— Уголёк нынче не рентабелен, Юра… — он снизил голос до шёпота, — ракетную. Там второй день учения идут, с альянсом, как наших отбивать, понял?
Я начал догадываться. Но не подал виду.
— Нет! Не понял!
— Пол-лимона баксов отдали. Класс «земля-воздух». И пусковикам, хохлам, десять тыщ!
— Зелёных?! — подивился я жадности хохлов.
— Нет, наших, деревянных…
У меня отлегло от сердца. Кое-кто и за деревянные удавится. Хотя, по-честному, им не позавидуешь. Голь!
А ещё через три минуты, когда вся информация улеглась в мой возбуждённый мозг, я ощутил прилив лёгкого блаженства и расплылся в улыбке, которая со стороны наверняка была точной копией Кешиной.
— Пошли!
От могилы клана Кеннеди до выхода с кладбища было минут двадцать пешего хода. Надо было успеть. Ведь сообщение придёт сразу… Мы почти бежали, еле сдерживая радостную дрожь, распихивая толпы обкуренных или просто по жизни невменяемых оболтусов-тинэйджеров, которые с криками, банками, шариками и матрасными флажкам вприпрыжку, пританцовывая, шли навстречу. Тинэйджерам было и на кладбище клёво. Чего там!
Но нам было ещё клёвей. У нас такой клёв пошёл, что хоть при жизни памятники заказывай! Праздник души!
Я приехал на такси. Кеша на каком-то драном столетнем «линкольне». Конспирация! В него мы и уселись, протолкавшись сквозь музейно-шоповую толчею на выходе. Приёмник долго хрипел, сипел, музицировал рэпа-ми, роками, попсой… Мы переехали по Арлингтонскому мосту через серый Потомак, свернули налево от кукольно-огромного Линкольн-мемориала… только тогда из эфира прорвался более-менее внятный голос:
— …летевший из Израиля в Хабаровск. На борту находилось двести двенадцать человек и экипаж… в конце выпуска мы вернёмся к этой важной теме…
— Ты понимаешь что-то? — спросил я у Кеши. Он помотал головой. Нахмурился.
