— Фрустрационный аффект… — пробормотал справа Либидовский.
— Что вы сказали? — уточнил Саша.
— Это я так…
Ирина медленно, глядя себе под ноги, прошла по подиуму и села в кресло, бессильно уронив руки на колени.
— Скажите, Ирина, — задушевно спросил, выдержав пространную паузу, Сугробов, — что-нибудь предвещало вашу семейную катастрофу?
— Нет, ничего… — Голос ее задрожал. — У нас была прекрасная семья. Мы знакомы с мужем со школы. И он всегда был так внимателен. Не пил, мастерил что-нибудь по дому. Соседи завидовали… Мама даже говорит: сглазили…
Данилиана слева удовлетворенно хмыкнула.
— У вас есть дети? — спросил Сугробов.
— Да. Коля недавно женился… Леночке — десять лет… Очень послушная девочка, безумно любит отца…
Это случайное совпадение — недавно женившийся сын — наполнило Калязина нехорошим предчувствием.
— И ничто не предвещало беду? — зловеще удивился Сугробов.
— Все было так хорошо! Муж устроился на новую работу в банк. Он экономист, очень опытный… Стал прилично получать. Я даже ушла с работы. Я была воспитательницей в детском саду… У нас появились деньги… Мы поменяли мебель… Я стала одеваться… Вот, платье купила… — Она всхлипнула и, чтобы скрыть волнение, расправила подол.
— Так что же случилось?
— У него появилась другая женщина. Его секретарша… Молоденькая… Не то что я теперь… Она буквально его приворожила…
— Дисморфомания, — пробурчал справа Либидовский.
Данилиана слева победно засопела.
«Идиотизм какой-то! — внутридушевно содрогнулся Калязин, и на минуту ему показалось, что это шоу специально устроено, чтобы унизить и оболгать его. — Но не мог же Гляделкин организовать все это специально? Это ведь стоит безумных денег, а он за копейку удавится! Нет, простое совпадение…»
— Когда вы узнали об этом? — решительно спросил брошенку Сугробов.
— Сначала я догадалась…
— Каким образом?
— Я не знаю, как об этом сказать… Здесь…
— Я вам помогу. Муж к вам охладел?
— Да, охладел, — облегченно подтвердила она. — Он приходил домой, отдавал деньги, но как женщина я его больше не волновала…
— И что вы сделали?
— Ничего. Ждала, пока нагуляется…
— А он не нагулялся?
— Нет. Однажды он пришел с работы раньше обычного, позвал меня на кухню, чтобы Леночка не слышала, и сказал, что уходит от меня…
— И чем же он мотивировал этот поступок?
— Мотивировал? Да, мотивировал… Он сказал, что в банке многое понял, что у него теперь новая жизнь и в этой новой жизни ему нужна другая женщина, которая его понимает и помогает ему… И такая женщина у него теперь есть…
— А вы ему, значит, не помогали?
— Помогала! В институте я ему конспекты переписывала…
— Вот она, мужская неблагодарность! — воскликнул Сугробов и впился взором в зал, ища сочувствия.
Зрители, надо сказать, уже возмущенно роптали. Да и сам Калязин на минуту представил себе, что вместо Ирины в кресле сидит Татьяна, — и ему стало горько.
— Печальный случай, — покачал головой ведущий. — Но подозреваю, тут дело сложнее. Наверное, вы в какой-то момент перестали соответствовать его жизненным стандартам. Ведь так?
— Я села на диету… — вымолвила женщина.
— Наверное, этого оказалось недостаточно?
— Наверное…
— И с тех пор вы с мужем не виделись?
— Нет, он собрал вещи. Оставил мне квартиру. Даже из новой мебели ничего не взял, кроме своего письменного стола… Деньги он мне присылает по почте…
— А вы бы хотели его увидеть?
— Хотела бы, — прошептала она безнадежно. — Но он больше не придет…
— Не придет? — победно возвысил голос Сугробов. — То, что невозможно в жизни, возможно на телевидении! Встречаем: Анатолий, муж, бросивший Ирину!
И зал снова зааплодировал, вызвав у Калязина приступ тошноты. Из буквы «А» решительно вышагнул и ловко сбежал по лестнице невысокий подтянутый Анатолий, одетый в характерный для банковских служащих дорогой костюм с изящным — не в пример ведущему — галстуком. У Анатолия было узкое лицо, крупный нос и близко поставленные глаза, смотревшие настороженно. Увидев его, Ирина страшно побледнела, губы ее задрожали, она судорожно вцепилась в брошь на груди и отвернулась, чтобы не смотреть на блудного мужа. Он сел рядом с бывшей женой и машинально отодвинулся вместе с креслом.
— Не двигайте стул! — раздался суровый окрик сверху. — Свет собьете!
Блудный муж неохотно вернул кресло на прежнее место. Сугробов подошел к нему и некоторое время молча смотрел с осуждающим любопытством.
— Здравствуйте, Анатолий, — наконец заговорил Сугробов. — Спасибо, что согласились принять участие в нашей передаче!
— Пожалуйста, — ответил тот, бросив короткий взгляд на Ирину.
— Скажите, Анатолий, неужели вам не жаль разрушенной семьи?
— Жаль.
— Так, может быть, вы совершили ошибку и вот сейчас, на глазах у многомиллионных телезрителей исправитесь? Ирина, вы бы простили Анатолия?
— Простила бы… — еле слышно отозвалась она, мертво глядя в угол студии. — Ради детей…
— Громче! — потребовал голос сверху.
— Не могу я громче, не могу! — закричала она и забилась в истерике.
Зал нехорошо зашумел. Пока помреж бегал за водой, а сексопатолог, борясь с одышкой, лазил на подиум и щупал пульс у рыдающей Ирины, Сугробов стоял возле розового куста, меланхолически поглаживая бутоны. А Калязин в смятении вспоминал свой последний разговор с Татьяной и особенно то, как она впивалась в него ледяными пальцами, вглядывалась в его глаза и шептала, плача: «Са-аша, какой ты жесто-окий!»
Наконец все угомонились.
— Скажите, Анатолий, — строго спросил ведущий, оставляя в покое розы, — вы готовы вернуться к Ирине?
— Нет!
Зал ахнул.
— Почему же?
— Это невозможно. Я не хочу возвращаться в прошлую жизнь. Я встретил другую женщину… Алену. Мне с ней хорошо.
— А с Ириной вам было плохо?
— Не плохо… Не знаю даже как сказать. Мне с ней было никак.
— Всегда?
— Теперь я понял, что — всегда.
Данилиана слева коротко хохотнула.
— Диапазон приемлемости, — шепнул справа Либидовский.
— А с Аленой вам хорошо?
— Да.
— Что же это за Алена такая волшебная? Чем же она так хороша?
— Тем, что я ее люблю.
— А Ирину не любите?
— Нет, не люблю… Я благодарен ей за все хорошее, что у нас было. За детей… Но жить с женщиной, которую не любишь, по-моему, безнравственно…
— А жену с детьми бросать нравственно?! Гаденыш! — злобно крикнула из зала какая-то вполне приличная женщина.
Трусковецкая оглянулась и поискала глазами нарушительницу телевизионной дисциплины.
— Во-первых, давайте без взаимных оскорблений! — призвал Сугробов. — На нас смотрят миллионы. А во-вторых, мы дадим слово и вам, уважаемая. Но позже… Потерпите! Что вы на это скажете, Анатолий?
— Скажу: если бы вы хоть раз увидели Алену, то не называли бы меня «гаденышем»…
— Ах, так?! Будь по-вашему!! — радостно завопил шоумен. — Встречаем: разлучница Алена!
Зал взвыл от такой наглости и бешено зааплодировал. По ступенькам уже спускалась молодая длинноногая особа в черных брючках. У нее были короткие рыжие волосы, и эта мальчишеская стрижка вкупе с узкими подвижными бедрами пикантно противоречила ее большой груди, волновавшейся под полупрозрачной кофточкой без всяких утеснений.
— Предклимактерическая девиация с фрагментарной гомосексуальностью… — вздохнул справа Либидовский.
Данилиана слева презрительно фыркнула, а Калязин с облегчением отметил, что эта хищная разлучница совершенно не похожа на Инну, разве что четкой, поставленной секретарской походкой.
Алена решительно подошла к креслу, села рядом с Анатолием и успокаивающе погладила его напряженную руку. Пальцы у нее были длинные, с ярко-красными острыми ноготками. Угрюмое, почти злое лицо неверного мужа потеплело. А потрясенная Ирина смотрела на соперницу в каком-то жалком оцепенении, точно только сейчас, наконец, поняла всю бессмысленность надежд на возвращение мужа…
— Хороша-а стерва! — шепнула, обернувшись, Трусковецкая.
— Хороша! — кивнул сексопатолог.
— Не в моем вкусе, — отозвался Саша.
Данилиана только пожала эполетами.
Сугробов несколько раз обошел вокруг Алены, облизнулся и спросил:
— Алена, вам не стыдно?
— А почему мне должно быть стыдно? — Она нахмурила тонко выщипанные брови.
— Вы разрушили семью!
— Нельзя разрушить то, что уже разрушено!
— Ну и бесстыжая! — взвизгнула в зале все та же вполне приличная женщина.
— Выведу! — сурово пообещал Сугробов, найдя взглядом оскорбительницу, и снова обернулся к Алене: — Поясните, что вы имели в виду?
