Думаю, что теперь последние оставшиеся ходы партии будут сделаны гладко и живо.
С уважением, Вардебедян
Вардебедян!
Я только что перечитал ваше последнее письмо, содержащее фантасмагорический сорок шестой ход, снимающий моего ферзя с доски — с клетки, каковую он уже одиннадцать дней как покинул. Произведя скрупулезные расчеты, я, похоже, обнаружил причину вашего умопомрачения, непонимания вами имеющих место фактов. Присутствие вашей ладьи в четвертой королевской клетке есть такая же невозможность, как существование двух одинаковых снежинок; вернувшись к девятому ходу партии, вы ясно увидите, что ладья эта давно взята. Вспомните ту дерзкую жертвенную комбинацию, что оголила ваш центр и стоила вам обеих ладей. Что же они делают на доске теперь?
Могу предложить лишь следующее объяснение: накал нашей схватки и ураганный обмен мнениями касательно двадцать второго хода привели вас в состояние легкого помутнения рассудка, а вам до того не терпелось отстоять свою правоту, что вы, попросту прошляпив отсутствие очередного моего письма, сделали два хода подряд, и это дало вам преимущество, отчасти нечестное, не правда ли? Ну, что было, то прошло, а утомительное восстановление всех наших ходов представляется мне слишком сложным, если не невозможным. И потому я считаю, что наилучший способ выправить создавшуюся ситуацию состоит в том, чтобы позволить мне сделать сейчас два хода подряд. Справедливость есть справедливость.
Итак, сначала я беру пешкой вашего слона. Затем, поскольку этот ход лишает защиты вашего же ферзя, я беру и его. Думаю, теперь мы сможем завершить партию без всяких помех.
Искренне вам, Госсаж
P. S. Прилагаю для вашего осведомления диаграмму, которая в точности показывает нынешнее расположение фигур, она позволит вам без затруднений сделать последние ходы. Король ваш, как легко видеть, попал в западню, защитить его нечем, он одиноко стоит в центре доски. Всего наилучшего.
Г.
Госсаж!
Сегодня получил ваше последнее письмо, логической связностью оно не отличается, но, сдается, я понимаю, что сбило вас с панталыку. Приложенная вами диаграмма позволила мне осознать, что в последние шесть недель мы разыгрывали две совершенно разные шахматные партии — я, руководствуясь нашей перепиской, вы же, согласуясь, скорее, с той картиной мира, какая представляется вам желательной, чем со сколько-нибудь упорядоченной рациональной системой. Ход конем — двадцать второй, — содержавшийся в якобы утраченном письме, был попросту невозможен, поскольку к тому времени конь стоял на последней вертикали и описанный вами ход увел бы его на кофейный столик, то есть за пределы доски.
Что же касается согласия на два хода подряд — в виде компенсации за один, предположительно потерянный почтой, — так это вы, батюшка, конечно, шутить изволите. Я готов принять первый (вы берете моего слона), но второго допустить не могу и, поскольку теперь мой черед ходить, отвечаю тем, что беру ладьей вашего ферзя. Ваши уверения в том, что никаких ладей у меня нет, к реальности отношения не имеют — мне довольно взглянуть на доску, чтобы увидеть, как обе снуют по ней, хитроумные и полные сил.
И наконец, нафантазированная вами диаграмма свидетельствует о волюнтаристском подходе к игре: так могли бы вести себя за доской братья Маркс — оно, конечно, забавно, однако не позволяет сделать сколько-нибудь лестных для вас выводов о вашем знакомстве с книгой “Нимцович о шахматах”, которую вы увели из библиотеки под альпаковой шерсти свитером, — я все видел. Вам следует изучить диаграмму, прилагаемую мной к этому письму, и соответственно расставить фигуры, тогда мы сможем закончить партию с определенной степенью опрятности.
С надеждой, Вардебедян
Вардебедян!
Не желая затягивать спор, уже утративший смысл (мне известно, что недавняя болезнь оставила ваш обычно выносливый организм в состоянии отчасти фрагментированном и дезорганизованном, несколько повредив ваши связи с реальным миром, каким мы его знаем), я обязан воспользоваться этой возможностью, чтобы распутать отвратительный клубок наших обстоятельств, прежде чем он неотвратимо приведет нас к кафкианскому концу.
Сознавай я, что вы не настолько джентльмен, чтобы предоставить мне уравнивающий нас в правах второй ход, я не стал бы на моем сорок шестом брать пешкой вашего слона. Собственно говоря, согласно вашей же диаграмме, расположение этих фигур делает такой ход невозможным, при условии, конечно, что мы играем по правилам, установленным Международной шахматной федерацией, а не Комиссией штата Нью-Йорк по боксу. Не сомневаясь в конструктивности вашего намерения устранить моего ферзя, должен все же отметить, что, если вы попытаетесь присвоить право окончательного решения и приметесь изображать диктатора, прикрывая ваши тактические промахи двуличием и агрессивностью — обыкновение мировых лидеров, которое вы несколько месяцев назад открыто осудили в вашей статье “Де Сад и ненасилие”, - из этого может воспоследовать только одно: большая беда.
К сожалению, партия должна продолжаться, и поскольку мне не удалось точно вычислить клетку, на которую вам надлежит вернуть уворованного коня, предлагаю оставить это решение богам, а именно: я закрываю глаза, роняю коня на доску, и пусть он стоит там, куда упадет. Это привнесет в нашу маленькую стычку элемент пикантности. Мой сорок седьмой ход: беру ладьей вашего коня.
Искренне ваш, Госсаж
Госсаж!
До чего же любопытно последнее ваше письмо! Добронамеренное, выразительное, содержащее все элементы, способные, казалось бы, создать то, что сходит в некоторых референтных группах за коммуникативный эффект, и тем не менее насквозь пропитанное тем, что Жан-Поль Сартр столь любовно обозначал словом “ничто”. Читателя вашего письма мгновенно поражает глубочайшее отчаяние, он живо вспоминает оставленные обреченными, заблудившимися в поисках Полюса исследователями дневники или письма немецких солдат из-под Сталинграда. И читатель, словно зачарованный, наблюдает за распадом столкнувшегося с мрачной истиной сознания, за тем, как оно, обезумев, улепетывает от вас, создает миражи, строит заслоны, не способные защитить его от ударов слишком страшного существования!
Как бы там ни было, друг мой, я провел лучшую часть недели, сортируя известные под названием ваших “писем” миазмы слабоумных отговорок, в стараниях уладить все дело и просто закончить нашу партию, раз и навсегда. Ферзя вы лишились. Смиритесь с этой потерей. Как лишились и обеих ладей. Забудьте и об одном из слонов, поскольку я его взял. Другой бессилен, ибо стоит в удалении от главного русла партии — не надейтесь на него, эти надежды разобьют ваше сердце.
Что же касается коня, которого вы лишились в честной схватке, но отдавать не желаете, я вернул его на доску — в единственно возможное для его появления место, тем самым позволив вам впасть в ересь, подобной коей мир не знавал с тех времен, когда персы сварганили на скорую руку эту пустяковую забаву — то есть бог его знает с каких. Теперь он стоит на вертикали моего слона, в седьмой клетке, и, если вам удастся оживить ваши угасающие способности на время, достаточное для того, чтобы приглядеться к доске, вы обнаружите, что эта фигура, коей вы так домогались, перекрывает ныне единственный путь, еще остававшийся у вашего короля для бегства из удушающих клещей, в которые я его взял. Как это справедливо: ваше алчное интриганство играет мне на руку! Конь, ползком прокравшийся обратно в игру, торпедирует ваш эндшпиль!
Мой ход: ферзь на пятую клетку коневой вертикали; предвижу мат в один ход.
Со всяческой сердечностью, Вардебедян
Вардебедян!
По-видимому, постоянное напряжение, которое требовалось для защиты ошеломительно безнадежных шахматных позиций, повредило тонкие механизмы вашего психического аппарата, и теперь он реагирует на явления внешнего мира с некоторой натугой. Вы не оставляете мне выбора, я вынужден закончить нашу борьбу быстро и милосердно, избавив вас от этого бремени до того, как оно окончательно угробит ваш разум.
Конь — да, конь! — на шестую ферзевую. Шах.
Госсаж
Госсаж!
Слон на пятую ферзевую. Шах и мат.
Сожалею, что состязание наше оказалось для вас непосильным, но, если это сможет принести вам хоть какое-то утешение, скажу, что несколько здешних гроссмейстеров, познакомившись с моей манерой игры, и вовсе спятили. Если желаете реванша, предлагаю попробовать скрэбл, относительно новое мое увлечение, игра, в которой я, вероятно, не смогу победить вас с такой же легкостью.
Вардебедян
Вардебедян!
