Они приземлились в аэропорту Екатеринбурга и через три часа пробирались в джипе вдоль речки Токовой по чему–то, слегка напоминающему дорогу. — Этот рудник, он принадлежит вам? — спросила Аликс. — Нет, не мне. Он ничейный, его владельца нет с нами уже лет сто. Но там работает артель, в которой я являюсь пайщиком и потому имею право на лучшие камни, — он усмехнулся, — Если успеваю до них добраться.
Такое можно было увидеть только в кино. В глубь горы уходила наклонная штольня, кое–как закрепленная бревнами, туда было страшно смотреть, не то, что заходить. Свой свет старатели носили с собой в бензиновых лампах, никакого электричества не было и в помине. С одной стороны от входа в штольню высилась гора свежей породы, с другой — навалом, прямо под моросящим дождем лежали куски малахита. — Это ему полезно, — пояснил Рубин, — Малахит набирает цвет от холодной воды. Здесь, — он махнул рукой в штольню, — Добывали когда–то медную руду, малахит растет в медной руде. Она и сейчас есть, но бедненькая, малахит тоже не ахти какой, но другого нет. Там, — он махнул рукой в чащу леса, — Есть еще старый золотой прииск, золото, конечно, выбрали, но особо старательные находят в отвалах неплохие аметисты. Потом мы все это посмотрим, а сейчас пойдемте, перекусим.
Они сели вдвоем под навесом за длинный стол из неструганных досок, рабочие были в шахте, им еще не подошло время обедать, но полчаса назад все собрались возле машины, и Рубин раздал каждому по десять пачек «Примы», по большой пачке чаю и по полкило карамели. — Я им ничего не должен, — пояснил он Аликс, — Но я сам работал на таком же руднике, знаю, каково оно.
Чернозубый мужик, дико заросший бородищей, поставил перед ними по кружке черного, как деготь, чаю и здоровенную сковородку дымящегося мяса. — Лосятина, — ухмыльнулся Рубин, — Охотятся помаленьку. — Когда они, почти давясь от наслаждения, прикончили сковородку обалденно вкусной лосятины с черемшей, запив ее тягучим от крепости чаем, к ним подошел тот же бородатый кашевар и протянул на бугристой ладони сине–зеленый кристалл ромбической формы, — Держи, хозяин, подарок. У твоей…, — он запнулся, а потом сказал то, что вертелось на языке, — Девки глаза такого же цвета. — Держи, Захар, — не задумываясь, Йосиф сунул руку в карман и достал золотую зажигалку, — На подарок есть отдарок. — Что это? — спросила Аликс, когда старатель, поигрывая красивой цацкой, отошел от стола. — Уральский хризоберилл, — ответил Рубин, рассматривая неуловимо меняющий цвет камень, — Иначе называемый александритом, в честь в Бозе–почившего государя императора Александра II Освободителя. Их добывали поблизости отсюда, на речке Большой Ревт, там были изумрудные копи, а хризоберилл соседствует с изумрудом. Не все добыли, надо полагать, ели Захар раскопал этот камешек. Кристалл такой формы, — он положил александрит на ладонь Аликс, — Очень редкая вещь. Носите, на счастье.
После обеда, надев гремящие, как железо, брезентовые плащи, они углубились в лес и вскоре вышли на поляну, заросшую молодым сосняком. — Вот здесь добывали золото, — сказал Рубин. Золотой прииск представлял собой несколько осыпавшихся ям с полуобвалившейся бревенчатой кладкой, вокруг высились кучи окаменевшей глины и щебня. — Мало похоже на Форт — Нокс, да? — усмехнулся Рубин, — Все золото родом из грязи. — Аликс поковыряла щебень носком сапога, — Смотрите! — она подняла с земли голубоватый кристаллик вытянутой, октаэдрической формы, величиной примерно с фалангу ее пальца. — Я притягиваю камни. Наверное, это аметист? — Нет, это не аметист, — Рубин взял камешек из ее руки, осмотрел на свету, пощелкал по нему ногтем, лизнул его, снова осмотрел, поцарапал им стекло своих швейцарских часов и, наконец, сказал очень медленно, — Я не берусь дать окончательный ответ, но, по–моему, это алмаз, каратов на 87.
Рубин не проронил ни слова о находке, пока они добирались до Екатеринбурга на просевшей от тяжести машине, оформляла груз, ночевали в отеле и летели домой, но теперь они сидели в доме, у камина, за стенами, сложенными из цельных гранитных блоков, облицованных изнутри цветным камнем, на столе перед ними, в бокале со слабым раствором азотной кислоты, лежал алмаз.
— Назовите его как–нибудь, — сказал Йосиф, — это ваше право и долг, такое камень должен иметь имя. — Пусть будет «Крылья Утра», — сказала Аликс. — Почему «Крылья Утра»? — Потому, что мы нашли его утром и потому, что я так хочу. — Мой долг ювелира подчиниться. Теперь этот камень называется «Крылья Утра». И мой долг ювелира объяснить вам, с чем вы имеете дело. Ценность алмаза заключается не только в его величине. Есть камни, величиной с булыжник, но они хранятся в пыльных ящиках минералогических коллекций, а не сияют в коронах монархов. Потому, что нечему сиять. Они мутные, со множеством внутренних и внешних дефектов, их невозможно отгранить и нет смысла шлифовать. Большинство же окрашенных алмазов хорошей величины и без дефектов не являются камнями «чистой воды». А камни «чистой воды» — это, в основном, осколки, обкатанная водой галька или они просто слишком мелки. Уникальность вашего алмаза заключается в том, что это голубой кристалл «чистой воды», весом в 88 карат, в форме правильного октаэдра и без дефектов. Он не требует огранки, нельзя ничего ни убавить, ни прибавить к нему, он представляет собой совершенный баланс алмазных качеств, меру алмазной красоты. Абсолют. В мире больше нет таких алмазов, Аликс. — А может, на том прииске их еще целая гора? — Исключено. Там копались больше ста лет, если бы существовало месторождение, его бы непременно нашли. Этот камень больше, чем удача, это — чудо, я не верю своим глазам. — Чудо? — Слово ювелира. — В таком случае, я дарю его вам. Возможно, «Крылья Утра» помогут вам подняться над вашим неверием и полюбить чудеса. — Йосиф долго молчал, глядя в пол. Потом молча вышел в другую комнату и, вернувшись, встал перед Аликс, огонь камина бросил алые блики на его лицо. — Цена этого камня не соизмерима с ценой «Крыльев Утра», — сказал он и раскрыл сжатый кулак, кроваво–красный рубин вспыхнул на его ладони, — Но это самое дорогое, что у меня есть, — склонившись, он вложил рубин в ее руку, — Это моя душа.
— Йосиф Леонидович! — В кабинет просунулась парижская головка Аллочки. — А? — Включите телевизор. — А что там? — Включайте, включайте. Черное море горит.
Он нажал кнопку пульта и сразу увидел фантастическое зрелище, — над поверхностью моря ходили гигантские полотнища голубого огня. — Воздух сгорает в этой огромной топке, — говорил голос за кадром, — Люди страдают от недостатка кислорода, температура доходит до +45. — На экране появились пустые улицы какого–то городка, одиночные прохожие пробирались вдоль стен, обмотав головы мокрыми тряпками. — Транспортные линии не справляются с потоком беженцев, — продолжал комментатор, — Пожары в порту… Взрыв на нефтяном терминале… — Во весь экран вспыхнуло багровое, дымное пламя. Рубин переключил программу. — Уже более ста лет известно, — говорил серьезный, бородатый мужчина в очках, — Что на глубине в двести метров, под слоем ила, существуют метановые линзы. Отдельные возгорания происходили и раньше, но никто никогда не думал… — Рубин переключил программу, — Уже более ста лет учение предрекали катастрофу, — говорил бородач, как две капли воды похожий на первого, но без очков, — Под поверхностью Черного моря, под морем ила, находится море метана, теперь это море вырвалось на свободу… — Рубин переключил программу. — Горят шельфовые нефтеразработки у побережья Турции и Болгарии, — без пауз строчил диктор, — В море выливаются тысячи тонн горящей нефти, — на экране взорвался танкер, — Правительства Греции, Италии и Португалии… — Рубин переключил программу и застыл, завороженный зрелищем. Катастрофа, видимо, случилась ночью. Между небом и водой горел голубой огонь, небеса были индиго–синими, вода — абсолютно черной. Пламя качалось, пульсировало, как живое, какие–то полусформировавшиеся фигуры угадывались в нем, возникало и опадало нечто змееобразное, от горизонта до горизонта вспыхивали всполохи, что–то гримасничало, что–то корчилось и, хотя все это происходило за тысячи километров отсюда, Рубин почувствовал, что в комнате становится жарко. Он выключил телевизор и откинулся в кресле, вытирая со лба холодный пот. Вдруг мягко пропел телефон.
— Алло.
— Здравствуйте, Йосиф Леонидович.
— Здравствуй, Ахать — Ахать был младшим пайщиком и доверенным лицом Рубина при руднике на Токовой.
— У вас включен кодер, Йосиф Леонидович?
— Секунду, — Рубин нажал кнопку кодирующего устройства, — Говори.
— Наши ребята нашли кое–что.
— Что?
— Гельд.
