Или думает, что знает — так, пожалуй, будет точнее. Ведь назначение человеческого мозга именно в том, чтобы думать — полагать, там, предполагать, взвешивать. А возможность знать скорее подходит чему-то другому. Может быть, инстинкту, или тому, что мы называем инстинктом… Впрочем, не знаю. Просто…
Я так думаю.
* * *
Оставшись после возвращения из-за океана с остро ноющей болью в том месте,
(где?.. в какой-такой клетке она затаилась и мучает?… Как найти эту клетку и вышвырнуть, выдрать — хоть с мясом — из себя?..)
которое раньше было заполнено мягким, уютным теплом, исходящим от играющего, спящего или мурлыкающего зверька, я думала, что хуже этой боли в моей жизни ничего нет и уже не будет.
И я ошибалась.
Хуже нее стала пришедшая ей на смену, вытеснившая ее… Пустота.
Холодная. Противная. И скользкая, как… пиявка.
Пустота была хуже боли. Боль почти всегда можно чем-то заглушить, задавить в себе, справиться с ней. Боль — это хотя бы что-то, а пустота… Пустота — это ничего. И сколько ни напрягайся, сколько ни собирайся с силами, с ней невозможно справиться, потому что не с чем справляться. Ее можно только попытаться чем-то заполнить — постараться затолкать, запихать что-нибудь в то место, где… Где раньше что-то было, а теперь ничего нет. Ничего? Если бы…
Говорят, природа не терпит пустоты. Не знаю, природа, или не природа, но что-то — точно не терпит. И потому в образовавшейся у меня внутри пустоте от утраты маленького любимого существа начало возникать… Начало мелькать и медленно ворочаться какое-то… Словом, там возник страх — мой старый детский страх.
В темных углах нашей огромной квартиры, в темной кладовке и даже иногда под нашей здоровенной трехспальной койкой-аэродромом мне стали тускло мерещиться длинные скользкие твари, черные извивающиеся «змейки» — leeches.
Пиявки…
Поначалу я пыталась относится к этому с юмором — ведь это, и впрямь, смешно, когда у взрослой и не очень молодой бабы вдруг появляются детские причуды, возвращаются детские страхи и вообще… Но потом мне стало не смешно. Мне стало совсем не смешно, когда однажды ночью, тая и сочась от тесно прижавшегося ко мне распаленного тела моего благоверного, я раскинула ноги, мгновенно очутившись под ним, обвила ногами его накаченную спину, раскрылась вся, готовая принять в себя его твердый, словно налитый железом конец, и приняла его, и сразу очутилась самой черты,
(the border… the percinct…)
в миллиметре от резкой сладкой судороги, когда вдруг…
Я резко вскрикнула, все тело действительно свела судорога, но не от оргазма, а от жуткого страха и отвращения — мне на мгновение почудилось… Да нет, я просто почувствовала, что в меня вместо его как всегда роскошно стоящего конца вошло… Вошла длинная скользкая пиявка, жадно тянущаяся своим тупым рыльцем к моей матке, уже впивающаяся в нее и высасывающая… жрущая меня изнутри!
Это длилось секунду, не больше, и муж, конечно, ничего не заметил, приняв мой резкий вскрик за оргазм, и… Дальше все было как всегда, и следующие мои вскрики были действительно от оргазмов, а холодный пот у меня на лбу и дрожащие раскинутые колени… Ковбой был не из тех мужиков, которые обращают внимание на лоб и колени партнерши после, и быть может, впервые за всю нашу совместную жизнь я была рада этому, потому что…
Я никак не смогла бы объяснить ему причину, никогда бы не смогла рассказать про этот дурацкий страх. И даже не потому, что он бы просто не понял, а потому что… Это было только мое — не знаю, откуда и почему я это знала, но я знала: это мое и никто мне тут не поможет. Это — моя пустота, и то, что возникло в этой пустоте — тоже мое, и если я хочу, чтобы оно исчезло, я должна…
Природа
(или что-то…)
не терпит пустоты, природа
(или что-то…)
стремится заполнить ее чем-то, и если меня не устраивает то, чем она заполняется, я должна сама найти способ заткнуть эту пустоту чем-то другим.
И я стала пытаться это делать — сначала тем же способом, который хоть как-то помогал мне справляться с болезненной тоской по ласковому и серьезному зверьку. Любимым напитком моего благоверного — «Абсолютом», благо его запас у нас дома регулярно пополнялся независимо от количества выпитого без всяких напоминаний с моей стороны. Первую дозу — с грейпфрутовым соком — я выпивала в двенадцать дня, а к восьми вечера, если только мне не полагалось быть рядом с мужем на каком-нибудь светском мероприятии, я уже была совсем косая.
Не скажу, что это очень помогло, но это хоть как-то помогало — во всяком случае во время наших постельных утех мне больше не мерещилось, что в меня входит… Такого страха я больше не испытывала.
Правда, после того эпизода в койке я никогда больше не испытывала и… Не знаю, как это объяснить, каким словом обозначить то, что утратилось у нас с мужем. У нас? Да нет, пожалуй, у меня, потому что он-то вряд ли забивал себе голову подобными нюансами. Близость?.. Слишком общее, слишком расплывчатое понятие, тут утратилось что-то более простое — я перестала чувствовать себя полноправной… партнершей.
Исчезло то сладкое ощущение, которое возникло давным-давно, когда он узнал, что у меня растет его дочь и никто, включая моего тогдашнего мужа, об этом не знает.
Близость?.. Ладно, может, это и есть близость, вернее, была близость, а теперь ее не стало…
Ну, и хрен с ней, как говорится, что ушло, того уже не воротишь и в одну речку дважды не… Может, это была плата за то, что ушел вдруг резко и страшно всплывший детский страх, от которого осталось только… Так, ерунда. Какой-то отголосочек…
Вернее оживавший порой во мне странный, чужой голосок, тихонько шепчущий, насмешливо растягивая слова…
Ты-е еще не зна-аешь, что тако-ое настоя-а-ащий страх…
Мой ковбой поначалу относился к моей выпивке вполне равнодушно — я выполняла все свои обязанности жены ничуть не хуже (а коечные — даже лучше), а остальное его мало трогало. Потом, когда я стала иногда забывать о светских мероприятиях, и среди наших знакомых и друзей
(его знакомых и его друзей — своих у меня не было… Мои остались в прошлой жизни, не вписавшись в среду новых русских…)
замелькали косые взгляды и пополз участливо-насмешливый шепоток, его это стало трогать, и сделав мне пару строгих внушений, не возымевших никакого эффекта, он начал осторожно заговаривать о медицинских консультациях — так он это назвал, — но…
Никаких медицинских «консультаций» не понадобилось. Мое усиливающееся и неизвестно чем бы закончившееся пристрастие к бутылке неожиданно выдохлось. Вернее, просто сдохло — с появлением у мужа нового и главного делового партнера и с моим… Ну, так скажем, коротким, но довольно тесным знакомством с этим невысоким, плотным мужиком с короткой стрижкой «ежиком». Седым «ежиком» — он был старше мужа. И он был… Круче.
Дурацкое слово, кажется, возникшее у нас в начале эры видюшников путем перевода американского tough guy. Крутой парень. Дурацкое слово, но… Ёмкое. Более точный перевод — трудный парень, как правило, связанный с уголовным миром, но по-русски… Пожалуй, крутой — получше. Так можно назвать и молоденького бритого качка, и… Скажем, вполне зрелого и даже почти пожилого мужчину в смокинге и «бабочке», с седой короткой стрижкой «ежиком». Похожего на профессора, если…
Если не очень вглядываться.
* * *
— Рыжик, — твердо сказал муж, отодвигая бутылку «Абсолюта», к которой я потянулась уже не совсем твердой рукой, — ты сегодня нужна мне в форме.
— Да? — прищурилась я на бутылку, а потом подняла глаза на него и постаралась саркастически приподнять одну бровь (не вышло). — А что такое?
— У нас презентация. Казино. Я уже говорил тебе, но ты наверняка…
— Помню-помню… На паях с каким-то… Это сегодня?
— Да. Это сегодня.
— А почему без меня нельзя? Может, возьмешь какую-нибудь…
— Я не возьму какую-нибудь. Сегодня ты познакомишься с моим партнером. Мы раскручиваем серьезное дело, и он хочет видеть меня с женой.
— Он — хочет? — теперь уже натурально удивилась я. — С каких пор тебя волнует, чего там кто-то х-хочет? И почему к-казино серьезнее, чем все другие твои?..
