Пора «чистить перышки» – скоро ужин.
У Яны глаза стального оттенка. А иногда они отдают синевой, вот как сегодня, например. Мальчик этот опять с нее глаз не сводил. Море, как большой кристалл Сваровски, повторялось в цвете ее глаз.
Яна надела украшение, купленное в Duty-free[15] . Очень ей шло.
«Что будет, если я так подведу глаза?» – думала Маша. Впрочем, «так» подвести глаза ей всегда не хватало времени. Ей вечно не хватало пяти минут. Или часа. Или недели. Или года. Или всей жизни.
– У Инги такое же, только дороже, – сказала Яна, – мы тебе тоже купим. А хочешь, возьми вот это, насовсем возьми!
Яна открыла ящичек трюмо. Наверное, «трюмо» и «трюм» – одного корня. Иные набиты драгоценностями, как трюмы пиратских кораблей.
– Это настоящий индийский жемчуг! – сказала Яна. – Только речной.
– Да ну, что ты! Красивое... – сказала Маша. – Но я не могу, спасибо! Спасибо тебе.
Маша погляделась в большое зеркало, держа ожерелье на весу, и без сожаления положила его обратно.
– Ты знаешь, у меня подруга одна есть... Подруга – не подруга, скорее так, знакомая... У нее всегда в жизни как-то неважно все. Зарплата маленькая. Муж ушел к другой. Все сволочи. Вот приеду – даже не знаю, сказать ли ей про свой вояж...
– И не говори. Не встречайся с ней, – Яна была категорична, – увидит южный загар... Я не дружу с неудачниками, я дружу с удачниками, – сказала Яна. Она знала, о чем говорит.
Маша подумала, где у них, в Красноярске, обитают «удачники». Вестимо где. В поселке Удачном.
– А я? – сказала Маша. – Про меня тоже можно сказать «неудачница».
Это была явная провокация.
– Ты – нет, – серьезно сказала Яна, – у тебя есть мужчина!
Яна брызнула духами из большой пирамидки, и они пошли.
Ужин был в разгаре, точнее было бы сказать, в разгуле. Управляющий любил это время: день на исходе, уже можно расслабиться. Мягкая тень южной ночи скрывает все огрехи турецкого сервиса. В романтичном свете свечей на столиках под открытым небом никто не заметит нерегламентированных излишеств на скатерти.
Суета и мельтешение фигур с тарелками вкусностей не раздражали. Деликатное позвякивание вилок нарушалось время от времени всплесками смеха. Эти амбициозные русские за крайним столиком опять ржут как сумасшедшие. Зия снова покосился в их сторону. Его «пассии» там не было. Пассия – это, наверное, от слова «пасьянс». А может, от слова «пасти». Выпас, равно как и пасьянс, явно не складывался. А впрочем, кто его знает, как оно там по-турецки?
Маша вернулась с десертом. Два плетеных кресла напротив опустели. Яна без интереса ковыряла вилочкой арбуз.
– А где наша компания?
– Пошли смотреть на дансера. Мы их догоним. Я сейчас встречаюсь с этим мальчиком. Доедай скорее и пойдем.
– Ты уже не злишься на Вадика?
Яна сделала неопределенное движение плечиками.
– Я без них не могу. Они мне нужны. И я им нужна.
Ответ ошарашил.
– Ты говоришь так, как можно было бы сказать о любимом муже.
– Мы люди одного круга. Это важно.
– А я? В таком случае, я – не вашего круга? – снова устроила провокацию Марья.
– Ты моя сестра, – слова звучали весомо и неопровержимо, тем обиднее было услышать продолжение: – Они тебя не воспринимают.
От такого действительно сводило скулы. Машка не удержалась и фыркнула:
– Какой-то мальчик из города Урюпинска будет меня «воспринимать» или «не воспринимать»! Мне смешно.
– Ты у них не котируешься. Им скучно. Видишь, они ушли? Вадик ревнует меня к тебе. Он просто бесится от этого. А мне с тобой интересно. Пока, – добавила Яна. – Перестанет быть интересно – перестану с тобой общаться.
«Ну, Яна, с тобой мотает по синусоиде – форменные „американские горки“! – промелькнуло у Маши, она слушала, притаившись. Послушать было что:
– Сейчас я от тебя черпаю. Ты лучше меня. Ты донор. Я не хочу быть как ты! Но... сохрани это в себе. Хорошо, что ты у нас есть. Ты чудная. – Яна говорила о каком-то ее чудачестве, странности, которая ей самой была невдомек.
– Чудная? – переспросила Маша. – Почему? В чем?
– Во всем. В чем-то роскошная.
Они уже шли по Улице Баров, огибая течение веселой толпы, «музык», разноголосо перебивающих друг друга, турков-зазывал... Маша старалась не отстать от Яны, подхватывая ее под руку. Под руку она ходила прежде только с подругой-со-второго-класса. Еще с мамой, в гололед, когда скользко да когда она болела...
Странное было чувство – Яниной невесомости, тонкая рука передавала ощущение легкости, двигалась она довольно стремительно и легко, придерживая другой рукой неизменный рюкзачок за плечом. Хотелось не отпускать ее – улетит сейчас как пушинка!
– Хорошо, что ты у нас есть! Отец от нас «устал». От меня он вообще в шоке. Он даже плакал из-за меня. Ты для него отдушина. Анька считает мою жизнь пустой. Но я не хочу быть как ты...
Все сказанное никак не укладывалось в рамки легкого курортного трепа. Маша чувствовала, что надо притормозить, как-то осмыслить это все. «Сейчас зависну, как Сенин ноутбук. Срочно нужна перезагрузка».
Уже маячил впереди этот сладкий турецкий мальчик с рваным ухом, как некстати! «Но ведь мы еще поговорим, да, Яна? Мне еще о многом нужно тебя расспросить».
Они уже шли чуть медленнее.
– Я тебе больше говорю хорошего. А ты мне почти ничего. Подумай, какие ты мне можешь сказать комплименты?
Просьба озадачила.
– Знаешь, когда я пыталась говорить женщинам комплименты, это всегда как-то нехорошо заканчивалось.
– Почему?
– Ну, не знаю. Говоришь искренне, а выходит боком. Какая-то неадекватная реакция. Поэтому я не буду... Я тебя просто люблю. – Слова вырвались сами собой, заветные слова, которых никогда не слышал от нее ни один мужчина! Произнести их вслух означало бы для Марьи растерять что-то главное, что составляет их суть. Диффузия чувств.
– Правда?!! – Яна едва не обернулась тем самым перышком, что сейчас сорвется и улетит. – Ты скажешь это отцу? Меня никто не любит. Только отец немножко. А я его очень сильно люблю! И матери скажи, обязательно! Скажешь? – Яна почти заглядывала в глаза.
– Посмотрим на твое поведение.
– Я хорошая!!!
Молодой человек сиял улыбкой в тон белейшему пластырю на ухе. Улыбался он только Яне. На нем были яркие шорты по колено и белоснежная майка, все из магазина «Твинсильвер». Это была крайняя степень одетости, потому что днем он ходил по пояс голый.
– Ты можешь пойти с нами, – заявила Яна.
– Я думаю, кавалер будет не в восторге. Давай его спросим, – сказала Маша, вполне отдавая себе отчет, что последнее звучит явно издевательски. Парень понимал по-английски. Но ни на иностранном, ни даже на родном наречии его не нужно было об этом спрашивать. Он хотел только Яну. Ту, которая с глазами цвета моря.
– Ладно, бай-бай! Пока-пока!
Музыка звучала отовсюду, везде толпились беззаботные веселые люди. Разномастная разноязыкая публика перетекала от бара к бару, иные вели «оседлый» образ жизни, прикипая на ближайшие несколько дней к полюбившимся местам. Покуривали, тянули цветные коктейли из нарядных бокалов с «зонтиками», притоптывали в такт музыке. Молодые и старые – все танцевали, с особенным драйвом – под тюркские ритмичные напевы. Улица Баров сияла огнями. Все было как всегда. Но праздник потускнел.
Маша остановилась. Знакомая вывеска. За символической перегородкой на светящемся прозрачном кубе «зажигали» три труженицы ночных шоу, уже в новых хулиганских нарядах. «Звезды» еще не было. За барной стойкой, заняв лучшие места перед кристаллоподобной сценой и маленьким танцполом, на высоких табуретах томились Вадим с Ингой. «Жлобы московские!» – подумала Маша. Ей уже не хотелось туда идти. А она никогда не делала того, чего ей не хотелось. Ну почти никогда.
Настроение было какое-то смутное. Марья уже шла прочь от своего любимого бара, куда – не важно. Нужно было подумать, и, в общем, хорошо, что она осталась одна. Что-то задело ее в Яниных словах, и это «что-то» было не на поверхности... Нужно было срочно расхлебать эту «бочку меда» с дозой яда. Вдруг накатила усталость, жизненный тонус упал ниже уровня моря, хотелось забиться в какой-нибудь угол и убаюкать эту горечь внутри. Еще было малопонятное чувство противоречия, протеста, только против чего или кого?
Пойти в свой номер? Нет, это исключено. Не для этого она оказалась в центре вселенной. «Я не хочу быть как ты». Что это значит? Мысли прервались какой-то тарабарщиной. Кажется, это ей:
– Are you looking for boat? Do you want rent a ship? Do you speak English?[16]
– Yes, a little[17] .
Маша не заметила, как оказалась на пирсе. Вокруг были яхты, не утлые лодочки, а именно яхты. С кормы одной из них легко выпрыгнул на дощатый пирс тот, кто с ней говорил. Качнулись канаты, звякнули стропы. Казалось, тяжелый бот качнулся тоже, потревожив черную воду вокруг.
