Ознакомительная версия.
– А что ты хмыкаешь? Что? – вдруг завелся Игорь.
– Ничего, – Лариса поставила цветы в вазу. – Не будет она их раздавать. Утопит или подбросит в другой подъезд в лучшем случае. Не будет она стоять с коробкой. А если и будет, то за деньги.
– Я ей рубль дал!
– Понятно…
Лариса умолкла и молчала весь вечер. Игорь же разбирался с собственными чувствами. Он сделал для котят все, что мог. А то, что потом с ними будет, – так это не его забота. Ну нет, бабуля не такая! Не станет она выбрасывать котят в ближайшей подворотне. Хорошая бабуля…
Следующим вечером Игорь шел домой, прислушиваясь к каждому писку. Но ни бабули в подземном переходе, ни коробки на помойке не нашел. В подъезде тоже было тихо. Значит, бабуля поехала на Птичий рынок и рубль свой честно отработала. Ну, и кто был прав?
– Людям надо верить, – объявил он Ларисе. Та все еще играла в молчанку, так и не простив ему отданный рубль.
На следующий день Игорь напился уже к обеду. Сам не понял, как это получилось. Развезло буквально с полбутылки. Закуски не нашлось, вот и поплыл.
Домой шел медленно, преодолевая тошноту, дышал носом. И в подъезде услышал писк. Подумал, что почудилось, показалось. Но нет – под лестницей стояла коробка с котятами. Игорь сграбастал коробку и пошел в переход. Там стояла та же бабуля, продавая аккуратный мешочек с квашеной капустой дамочке.
– Вот, – он поставил перед ней коробку.
– Милок, ты что, котятами размножаешься? Лучше бы детишками размножался, – поохала бабуля.
Игорь молча выдал ей рубль, который спрятал во внутренний карман пиджака. В мастерстве делать нычки он поднаторел не хуже Ларисы. И ушел. Правда, обернулся – ему вдруг показалась знакомой и коробка, и котята, сидящие в ней. Но лишь на мгновение. Игорь уже не думал про себя как про героя – хотелось побыстрее добраться домой и лечь.
– Опять котят подбросили, – сообщил он Ларисе.
– И ты опять отнес их бабке?
– Да.
– И дал ей рубль?
– Откуда ты знаешь?
– Ты взял из «свадебных» денег…
Лариса завела специальную шкатулку, в которую складывала «свадебные» деньги – копила.
– Да, взял! Имею право! Не нравится – можешь не выходить за меня замуж!
Игорь пошел в спальню и тут же уснул. Радовался, что в доме тихо – никто не плачет и не скандалит.
Конечно, свадьба была. Они с Ларисой и Сашка Комаровский с подругой Ларисы – Наташей – с красными лентами «Свидетель» поперек груди. Игорь помнил, что ему все указывали – куда идти, где стоять, что делать… Сюда, туда, заходите, кольцо взять, расписаться там, куда указывает указка, взять букет у невесты, отдать букет, встать, можете поцеловать, стойте, поздравьте, выходите…
Он находился в прострации. Ему даже это нравилось – за него все решали. Водили, отводили, усаживали, укладывали. Счастливое, можно сказать, было время! Он был постоянно пьян. Причем на законных основаниях. Но долго так продолжаться не могло.
Игорь помнил прекрасно один момент. Открыл утром глаза и увидел в углу, рядом со шкафом, что-то черное и большое, похожее на гроб. Тут, конечно, он пообещал себе заканчивать с затянувшейся гулянкой. Допился до глюков! Игорь закрыл глаза, снова открыл, но черный гроб не исчез – стоял, прислоненный к шкафу.
Он повернул голову – рядом, чуть подхрапывая, спала Лариса, уже на правах жены, уверенно заняв бо́льшую часть кровати. До этого устраивалась на самом краешке и, насколько помнил Игорь, не храпела.
– Что это? – Игорь достаточно резко ее толкнул в спину.
– Где? – Лариса испуганно села.
– Вот это! – Он показал на черный чехол в углу.
– Виолончель, – ответила Лариса, снова легла и повернулась на другой бок.
– Откуда здесь виолончель? – Игорь снова ее пихнул. Он было подумал, что в пьяном угаре умудрился купить виолончель.
– Я принесла, – ответила Лариса.
Она всегда прямо и четко отвечала на поставленные вопросы. Игоря это поначалу умиляло, но очень быстро стало раздражать. Он что – должен у нее интервью брать? Наводящие вопросы задавать? Сама рассказать не может?
«Что это?» – «Виолончель». – «Откуда?» – «Принесла».
– Зачем принесла? – Игорь старался держать себя в руках, хотя в голове звонили колокола на разные лады.
– Так я же теперь здесь жить буду. – Она все еще надеялась хоть немного поспать.
– Лариса, ты издеваешься? Можешь нормально все объяснить?
– Что объяснить? – Она искренне не понимала, с чего вдруг он начал орать.
– Откуда у тебя виолончель? Ты играешь?
– Да, играю. – Теперь уже Лариса смотрела на Игоря с недоумением и легким испугом. Зачем нужна виолончель, если не играешь?
– Ты в детстве занималась? – Игорь решил, что инструмент – память о детстве. Оставляют же пианино, на котором давно никто не играет. Ради детей и внуков. Или когда жалко отдавать – инструмент старый, еще бабкин там или вовсе от прабабки достался.
– Конечно, занималась, – ответила Лариса.
Игорь замычал в ярости.
– Сейчас ты играешь? – сдерживаясь из последних сил, спросил он. Неужели и так непонятно: он просыпается после свадьбы и первое, что видит в спальне, – виолончель, футляр от которой принял за гроб. У него похмелье, тяжелое. Можно объяснить, откуда в его спальне появилась виолончель?
– Играю, конечно. Что ты вдруг злым стал? – Лариса проснулась окончательно.
– Потому что ты нормально ничего сказать не можешь! – заорал Игорь.
– Могу. Что я должна сказать?
– Просто расскажи мне про виолончель, – потребовал Игорь.
– Инструмент старый, но хороший. Футляр надо новый купить, но это потом, когда деньги будут, – покорно начала говорить Лариса.
– Ты дура? Полная? Или издеваешься? Да плевать я хотел на виолончель! Что она в моем доме делает? Ты по вечерам пиликать будешь? У нас будут домашние концерты?
– Нет, не волнуйся! По вечерам только иногда, если нужно будет что-то новое разобрать.
Игорь лежал и думал, что свадьба оказалась трагической ошибкой. Как он вообще на это согласился? Меньше пить надо! Он ведь ничего, ничегошеньки не знает о Ларисе. Да, жили вместе. Да, знал, что у нее музыкальное образование и она поет русские народные песни ужасным, с его точки зрения, голосом. Но он не уточнял детали, а она не рассказывала. Да они вообще не разговаривали! Сегодня он узнал, что она играет на виолончели. А завтра что еще выяснится?
– Это моя работа. – У Ларисы глаза были на мокром месте. Она встала и начала убирать постель. – Играю в ЗАГСе. Понимаешь? Марш Мендельсона, вальсы. Вместе с Наташей.
– С какой еще Наташей?
– Моей подругой, которая свидетельницей была. Ты что, забыл? Она арфистка.
– О господи. Почему ты мне раньше не сказала? То есть мне досталась жена-виолончелистка. Я же думал, что ты бухгалтер или, я не знаю, продавщица. Ты не похожа на… музыканта…
– Почему не похожа? Хочешь, я сыграю? Вообще-то, я тебе говорила. Несколько раз.
– Не помню.
– Тогда что ты кричишь? Я же не виновата, что ты не помнишь! Меньше пить надо было!
– Это правда, пить надо меньше, – согласился Игорь. – Но ты мне ничего не рассказывала о себе. Я не знаю, где ты училась, где жила…
– Ты не спрашивал!
– Да, не спрашивал! Мне не до того было!
Так Игорь только после свадьбы узнал, что Лариса окончила заштатную консерваторию – поехала после окончания школы в чужой город, зато с гарантией, что точно поступит. На виолончель там вообще не было конкурса. Устроилась в общежитии. Жила впроголодь, подрабатывала, где могла. А потом уже перебралась в Москву. Хотела сразу к родственникам, но дядька совсем запойный оказался, пришлось снимать койко-место. То есть два – одно ее, другое для Наташи. Они с музыкальной школы вместе. Уже позже Лариса нашла работу в ЗАГСе, и ей очень нравилось. Перетащила Наташу. Стабильная зарплата, коллектив хороший, работа в основном в первой половине дня.
С годами Лариса располнела. Сделала короткую стрижку, на затылке совсем коротко. Красилась в блондинку, дома. Иногда Наташа приходила помочь. Цвет получался то желтый, то рыжий, то пепельный.
Со спины Лариса была похожа на грузного мужика – сутулого, но крепкого. У нее было два «рабочих» костюма – черные брюки с блестками и белая блузка со здоровенным воротником и отложными манжетами. И платье черное в пол. И брюки, и блузка, и даже платье шли на ее телесах мелкой рябью.
Почти каждый день Лариса натягивала на себя штаны, которые готовы были в любой момент треснуть, или платье, в котором становилась похожа на сардельку. Легко закидывала футляр с виолончелью за спину и отправлялась играть счастливым супружеским парам. Пары менялись, годы шли, ЗАГС отремонтировали, несколько раз сменилось руководство, а Лариса все так же играла Мендельсона. Верная Наташа, которая, напротив, с годами усыхала и становилась почти незаметной за огромной арфой, сидела рядом.
Эти две женщины пережили многое. Они подстраивались под новую моду и тенденции, разучивая по вечерам популярные мелодии. Молодожены могли заказать музыку по спецменю, за отдельную плату, естественно, – джаз, народные свадебные песни, популярную обработку классических произведений… Они могли сыграть хоть «Мурку», хоть «Семь-сорок», хоть «Крутится-вертится шар голубой», хоть вальс «Голубой Дунай». Они с Наташей могли все! На двоих. Стали даже символами этого ЗАГСа. Без этой парочки и регистрация была не регистрацией. Остальные музыканты менялись часто – скрипачка подрабатывала частными уроками, пианистка то и дело уходила в декрет. Кто-то находил другое, более денежное место – игра в холле гостиницы, в ресторане. Кто-то переезжал в другой район и играл уже в другом ЗАГСе. Только Лариса с Наташей оставались на месте. Были у них и профессиональные победы, радости, даже счастье. Это когда молодые ничего не заказывали, и Лариса с Наташей играли на свой вкус. Они мгновенно «считывали» пару молодоженов, приглашенных и подбирали репертуар. Пары и гости задерживались, чтобы послушать, аплодировали, благодарили, оставляли деньги. Не по меню, не через кассу.
Ознакомительная версия.
