Ознакомительная версия.
…Ей 52. Коротконогая толстушка с пушистыми ресницами. Сладкие ямочки на щеках. Вечно над губой капельки пота. Носит косынки ярких цветов. Чаще небесного оттенка. Она моя соседка по лестничной площадке. Она, муж Огуз, две дочери. Семья Кутлуэр удочерили сирот два года назад. Тогда брошенные в приют девочки-близняшки были годовалые. Нюргюн с Огузом отыскали в себе силы, начали с начала. Перевернули сырую от соленых слез страницу… О трагедии упоминают редко. Все и так знают. Двое молодых сыновей семьи Кутлуэр — Гокхан и Гур-хан — погибли в середине декабря 2000-го. Во время землетрясения в турецкой провинции Конья. 6 ударных баллов. Много слез, запах смерти, моросящий дождь. Гокхана и Гурхана завалило обломками рухнувшего минарета. Они были близнецами. Родились с разницей в две минуты…
…Сыновья отправились в Конья 10 декабря. По работе. Ехать не хотели. Мать тоже противилась. Из-за странного сна. Видела саму себя. Плачущую. С глаз стекали слезы. Кровавого оттенка. Она плакала, восседая на обломках разрушенного колодца… Шеф текстильной фирмы, где работали Гокхан с Гурханом, настаивал на командировке. Пришлось ехать…
Тяжелая история, рассказанная мне всего один раз. Она делилась болью без слез, без истерик. «Смирилась. Ради Огуза, себя. После смерти мальчишек чуть с ума не сошла. Дважды пыталась покончить с собою. Спасли соседи. После похорон поседела. Потом полысела. Поэтому ношу косынку…» Нюргюн вернул к жизни снова сон. Под утро к ней явились сыновья. Красивые, здоровые. «…Они обнимают меня. Рыдаю, целую, нюхаю их. Тем временем они тихо шепчут, мол, мама каждая слезинка для нас невыносимая боль. Не переживай, отпусти нас… Проснулась с криком. С тех пор не пролила ни одной слезинки. В тот день дала слово начать жить заново. Мне 52. В душе 30…»
…В день смерти сыновей Нюргюн уезжает в Конья. Одна. Минарет восстановили. На месте трагедии она не плачет, «…там я с ними общаюсь. Слышу их. Они слышат меня…»
…Называю ее великой женщиной. Нюргюн победила боль. Не каждый так смог бы. Не каждая женщина смогла бы заново стать женщиной. Стать матерью… Каждое утро провожает дочерей в школу. Пересекаемся недалеко от нашего дома, где выгуливаю Айдынлыг. Нюргюн, приветливо кивая, кричит мне: «Пусть Бог благословит твой день!» Улыбаюсь ей — сильной, счастливой женщине. Рядом шагают близняшки в розовых куртках. Они так похожи на маму. Они настоящая семья. Семья Кутлуэр, возродившаяся заново…
«…Сынок, никогда не отпускай надежду. Держи рядышком, верь в ее силу, лелей ее. Она в нужный момент обязательно ответит взаимностью». Правдивая философия великой женщины. Настоящая философия, написанная жизнью…
(…Затаившиеся противоречия — отголоски тяжелого прошлого. Прошлого, когда нельзя было давать слабину…)…Обижалась, когда ей дарили цветы. Не имеет значения, какие. Даже если тюльпаны. Не имеет значения, по какому поводу. Даже если на день рождения. «Цветы — дорогое удовольствие зимой. Не стоило тратиться. Лучше бы мне сладостей купили…» Она говорила не так, как думала. Она была не такой, как думали многие. К примеру, сладости любила готовить, но не есть. К примеру, цветы обожала больше всего на свете. Особенно тюльпаны. «Больно получать столь прекрасные создания мертвыми. Когда дарят сорванные тюльпаны, будто удар в спину наносят. Значит, ради моего дня рождения их лишили жизни?..»
…Сентиментальность прятала на самом дне колодца души. Старалась не показывать. Плакала наедине с собою. В одиночестве могла обливаться слезами за просмотром мелодрам, хотя на людях отдавала предпочтение комедиям. Эти затаившиеся противоречия — отголоски тяжелого прошлого. Прошлого, когда нельзя было давать слабину. Прошлого, когда забываешь, что ты женщина. Мужчиной на войне быть легче. «Если покажешь себя слабой — проиграть битву ничего не стоит. Жизнь не любит слабых. Тяжело такое говорить. Но это так». Хотя тяжелые камни судьбы давно утонули в океане бытия, она продолжала бороться. Неизвестно с кем. Скорее с собственным прошлым…
…Ее звали Лале. В переводе с турецкого «тюльпан». Моя бабушка, мамина мама. Теплые руки, карие глаза. Длинные волосы, закрашенные хной, заплетала в косу. Смуглая кожа, приятно пахнущая имбирем. Сильная женщина-Скорпион с турецкими корнями, прожившая больше половины жизни на окраине Баку. В трехкомнатном доме с зелеными дверями. В Шуваланах — небольшом живописном поселке под самим солнцем, на берегу Каспия…
…До последнего вздоха скучала по Стамбулу. Ей снились Дворец Долмабахче, босфорские дельфины, мост Ататюр-ка. Ей слышался голос муэдзина с минарета, балаган Египетского базара Стамбула, где пахнет специями. Там под ногами трещат зернышки кунжута, струйкой высыпавшиеся из мешка торговца. Бабушка Лале называла Стамбул «городом снов», Баку — «городом реальности». Два города одной религии смешались в разуме, как две национальности в ее бурлящей крови. Мать Пярзад, моя прабабушка, родилась в Анкаре, в 18 лет выскочив замуж за коренного бакинца. «Если бы Баку не был бы так схож со Стамбулом, наверное, с ума сошла бы от тоски…» Вырастив в нищете двух дочерей, она пожертвовала многим. Переступала через собственные чувства. Убегала из любимого города, в котором лишилась единственной опоры — мужа Ахмета. Лале ненавидела жаловаться, сетовать на потери прошлого, незажившие раны настоящего. «Зачем ныть перед людьми? Все что случилось, случилось со мной. Других касаться не должно». Настоящая категоричность Скорпионов…
…Последние годы жизни бабушка жила одна. «В своей скорлупе». Лишь по воскресеньям — день открытых дверей. Для родственников — поклонников ее непревзойденной стряпни. Много готовила турецких блюд. Долма из фарша скумбрии, имамбайылды, сырный пирог «Тепси». Плюс домашнее абрикосовое вино, бродившее в прохладном подвале…
…В бабушке Лале мусульманские устои прекрасно уживались с современностью. Уживались вопреки возрасту, менталитету, сплетням. Она выкуривала в день пачку «Мальборо», по поселку передвигалась на красном «Тофаше». Наряду с мугамом слушала попсу, восхищенно называя Мадонну «еще той развратницей». Она понимала меня, делилась мудростью, поддерживала наперекор родителям. Двери бабушкиного дома оставались открыты для меня в любой день. С наступлением весны частенько заезжал к ней на шор-гогалы. Готовили эту праздничную, круглую выпечку под открытым небом. В саду, где росли грушевые, ореховые деревья. Бабушка тонко раскатывала тесто на слои, щедро смазывала их темно-желтым растопленным маслом, укладывая друг на друга. Тем временем за сладкой беседой я смешивал в медной чаше нежно-зеленую начинку из аниса, тмина, корицы, черного перца, куркумы. В пепельнице дымились две сигареты, забытые нами за громким спором о жизни…
…Ее уже нет больше 10 лет. Бабушка умерла во сне в 72 года. Без мучений. Редко хожу к ней на могилу. Больно. А если иду, то обязательно с тюльпанами.
(…Она просто большая. Аккуратно полный человек с сердцем из вишневого желе…)…Чем меньше остается дней до Шекер-Байрам, тем сильнее обостряется ее депрессия. Когда город души отмечает ежегодный праздник сладостей, не выходит из дому. Обнимает белыми ручками таксу Барта, проливая слезы над очередным номером кулинарного журнала «Софра». Ненависть к Шекер-Байраму обостряется по мере увеличения массы ее тела. В эти дни над Стамбулом витают облака с ванильно-миндальной отдушкой — в скромных кондитерских образуются очереди: занятая часть жителей, не ус лев испечь угощенья, покупает лукум, миндаль в сахаре, воздушные печенья, пахлаву. Взбудораженные детишки караулят двери домов: вот-вот придут родители с о сладкими подарками. Как говорят турецкие педиатры, в дни Шекер-Байрама в организмах 60 % детей Турции просыпается диатез. Пока у малышни краснеют щеки, у некоторых взрослых, заплывших в ожирении, обостряется булимия…
…Ей 28. Турчанка со сказочно-кукольным личиком. Маленькая голова на большом теле. Крашеные золотистые кудри, спадающие на округлившиеся плечи. Ее зовут Ширин, в переводе с турецкого значит «сладкая». Пышную фигуру подруги не назову уродливой. Без выпирающих прослоек жира. Она просто большая. Аккуратно полный человек с сердцем из вишневого желе. Элегантно одевается. Широкие накидки, полудрагоценные бусы. Ногти сливового оттенка. Непременно ободок на голове.
…Шекер родилась в Измире. В семье известного кондитера Чичек Шеньюз, прославившейся изысканной пахлавой из 18 почти прозрачных слоев теста. Вместо фисташек посыпала слои грецкими орехами, небольшим количеством миндаля, щепоткой размельченного мускатного ореха. Поговаривают, сам Ататюрк был пленен кондитерским даром Чичек…
…32-летняя Шеньюз произвела на свет первую дочь раньше срока. Во время кондитерского колдовства. Прямо в небольшом цеху, на застеленном ковром полу. Принимала роды одноглазая помощница Долунай, впоследствии получив статус «второй мамы» малютки. Пока Ширин покидала материнскую утробу, на плите булькал жидкий шоколад, а жирная Айя, запрыгнув на рабочий стол, пудрилась в ванильных сугробах. Черная шерсть кошки мигом побелела… С детства Ширин предрасположена к полноте. К четырем годам девочка напоминала восхитительного поросенка. Укачивая ее на руках, бездетная Долунай заработала остеохондроз…
Ознакомительная версия.
