— Извините, я был так сильно…
— Понимаю, понимаю… занят.
— Да, действительно.
— Послушайте…
— Миссис Дюрхэм, я пишу роман.
— Ба-ба-ба! Ну, с меня хватит! Переходим от слов к делу. Вы сегодня вечером опять сильно заняты?
— Невероятно занят.
— Синьор Фелланцони, (по-итальянски) он сегодня сильно занят?
— Не очень, синьора.
Старый дурак!
— Можно синьор Мансфельд поедет со мной? Я уже целую вечность жду его в гости!
— Разумеется, синьора…
Этот Фелланцони, должно быть, был когда-то сутенером. Он подбадривает меня взглядом: давай, мол, парень, берись за старуху, не теряйся!
— Работа может подождать до завтра! Раз синьор Мансфельд ваш старый друг, то я ни в коем случае не хочу мешать вам наконец-то снова повидаться!
Герои комиксов всегда переносят такие удары судьбы спокойно, с легкой улыбкой на губах. Я не герой, я трус. И мне еще неведомо, что предстоит мне сегодня вечером. Но у меня, видимо, есть инстинкт…
— Синьор Фелланцони, но ведь кое-что надо проявить срочно…
— О чем вы? Раз синьора вас приглашает! Я был бы просто варваром, если бы вас не отпустил!
— Очень любезно с вашей стороны, но вы сами видите… я в рубашке и брюках… ведь не могу же я так…
— А мы заедем к вам в гостиницу. Где вы живете?
Я говорю, где.
— Это небольшая гостиница?
— Это вообще не гостиница, а маленький пансион.
— Я люблю пансионы! Я пьяна, вы наверняка уже заметили. На Эльбе я всегда пьяная. За рулем мой управляющий, так что не бойтесь, мистер Мансфельд. Мы заедем в ваш пансион, вы переоденетесь, а потом поедем ко мне ужинать. Мой управляющий потом отвезет вас домой. Вы можете спокойно пару раз пропустить по маленькой. И не бойтесь, я вас не изнасилую! Не правда ли, синьор Фелланцони, этот молодой человек очень робок?
— Да, синьора, слишком робок.
У миссис Дюрхэм здесь большой дом с флигелями, гаражами, квартирами для слуг. Он стоит на небольшом холме, возвышающемся над водой бухты. Дом построен десять лет тому назад, говорит миссис Дюрхэм, наполняя первые бокалы. Полы сделаны из камня и во многих комнатах украшены орнаментом. В доме центральное отопление и всякий мыслимый комфорт, но:
— Ни радио! Ни телевизора! Мне хватает газет, но и те я читаю нерегулярно. Хочется покоя.
На ужине за столом прислуживает сильно загорелая девушка с Эльбы, которая с любопытством во все глаза рассматривает меня. Я пью красное вино, а миссис Дюрхэм остается при своем виски. Она уже выпила шесть больших рюмок. И это заметно. На стене висит портрет красивой молодой женщины. Я не спрашиваю, кто это, потому что знаю, что это Вирджиния, дочь миссис Дюрхэм. Каждый раз, когда миссис Дюрхэм смотрит на портрет, я боюсь, что она расплачется. Но нет, она не плачет, а лишь каждый раз делает большой глоток виски. Странно, но даже здесь меня не покидает чувство, что за мной следят. Ясное дело, что все это от неспокойной совести. После ужина мы играем в карты. Миссис Дюрхэм продолжает пить. Теперь она уже сидит спиной к портрету дочери. Я полагаю, что где-то через полчаса могу откланяться, поскольку к тому времени миссис Дюрхэм будет здорово пьяна и утомлена, но тут внезапно появляется управляющий. Кажется, кто-то звонит по телефону.
Миссис Дюрхэм встает, слегка пошатываясь, и говорит, что ее просит к телефону ее старый друг майор Ингрэм, о котором она мне рассказывала.
— Я сейчас…
Я вежливо встаю. Потом рассматриваю портрет Вирджинии. Хорошенькая девушка. Очень хорошенькая! Я понимаю бесконечное мотание миссис Дюрхэм по свету и в то же время не понимаю. Я надеюсь, что ход моих мыслей уже идиотский, но я думаю так: радость жизни заключена в наших воспоминаниях. Я имею в виду — в нашем счастливом прошлом. То, что сегодня является для нас несчастьем, возможно, через три, четыре, пять, шесть лет станет счастливым прошлым. Здоровые люди вытесняют из сознания отвратительное и вспоминают только о прекрасном. Отчего же миссис Дюрхэм все еще такая грустная, отчего так много пьет? Может, и я перепил… Миссис Дюрхэм возвращается, ее щеки покраснели.
— Собирайтесь! Поехали!
— Что, простите?
— Поехали!
— Куда?
— К майору Ингрэму.
— Но, миссис Дюрхэм…
— Нет, нет и нет! Вы же не знаете, что случилось в Германии! Нам нужно к майору Ингрэму. Это в пяти минутах ходьбы. Пошли же, пошли скорей! Итальянское радио постоянно передает экстренные сообщения и телевидение тоже! Возможно, мы накануне третьей мировой войны.
— Миссис Дюрхэм, да скажите же наконец, что стряслось?
— Этот мистер Ульбрихт вчера, в воскресенье, построил стену. Она отделила Западный Берлин от Восточного. Никому уже больше не пройти ни туда, ни обратно. Разрушены семьи, разъединены мужья и жены, друзья. Говорят, есть убитые. Майор Ингрэм сказал, что через двадцать минут «Евровидение» будет передавать телерепортаж из Берлина.
Мне приходится вести миссис Дюрхэм, потому что, во-первых, очень плоха дорога* и, во-вторых, сейчас она уж очень пьяна. Дом ее друга находится несколько выше. Мы идем быстро в гору, и меня слегка прошибает пот. Светит луна. На дороге сидят громадные жабы. Нужно быть повнимательнее, чтобы случайно не раздавить их. В крытых соломой сарайчиках кричат ослы.
— Бедняга-майор так разволновался, что едва мог говорить, — рассказывает, опираясь на мою руку и спотыкаясь, миссис Дюрхэм. — Он участвовал в высадке союзников в Нормандии, был в штабе союзного командования и только что сказал мне: «Элизабет, это дело чертовски пахнет войной».
Светящийся белизной дом майора плотно окружен пиниями. Он сам открывает нам дверь. Майор Ингрэм выглядит как брат-близнец Уинстона Черчилля. Толстый. Широколицый. Умный. С сигарой и бокалом виски в руке.
Он целует миссис Дюрхэм в щеку. Мне он трясет руку.
— А я и не знал, что у Элизабет гость. Но вы ведь немец, мистер Мансфельд, не так ли? Проходите. Через десять минут начнется передача из Берлина. Вам это, должно быть, интересно. Это ваша страна и вообще, не так ли?
— Конечно, майор.
— Ик, — делает миссис Дюрхэм.
— Ах вы, моя бедняжка, вам срочно требуется шотландское, прямо сейчас!
Майор идет впереди нас. Мы следуем за ним. В гостиной включен телевизор. Черноволосый пижонистый певец (отчего он вдруг напомнил мне Энрико Саббадини?) льет с экрана патоку.
Майор Ингрэм представляет меня присутствующим. Так как у камина сидит еще несколько дам и господ.
В частности, миссис Ингрэм.
В частности, Верена.
И, в частности, Манфред Лорд.
В Верениных глазах я вижу откровенный ужас.
А мне что делать? Что мне остается? Я же не знал, что ее с мужем пригласил сегодня вечером к себе майор Ингрэм. Откуда мне было знать, что Манфред Лорд, как он мне сейчас с улыбкой сообщает, и майор Ингрэм старые друзья. Ничего не знал я и о Берлинской стене. А знал ли о ней господин Лорд? В его доме и радиоприемник, и телевизор. Может быть, он умышленно скрыл от Верены берлинские события? Может, это он, проявив находчивость и очень постаравшись, подстроил эту встречу через миссис Дюрхэм?
Или все дело случая?
А насколько случайным вообще-то может быть случай?
— Оливер! — С распростертыми объятиями Манфред Лорд идет мне навстречу. — Невероятно! Вот это сюрприз! Как я рад! Верена, ты могла себе представить такое?
Вместо Верены подает голос миссис Ингрэм:
— О, да вы знакомы!
— Что значит знакомы? Мы добрые старые друзья! Вы уже давно на острове, Оливер?
— Я…
В этот момент (господин на телеэкране все еще поет) миссис Дюрхэм делается плохо.
— Простите, господин Лорд… Одну минуточку…
Я отвожу миссис Дюрхэм в ванную. Облегчив себя, она выходит в коридор.
— «Риволи» слишком тяжелая вещь. Ничего общего с виски. Как я выгляжу?
— Великолепно.
— Я снова накрасилась, после того как…
— Миссис Дюрхэм.
— Да?
— У меня к вам просьба.
Мы стоим в коридоре у двери ванной. По телевизору теперь поет женщина.
«Da sola a sola…»[179]
— Не знаю, согласитесь ли вы мне помочь.
— Попытаюсь.
— Эти люди, которые сейчас здесь, в гостях, эта супружеская пара, я знаю их… Не могли бы вы… могли бы вы солгать ради меня?
— Солгать? Как это?
— Не могли бы вы сказать, что знаете меня уже несколько лет и что я приехал только вчера?
— Ничего не понимаю.
— Я все объясню вам потом. Ну, как? Не могли бы вы сделать это для меня?
Она смотрит на меня затуманенным взором.
— А вы для меня не могли бы тоже кое-что сделать? — И поскольку я медлю с ответом, она продолжает: — Конечно, нет. Я слишком многого хочу. Мне кажется, я понимаю, что здесь происходит. Можете на меня положиться.
