Ознакомительная версия.
— Даже теперь, когда ты знаешь, что там случилось в конце? — удивился Джон Вулф. — Зачем же тебе ее снова-то перечитывать?
— Ну… — пожала плечами Джилси. Вопрос смутил ее; Джон Вулф никогда прежде не видел Джилси Слопер смущенной — только сонной. — Ну, я могу и дать ее кому-нибудь, — сказала она. — Вдруг среди моих знакомых случится такой, кому надо напомнить, каковы мужчины в этом мире.
— А ты сама станешь ее перечитывать? — спросил Джон Вулф.
— Ну, — сказала Джилси, — не всю, наверное… По крайней мере, не всю сразу и не прямо сейчас. — Она опять смутилась. — Я что хочу сказать… там есть куски, которые я бы с удовольствием перечитала.
— Зачем? — спросил Джон Вулф.
— Госспди!.. — устало воскликнула Джилси, словно он все-таки вывел ее из терпения. — Ведь там все как взаправду! — Эти слова она чуть ли не выкрикнула.
— Все как взаправду, — повторил Джон Вулф.
— Госспди! Да вы что же, не поняли этого? — удивилась Джилси. — Если вы не понимаете, в какой книге все как взаправду, а в какой нет, так нам и впрямь пора рабочими местами поменяться! — И она рассмеялась, держа в руках свернутый втрое толстый шланг от пылесоса — точно ружье. — А вот мне интересно, мистер Вулф, — вдруг спросила она вкрадчиво, — если бы вы, например, не понимали, когда туалет бывает чистым. — Она сделала несколько шагов и заглянула в свою корзину для мусора. — Или когда ваша мусорная корзина бывает пустой? Книга написана взаправду, когда чувствуешь: да, так оно взаправду и бывает. — Она явно потеряла уже всякое терпение. — Когда можешь сказать: «Да! Вот именно так эти чертовы людишки и ведут себя!». Вот тогда понимаешь, что в этой книге все правда.
Наклонясь над мусорной корзиной, Джилси выудила оттуда клочок бумаги, одиноко лежавший на самом дне, и сунула его в карман своего рабочего фартука. Это была смятая первая страница письма, которое Джон Вулф пытался написать Гарпу.
Через несколько месяцев, когда «Мир глазами Бензенхавера» должен был вот-вот уйти в типографию, Гарп вдруг посетовал Джону Вулфу, что ему совершенно некому посвятить эту книгу. Уолту Гарп не хотел ее посвящать; он терпеть не мог подобное, как он говорил, «дешевое обогащение за счет собственного горя» и называл это «попыткой поймать читателя на крючок сострадания и заставить его думать, что ты куда более серьезный писатель, чем на самом деле». И матери он тоже не хотел посвящать этот роман, потому что не желал уподобляться другим и «выезжать за счет имени Дженни Филдз». О Хелен, разумеется, даже и разговора не было. И Гарп, хоть ему и было немного совестно, понимал, что не может посвятить свою книгу Дункану, потому что мальчику пока рано читать такие книги, он для этого еще слишком мал. И как отец Гарп испытывал к себе даже некоторое отвращение, ибо написал нечто такое, что запретит читать собственному сыну.
Что касается Флетчеров, то неудобно посвящать книгу супружеской паре, а если посвятить ее одной Элис, то может обидеться Харри.
— Только не мне! — заявил Гарпу Джон Вулф. — Только не эту книгу.
— Да я о тебе и не думал, — солгал Гарп.
— Как насчет Роберты Малдун? — спросил Джон Вулф.
— К Роберте эта книга не имеет абсолютно никакого отношения, — сказал Гарп, хоть и понимал, что уж Роберта, по крайней мере, не станет возражать против посвящения. Забавно: написать книгу, которую никому нельзя посвятить!
— Возможно, я посвящу ее джеймсианкам, — сказал Гарп с горечью.
— Да не бери ты в голову, — сказал Джон Вулф. — Это же просто глупо.
Гарп надулся. Потом подумал: а что, если написать «Посвящается миссис Ральфа». Но он до сих пор так и не выяснил, как ее зовут по-настоящему. Был еще отец Хелен, добрый старый Эрни Холм, его бывший тренер по борьбе, но Эрни никогда не поймет такой жест, и вряд ли эта книга ему понравится. На самом деле Гарп втайне надеялся, что Эрни никогда эту книгу и не прочтет. Забавно: написать книгу и надеяться, что кто-то не станет ее читать!
«Посвящается Жирному Стью», «Посвящается Майклу Мильтону», «Памяти Бонкерса». — Нет, все это глупости.
Гарп совсем скис. Он ничего не мог придумать.
— Я знаю кое-кого, — сказал вдруг Джон Вулф. — И могу спросить ее, не станет ли она возражать.
— Очень смешно! — уныло откликнулся Гарп.
А Джон Вулф думал о Джилси Слопер, о женщине, которую так хорошо знал и благодаря которой в конце концов книга Гарпа вообще выйдет в свет.
— Это особенная женщина, и ей действительно нравится твоя книга, — сказал Гарпу Джон Вулф. — Она сказала, что там «все как взаправду».
Гарп оживился.
— Я дал ей рукопись на выходные, — сказал Джон Вулф, — и она прочла ее не отрываясь.
— А почему ты дал ей мою рукопись? — спросил Гарп.
— Она показалась мне подходящей читательницей для такой вещи, — сказал Джон Вулф. Хороший издатель никогда не станет делиться всеми своими профессиональными секретами.
— Ну что ж, хорошо, — сказал Гарп. — Раз никого другого нет, твое предложение проходит. Скажи этой даме, что я буду ей весьма признателен. Она что, твой близкий друг?
Джон Вулф только подмигнул ему, и Гарп понимающе кивнул, хотя на самом деле ничего не понял.
— А что все это значит-то? — с подозрением спросила Джилси Слопер, когда Джон Вулф сообщил ей о посвящении. — Что значит, он хочет «посвятить» эту ужасную книгу мне?
— Это значит, что твой отклик на нее был ему очень важен, — сказал Джон Вулф. — Он думает, что писал эту книгу, почти что имея в виду тебя.
— Госспди! — воскликнула Джилси. — Имея в виду меня? Это еще что значит?
— Я рассказал ему о твоей реакции на книгу, — пояснил Джон Вулф, — и он, по-моему, считает, что лучшей читательницы и быть не может.
— Госспди, так он и впрямь сбрендил, так? «Лучшей читательницы», надо же!
— Ему больше некому посвятить эту книгу, — признался Джон Вулф.
— Вроде как свидетеля для бракосочетания в мэрии не хватает? — усмехнулась Джилси Слопер.
— Вроде как, — кивнул Джон Вулф.
— Но ведь это не значит, что я одобряю его книгу? — спросила Джилси.
— Господи, конечно нет! — сказал Джон Вулф.
— Госспди, нет или да? — рассердилась Джилси.
— Нет. И никто не собирается винить тебя ни в чем из того, что написано в этой книге, если ты это имеешь в виду, — сказал Джон Вулф.
— Ну ладно, — сказала Джилси.
Джон Вулф показал ей, где именно будет помещено посвящение, показал и другие посвящения в других книгах. Все это Джилси Слопер очень понравилось, и она кивнула, уже весьма довольная этой идеей.
— Вот только, — спросила она, — мне ведь не нужно будет с ним встречаться и все такое, нет?
— Господи, нет конечно! — заверил ее Джон Вулф, и Джилси окончательно согласилась.
Оставалось нанести последний гениальный штрих, чтобы «Мир глазами Бензенхавера» проник в тот странный «полусвет», где лишь отдельные «серьезные» книги порой всеми воспринимаются еще и как «весьма популярные». Джон Вулф был человеком умным и циничным.
И прекрасно знал все не слишком порядочные автобиографические намеки, заставляющие читательскую аудиторию гудеть, точно рой обезумевших пчел.
Много лет спустя Хелен сказала, что успех «Мира глазами Бензенхавера» целиком связан с текстом на клапанах его суперобложки. Аннотация, написанная самим Гарпом, оказалась настолько скучной, что Джон Вулф взял инициативу в свои руки; он сразу перешел к сути дела, какой бы сомнительной она ни казалась.
«Эта книга, — говорилось на клапане суперобложки, — о человеке, который так боится за жизнь своих близких, что создает вокруг себя атмосферу поистине невыносимого напряжения, при которой что-то плохое прямо-таки обязано случиться. И случается.
Т. С Гарп, — говорилось далее, — единственный сын известной феминистки Дженни Филдз». Джона Вулфа слегка передернуло, когда он увидел эти слова напечатанными на супере, ибо, хотя он очень хорошо знал, почему написал их, он не менее хорошо знал и почему Гарп никогда не хотел, чтобы об этом упоминали в связи с его собственными литературными трудами. «Т.С. Гарп — отец, — и тут Джон Вулф даже головой покачал от стыда за им же написанную муть, — у которого недавно трагически погиб пятилетний сын и который еще не успел оправиться от этого удара. Из отчаянного горя и тоски, охватывающих человека после такого несчастья, и родилась на свет эта мучительная книга…» И так далее.
Гарп считал дешевкой подобные способы привлекать внимание к книгам. Он всегда говорил, что на дух не выносит вопросов о том, какая часть его произведения «действительно правда» или какая часть «написана на личном опыте». Причем слово «правда» в данном случае использовалось совсем не так, как, скажем, в оценке Джилси Слопер, а в том дурацком его значении, какое используют дети, говоря с восторгом «совсем как настоящий!». Обычно Гарп с превеликим терпением начинал объяснять, что автобиографическая основа — даже если она и имеется — это наименее интересный уровень прочтения любого романа, что искусство художественного вымысла — всегда акт правдивый, однако, как и всякое искусство, селективный. А воспоминания и личные драмы — «все совокупные травмы и трагедии наших не поддающихся общему запоминанию жизней» — весьма сомнительная основа для художественного творчества. Да, примерно так сказал бы Гарп. «Художественное произведение должно быть построено лучше жизни», — писал он и последовательно не желал, по его же словам, «выезжать за чужой счет» или «извлекать выгоду из личных трудностей», отвергая это и в книгах писателей, которые считались «знаменитыми» уже потому, что в их личных жизнях случилось нечто важное. «На самом деле все на свете уже случалось! — писал он. — И чтобы в романе действительно что-то случилось, нужно найти нечто в высшей степени подходящее для сути этого романа».
Ознакомительная версия.
