- Господи Боже ты мой! - воскликнула миссис Хувен, крепко прижимая к себе девочку, и слезы покатились у нее по щекам.- Не надо так, девочка, не
надо! Ты мне надрываешь сердце. Где я достану тебе поесть? Сегодня у нас нет ничего на ужин, ничего, ничего!
- А когда ты опять дашь мне молочка и хлебца, мама?
- Завтра, Хильда… Скоро… немножко погодя… Что же будет с нами, что будет с моей доченькой?
Она продолжала идти вперед, одной рукой прижимая к себе Хильду, другой хватаясь за решетку, тянувшуюся вдоль тротуара. Наконец показался прохожий - молодой человек в пальто и цилиндре. Когда он проходил мимо, миссис Хувен протянула к нему трясущуюся руку.
- Господин, помогите, подайте, Христа ради, бедной женщине!
Но тот, не замедляя шага, прошел мимо.
Подали рыбное блюдо - ломтики вымоченного в белом вине окуня и мелкие фаршированные лососи в грибном соусе.
- Разумеется, я читала вашу поэму, мистер Пресли,- сказала миссис Джерард.- Я имею в виду «Тружеников». Ужасный юноша! Славно вы отчитали в ней нас всех! У меня было чувство, что я должна немедленно распродать все, что имею, и раздать деньги бедным. Но если серьезно, поэма меня ужасно взволновала. Можете поздравить себя: одного неофита - в моем лице - вы, во всяком случае, обрели. Прочитав вашу поэму, мы с миссис Сидерквист развернули целую кампанию за отправку парохода пшеницы голодающим Индии. Ну как, довольны вы, ужасный reactionaire?[32]
- Я очень рад,- пробормотал Пресли.
- Вот только я боюсь,- заметила миссис Сидерквист,- что мы можем опоздать. Эти несчастные мрут с невероятной быстротой. Когда наш корабль доберется до Индии, голод там, наверное, уже кончится.
- Ну, этого можно не бояться,- сказал Пресли. - Опоздать с помощью нуждающимся невозможно. К сожалению, число их не уменьшается. «Бедные всегда с вами»,- процитировал он Библию.
- Ах, как это мудро! - воскликнула миссис Джерард.
Миссис Сидерквист постучала веером по столу, как бы аплодируя.
- Блестяще! - прошептала она.- Прекрасный афоризм!
- Онория,- обратилась миссис Джерард к дочери, разговаривавшей с томным Лэмбертом.- Онория, entends tu, ma sherie, l'esprit de notre jeune Lamartine![33]
Миссис Хувен, спотыкаясь и крепко прижимая к груди Хильду, продолжала брести по городу. Голод мучил ее нестерпимо; она исходила взад и вперед с десяток улиц, возвращалась на проспект, и все это время голод неотступно и неумолимо терзал ее. Ей мучительно хотелось есть, и если она, пожилая женщина, так болезненно ощущала голод, то что же должна была испытывать ее маленькая дочка. Господи, хоть бы кто-то протянул руку помощи, иметь бы хоть маленький кусочек хлеба. Хотя бы откусить разок! «Еды! Еды!» - кричало ее измученное тело. Что угодно, лишь бы притушить жгучую боль в желудке,- кусок хлеба, пусть черствого и заплесневелого, обгрызанное яблоко, поднятое с земли, пусть даже найденное в мусорном ящике! Она все шла и шла, заглядывая в темные углы, в проходы между домами, во все закоулки, где бесшумно крались вдоль стен кошки и рыскали в поисках пищи бродячие собаки.
Миссис Хувен все больше слабела; колики и спазмы возобновились. Она продолжала нести Хильду на руках, чуть ли не вдвое сгибаясь под ее тяжестью. Несколько раз у нее начинала сильно кружиться голова, одолевала слабость, она с трудом удерживалась на ногах. Хильда, однако, не просыпалась. Разбудить ее - и она сразу запросит есть; только сможет ли она нести ее дальше? А что, если она упадет вместе с ребенком? Она представила себе, как валится на тротуар, холодный и блестящий от осевшего на него тумана, и ее обуял страх. Во что бы то ни стало она должна пережить эту ночь! Миссис Хувен приостановилась, собрала все силы, переложила спящую девочку на другую руку и пошла дальше. Немного погодя она заметила валявшуюся на тротуаре банановую корку. Кто-то уже наступил на нее и испачкал, но миссис Хувен радостно схватила ее.
- Хильда,- закричала она,- проснись, моя девочка! Я нашла еду. Погляди - банан!
Но съесть эту почерневшую грязную подгнившую кожуру оказалось невозможным,- при виде ее тошнота подступала к горлу.
- Нет, нет,- всхлипнула Хильда,- это гадость. Я не могу это есть. Дай мне хлеба и молочка!
Тем временем гости миссис Джерард перешли к следующим блюдам - фазанам из Лондондерри, жареной утке и rissolettes a la Pompadour[34]. К ним подавали вино Шато-Латур.
Гости оживленно разговаривали между собой. Великолепные вина рассеяли легкую натянутость, чувствовавшуюся в начале вечера, и за столом воцарилось веселое настроение; все, казалось, были расположены друг к другу. Молодой Лэмберт и мистер Джерард предавались воспоминаниям об утиной охоте, на которой они как-то побывали вместе. Миссис Джерард и миссис Сидерквист обсуждали недавно появившийся в переводе с итальянского роман - страннейшую помесь психологии, проблемы вырождения и эротических сцен. Стивен Лэмберт и Беатриса спорили о достоинствах и недостатках шотландской овчарки, подаренной на днях этой молодой особе. Все вокруг выглядело удивительно нарядно и жизнерадостно: электрические лампы излучали свет, отражавшийся в бокалах с вином, стол сверкал белоснежными салфетками, тонким фарфором, дорогим стеклом. Слуги двигались позади гостей, наполняя бокалы, меняя приборы, подавая новые блюда,- все это споро, без задержек и совершенно бесшумно.
Но Пресли не получал никакого удовольствия от присутствия на этом обеде. Оторвавшись от зрелища утонченной роскоши и изящных манер, он уносился мыслью к Лос-Муэртос, к Кьен-Сабе, к оросительному каналу на участке Хувена. Он снова видел, как падают сраженные один за другим Хэррен, Энникстер, Остер-ман, Бродерсон, Хувен. Звон бокалов заглушала револьверная пальба. Железная дорога и впрямь могла быть никому не подвластной силой, и ответственность за ее действия не нес никто, но убиты-то были его друзья, потребовались годы гнета и вымогательств, дабы выжать из долины Сан-Хоакин средства, нужные для того, чтобы создать окружавшее его сейчас великолепие. Чтобы Джерард стал железнодорожным королем, Магнус Деррик должен был стать нищим; чтобы эти люди купались в роскоши, фермеры Сан-Хоакина должны были разориться.
В его воображении одна за другой возникали картины, страшные, уродливые, просто чудовищные. Затем и пали фермеры у оросительного канала, чтобы наелись досыта Джерард и его семья, а с ними и все эти люди. Они жирели на крови Народа, на крови тех, кого убили в сражении у канала. Было что-то трагикомическое в этом отвратительном каннибализме, подтверждающем, что человек человеку - волк. Вот они у него на глазах пожирают Хэррена, Энникстера и Хувена. Изящные барышни, его двоюродная сестра Беатриса и юная мисс Джерард, обе хрупкие и нежные, да и все остальные дамы, красивые, утонченные, с маленькими ручками и гибкими шейками, превратились вдруг в его больном воображении в гарпий, терзающих человеческое тело. Голова его кружилась от этих ужасных, воображением порожденных сцен. Нет, народ обязательно восстанет когда-нибудь и, восстав, по заслугам воздаст тем, кто сейчас грабит его. На какое-то мгновение Пресли представил себе погром этого роскошного особняка: столы опрокинуты, картины разодраны, занавеси пылают и Свобода в образе трущобного жителя с черным от порохового дыма лицом, с окровавленными руками, пропахшего плесенью и отбросами, с горящим факелом в руке врывается с воплями в каждую дверь.
В десять часов вечера миссис Хувен упала.
К счастью, в это время она уже спустила Хильду с рук, и девочка не ушиблась. Напрасно ходили они по городу все эти часы. Попытки просить милостыню она прекратила давно, к тому же никто и не встречался им на улицах. Не стала она искать еду и на помойках в обществе бродячих собак и бездомных кошек. Решив возвратиться в парк и отдохнуть там на скамейке, она по ошибке свернула не в ту сторону и вышла не к парку, а к большому пустырю на холме близ Клэй-стрит. Пустырь не был огорожен, склоны холма заросли кустарником, среди которого торчало несколько чахлых дубков. Пробираясь сквозь кусты, она и упала, но с трудом снова поднялась на ноги.
- Ты не ушиблась, мамочка? - спросила Хильда.
- Нет, милая, нет.
- А здесь нам дадут хлеба и молочка?
Хильда указала на одинокое, чуть видневшееся в сумраке меж деревьев строение, приютившееся на самой вершине холма.
- Нет, девочка, там нам не дадут хлеба и молочка.
Хильда начала всхлипывать.
- Мамочка, пожалуйста, ну, пожалуйста, дай мне поесть. Я голодная.
Напряженные до предела нервы наконец не выдержали, и, схватив девочку за плечо, миссис Хувен грубо тряхнула ее:
- Замолчи, слышишь! Сейчас же замолчи! Ты мне всю душу вымотала.
И тут же ее охватила жалость. Она упала на колени и крепко обняла Хильду.
- Не слушай меня, плачь! Говори, что ты голодная! Повторяй это все время! Бедная моя, голодная девочка. Господи Боже мой, у меня в голове совсем помутилось,
