Отъезд проходил в большой сумятице, и мы в тот день не видели Малышку — видно, она убежала в какой-нибудь дальний угол. После того, как школа обосновалась в Мингане, один из наших отправился на старое место улаживать какие-то дела. Вернувшись, он рассказал, что, по словам военных, Малышка отказывается принимать пищу, все время бегает и кого-то ищет. Кого? Меня, Чжуншу или всех, кто интересовался ее судьбой? Иные стали жалеть, что мы не последовали примеру других рот и не ослушались запрета. Однако всех собак, привезенных в Минган, вскоре прогнали.
Мы с Чжуншу не раз вспоминали Малышку и спрашивали себя: «Где она, что с ней?»
5. МОИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ. РАССКАЗ ОБ УДАЧЛИВОСТИ
Дожди в уезде Сисянь — их не забудет никто из обитателей «школы кадров». Серая пелена обволакивает все вокруг, земля раскисает. Даже земляной пол в комнате становится похожим на густой раствор. Дорожные колеи, которые в солнечные дни становились такими твердыми, что от острых выступов у нас на ногах образовывались волдыри, после первого дождя превращались в жидкую кашицу. Ходить было настолько скользко, что даже посох не спасал от падений. Многие из нас, живших в крестьянских домах, покрывались коркой грязи, добираясь до столовой.
Столовая представляла собой крытый соломенными циновками навес. Рядом с ним помещался другой — там хранились повозки и сельскохозяйственные орудия. Мы со своими плошками старались протиснуться поглубже под навес, где было посуше. Тем же, кто оставался с краю, приходилось не только стоять в грязи, но и мокнуть под дождем. Впрочем, и тем, кто стоял посредине, на голову капало с крыши. После трапезы нужно было добраться, опять-таки по скользкой грязи, до колодца и вымыть посуду. Но хуже всего было, если кто-то на обратном пути падал и разбивал термос с кипятком. На месте купить замену было невозможно, а из Пекина не принимали посылок. Да, в дождливые дни в Сисяне у людей просто опускались руки.
Однажды дождь зарядил на несколько дней. По утрам мы все ходили на занятия, но после полудня предоставлялись самим себе. Многие возвращались в крестьянские фанзы, где они проживали, и занимались кто чем — штопкой, шитьем зимней одежды, писали весточки домой. Я квартировала у помощника бригадира, в доме, который выгодно отличался от прочих. Хотя это была обычная землянка, все же с южной стороны в ней был оконный проем сантиметров тридцать в ширину и сантиметров пятнадцать в высоту. Мы заклеили его тонкой бумагой, которая пропускала свет, но спасала от ветра. Моя постель находилась в самом дальнем и темном углу — вытянешь руку и собственных пальцев не разглядишь. Это место годилось для сна, но днем там сидеть не было никаких сил. Занимать же единственное более или менее светлое место у окна мне было неловко. К тому же я не знала, как быть с заляпанными грязью плащом, штанами и резиновыми сапогами. В один из таких дождливых дней я взяла свой насквозь промокший зонтик и вышла под дождь, опираясь на посох.
Помнится, у себя на родине, в Сучжоу, я очень любила дождь. В такую пору листья деревьев на заднем дворике нашего дома становились особенно зелеными, а вымощенная камнем мостовая сверкала чистотой. И людям казалось, что у них и душа и тело отмылись от грязи. Но когда шел дождь в Сисяне, мне начинало казаться, что вся я, вместе с костями, слеплена из мокрой глины. Перемесив много грязи и добравшись до конца деревни, я посмотрела на часы: было всего лишь начало третьего. И тут мне пришла в голову мысль навестить Чжуншу. Я понимала, конечно, что это означает нарушение всех правил, но понадеялась на то, что в такое время не станут устраивать проверок и перекличек. Я решила потихоньку обогнуть столовую и выйти на большую дорогу.
Все окрестные поля перерезали канавы. Сухие в обычное время, в непогоду они заполнялись водой. Перейдя через мостик, я увидела, что дальше пути нет — вода из нескольких канав слилась воедино и образовала целую речку. Но отступать уже не хотелось, да и до дороги было уже недалеко. Осторожно нащупывая путь по краю, где было не так глубоко, я в конце концов выбралась на возвышенное место, зачерпнув при этом немало воды. Убедившись, что охрана за мной не гонится, я зашагала на запад, решив и впредь ходить этим маршрутом.
Быстро идти по размокшей земле было нельзя, каждый раз приходилось нащупывать точку опоры. Из-за налипавшей грязи сапоги становились все тяжелее, а несколько раз я едва не оставила их в грязи. Мало того, невесть откуда взявшиеся комья глины попадали за голенища, мешая ходьбе. Я то и дело перебиралась с одной обочины на другую — казалось, что там гуще трава. Дорога была прямой и ровной, но там, где изготовляли кирпич, на ней образовались глубокие ямы. Я вспомнила, что когда рыли колодец на нашем огороде и мы с Асян возили людям обед, ей доставляло немало труда вытаскивать из этих ям свою тачку. После затяжных дождей эти ямы превратились в настоящий пруд с довольно прозрачной водой. Посредине проходило что-то вроде перемычки. Я сделала шаг и сразу же глубоко увязла. Оказалось, что это след проехавшей здесь повозки. Но, пройдя такой нелегкий путь, я уже не хотела возвращаться несолоно хлебавши. Однако, двигаясь со всей осторожностью, я все-таки преодолела водную преграду.
Но эта преграда оказалась не последней. Когда мне уже стал виден ряд крытых черепицей домиков, в последнем из которых обитал Чжуншу, выяснилось, что протекавшая перед ними речка разлилась на два с лишним метра, а мостик через нее сорвало течением. Я долго стояла в нерешительности. Под сеткой дождя земля и небо слились воедино, кругом не было видно ни единой живой души. Я вдруг подумала, что, если кто-нибудь выйдет из дома и увидит меня, я стану общим посмешищем. Пришлось повернуть и месить грязь в обратном направлении.
Вдруг там, где речка огибала небольшую возвышенность с заброшенной гончарной печью на ней, я заметила крошечный островок и решила попробовать, не поможет ли он мне все же перебраться на ту сторону. Потрогала палкой — почва оказалась достаточно твердой. Это была удача. И, хотя дальше путь преграждали груды камней, я, скользя и спотыкаясь, добралась-таки до дверей дома Чжуншу.
Мое появление заставило его вздрогнуть:
— Как ты сюда попала? И зачем?!
— Тебя навестить пришла! — отвечала с улыбкой.
Встревоженный Чжуншу стал укорять меня за неосторожность и торопить домой. Да и я не рискнула задерживаться — посмотрев на часы, я поняла, что затратила на дорогу чуть ли не втрое против обычного времени. К тому же стало темнеть, я могла попасть в яму при переправе через пруд, или островок мог исчезнуть под водой…
На мое счастье, объявился попутчик, направлявшийся по делам в «центральную усадьбу». Мое сообщение о том, что смыло мостик через речку, его не смутило — он знал другую дорогу. Чжуншу облачился в сапоги, раскрыл зонт и пошел проводить меня до гончарной печи. Там мы все расстались, но дальнейший путь был мне знаком, и требовалась лишь достаточная осмотрительность. До столовой я добралась уже затемно. Время ужина прошло, но там еще горела лампа и слышались голоса. Я по-воровски прокралась мимо столовой и самым быстрым шагом направилась к своей фанзе.
Не помню, досталось ли мне в тот вечер хотя бы пол-лепешки или пришлось ложиться на пустой желудок. Меня переполняло сознание удачи: я не упала в реку, не завязла в грязи, не перемазалась, меня не схватили надзиратели. Даже соседи по дому не заметили в моем поведении ничего необычного.
С наступлением зимы нас переселили в построенные нами самими дома. Военно-пропагандистский отряд[176] решил дать нам возможность как следует встретить Новый год и вкусно поесть, чтобы отвлечь от тоски по родному дому.
Институт зарубежной литературы в свое время выделился из Института литературы, где работали «старики» некоторых женщин из нашей роты («стариками» мы звали своих мужей, независимо от возраста). Командование нашей роты разрешило пригласить их на новогодний ужин. Мастера кулинарного дела из нашей столовой продемонстрировали все, на что способны: стол украшали копченая рыба, маринованная курица, свинина в красном соусе и говядина с острой подливкой. Хороши были и овощные салаты. Чжуншу пировал вместе с нашей командой овощеводов. Мне вспомнилось, что, когда Чжуншу исполнилось шестьдесят, мы решили заодно отметить и мое шестидесятилетие по старому способу подсчета возраста[177]. Но нам на двоих досталась лишь коробка куриных консервов. Да и то я считалась в отпуске и потому получала пищу лишь два раза в день, в другие часы, нежели муж. А сейчас была и отличная еда, и хорошее вино; даже мы, непьющие, чувствовали себя навеселе наравне с другими.
После трапезы я пошла проводить Чжуншу, но на полпути — у того моста, с которого в речку свалился трактор, — он велел мне идти обратно. Я не послушалась: недавно прошел снегопад, дорожки замело, и близорукий Чжуншу мог заблудиться (он никогда не мог запомнить дороги).
