Когда остались только Адам и Маделен, хозяйка опустилась перед ними в глубокое кресло и посмотрела на Маделен, сидящую с бокалом для красного вина, в который был налит коньяк.
— Её нелегко испугать, — сказала она Адаму.
В тот миг Маделен поняла, что сестрою Адама движут более сложные мотивы, чем обычная злоба, и она почувствовала укол любопытства — ей захотелось понять эту женщину.
Чуть позже Андреа Бёрден проводила их до дверей. Они уже спустились на три ступеньки по лестнице, когда она вышла вслед за ними.
— Мне очень жаль, но на кухне пересчитали посуду, не хватает одной вилки.
Остановившись, Адам молча уставился прямо перед собой.
— Вы, конечно же, вне всяких подозрений. Мне просто казалось, что надо это сказать. Ведь это всё-таки вандеровское серебро.
— Я пришлю новую, — произнёс Адам, поджав губы.
И они с Маделен прислонились друг к другу, она размякшая, как медуза, от алкоголя, он весь напрягшийся от сдерживаемой ярости, и вместе побрели в ночь.
С тех пор Маделен лишь мельком встречалась с Андреа Бёрден, до того как та три дня назад привезла обезьяну. Теперь она собиралась снова с ней встретиться. Второй раз за два дня она сидела в подземке, теперь направляясь в сторону Тауэр-Хамлетс, напряжённо пытаясь реконструировать своё двойственное представление о сестре Адама.
В этот день Маделен начала менять свою жизнь. Она проснулась на два часа раньше обычного, после короткого, но крепкого сна, с осознанием того, что последние два дня были дурным сном, бредовым состоянием и что теперь она начнёт всё сначала. Она осознала ещё до того, как полностью проснулась, что истинным смыслом существования является любовь и что теперь она будет жить для Адама, бескорыстно, следуя примеру матери, может быть, даже бросит пить, и после краткой и сосредоточенной работы перед зеркалом она, прямо в халате, поспешила вниз в кухню, где уговорила миссис Клэпхэм позволить ей самой встретить Адама.
Она приготовила ему чай и поджарила хлеб. Она проводила его до гаража, и когда его машина, завернув за угол, исчезла из виду, она, повинуясь неожиданному порыву, бросилась бежать по саду, чтобы через маленькую дверцу в ограде выйти на тротуар. Она хотела стоять и махать ему — неожиданно для него, ослепительно прекрасная — когда он будет проезжать мимо. Она услышала звук открывающихся электрических ворот и уже подняла руки, когда поняла, что «астон-мартин» Адама удаляется и что он в это утро впервые за всё время повернул направо, а не налево.
Направо — это было неверное направление, на восток, в противоположную от Риджентс-Парка и Института сторону, и сначала Маделен просто застыла на месте. Потом она сбросила домашние тапочки и бросилась бежать.
Повернув за угол, она лишь мельком увидела заднее стекло машины. И пока она ещё махала и кричала, впереди, в нескольких сотнях метров, от тротуара отъехала машина, и как раз когда Маделен поняла, что это тот же самый белый автомобиль с тем же самым седым человеком, которого на днях не пропустил Клэпхэм и которого она сама потом видела, с места сдвинулся фургон с изображением собаки на двери и поехал за белой машиной, которая последовала за Адамом, и ни один из водителей преследующих автомобилей не видел Маделен, которая так и осталась стоять босиком одна, став свидетелем какой-то непонятной схемы, и махать ей было некому.
Снова оказавшись в своей комнате, на кровати, она дрожащими руками выудила графин, испуганно оглянулась, словно олень у водопоя, и быстро выпила два раза по половинке стаканчика.
Она сразу же успокоилась. Обычно алкоголь открывал внутри неё парк развлечений с американскими горками, на которые стоило только забраться — и невозможно было заранее сказать, в каком направлении тебя выбросит. Однако на этот раз её никуда не выбросило, на этот раз жидкость погрузила её в нежную, сладострастную сентиментальность. Она подумала об Адаме, о его непреклонности, о его энергии. И заплакала. Своими слезами она орошала розовый атлас, и в ней росла мысль о великом примирении. Ей срочно нужно было его видеть. Ей нужно, чтобы он сейчас был в ней, физически. И всё равно, где это будет, пусть хоть в его кабинете.
Схватив телефонную трубку, она набрала прямой номер, и так велико было желание услышать его голос, что она даже не успела удивиться, услышав голос секретарши.
— Можно поговорить с Адамом? — спросила она.
По голосу женщины и по её ответу Маделен поняла три вещи. Что секретарша думает, что это звонит Присцилла, что она заранее отказалась от всякого сопротивления и что Адам ещё раз всех обманул, уничтожив за собой при этом всё следы.
— Господин Бёрден работает дома, — сказала она. — Ему что-нибудь передать?
Маделен прислонилась к стене. Если бы она была одна, то разговор на этом бы и закончился. Но она была не одна. Секретарша вызвала некоего духа, и теперь он материализовался. Из рук Маделен трубку взяла Присцилла.
— Напишите, — ответила она. — «Твоё тело значит для меня больше, чем весь слоёный бекон Смитфилдовского рынка».
Она положила трубку и встала.
Маделен вышла в коридор, спустилась по лестнице и прошла через дом, без какой-либо определённой цели, а просто потому, что была слишком взволнована, чтобы сидеть на одном месте. В дверях, ведущих на террасу, стоял Клэпхэм.
— Могу ли я предложить чашечку горячего только что сваренного мокко? — спросил он.
Маделен взяла розу, которую он ей протянул.
— Если он крепкий, — ответила она.
Он был крепкий, чёрный и тягучий, словно масляная краска, и пока Маделен пила, она задумчиво рассматривала Клэпхэма. Похоже, чувствовал он себя неплохо, был спокоен, в самой ситуации не было ничего непривычного. Сидя в непринуждённой позе, он одновременно выполнял свой долг и вместе с тем осуществлял авторитетный контроль над той, которая только в формальном отношении была его хозяйкой.
Он считал, что они, как обычно, на террасе одни. И только Маделен заметила упавшую на стол тень другой женщины.
— Та машина, которую вы вчера не впустили, — сказала она мягко, — я не знаю, имеет ли это ко мне отношение?
Клэпхэм допил кофе и отставил свою чашку, перевернув её решительным жестом мастерового.
— Пора за работу, — сказал он.
В глазах у Маделен потемнело. Именно сейчас, более чем когда-либо прежде, ей нужно было, чтобы он никуда не уходил. Чтобы он — в переносном смысле — положил голову к ней на колени, был с ней любезен и продемонстрировал хотя бы некоторое уважение. А он вместо этого присоединяется к тому каравану, который в это утро отправился в путь, оставив её в одиночестве в Британской Сахаре.
— Сядьте! — произнесла она. Клэпхэм застыл.
— И не вставайте, пока я говорю с вами. Клэпхэм наклонил голову. Он чувствовал боль, но не мог понять, откуда сыплются удары. Маделен тоже едва ли это знала. Только Присцилла понимала, что тот тон, который угрожающе навис сейчас над головой Клэпхэма, принадлежал Адаму. Что это голосу своего хозяина повиновался стоящий перед ней мужчина.
— Белая машина, Клэпхэм?
— Ветеринарная служба.
Это мало что говорило обеим женщинам, но им было ясно, что они балансируют на гребне волны, которая может в любой момент обрушиться, и что времени оглядываться у них нет.
— По какому делу?
— Чтобы встретиться с господином Верденом.
— И что вы им сказали?
— Что мистера Бёрдена нет дома.
Маделен сделала паузу, чтобы подготовить всю эту ситуацию для последнего вопроса.
— Где сейчас мистер Бёрден?
Вся фигура Клэпхэма сжалась. Маделен и Присцилла медленно встали.
— Где сейчас мистер Бёрден?
— В Тауэр-Хамлетс. В Благотворительном фонде животных.
Маделен подалась вперёд, и Клэпхэм отпрянул, как будто действительно ждал удара.
Но Маделен не ударила. Она осторожно погладила по голове стоящего перед ней недружелюбного, замкнутого, непонимающего человека.
— Спасибо за кофе, — сказала она.
В безликих, отдалённых от центра районах всех крупных европейских городов можно встретить маленькие офисы, в которых трудятся пожилые дамы, готовые бесплатно отдавать всё своё время на благо ничем не примечательных обществ, которые, не привлекая к себе особого внимания, занимаются сбором научных доказательств необходимости защиты ежей, или полевых левкоев, или водяных крыс, и именно в такой обстановке Маделен ожидала найти Андреа Бёрден, но всё оказалось совсем иначе.
Вестибюль на четырнадцатом этаже Дома животных в Тауэр-Хамлетс был не безликим, а активно-серым, а перед полированным надгробным камнем, на котором был выгравирован список всех помещений, Маделен начала догадываться о том, в чем она окончательно убедилась, когда её впустили в здание два стального цвета охранника, которые вызвали господина в сером костюме, и она отправилась в пешее путешествие за этим серым костюмом, — а именно, что Благотворительный фонд помощи животным помещается не в кабинете или разгороженном шкафами помещении, но что это общество занимает огромный континент на целом этаже в одном из самых дорогих зданий мира.
