— Да, жарковато, — соглашаюсь я.
— Наверное, мы снимем пиджак, — говорит он.
— Конечно, снимайте, — говорю. — Человек должен чувствовать себя комфортно.
— Это верно, — говорит он, — еще как верно, — говорит.
Но чуть позже замечаю, что пиджак он так и не снял.
Мои столики освободились, обе компании ушли, пожилая пара тоже. Ресторан пустеет. А я подаю жирному отбивную, печеную картошку и приношу еще хлеба и масла; он теперь в зале один.
Я щедро поливаю картошку сметаной. Поверх сметаны сыплю лук и бекон.
— Желаете чего-нибудь еще? — спрашиваю.
— Нет, все замечательно, — говорит он и пыхтит. — Все прекрасно, спасибо, — добавляет он и снова пыхтит.
— Приятного аппетита, — говорю я. Снимаю крышку с сахарницы и заглядываю внутрь. Он кивает и не спускает с меня глаз, пока я не ухожу.
Теперь мне понятно — что-то на меня тогда нашло. Сама не знаю, что.
— Как там поживает наш пузан? Он скоро тебя до смерти загоняет, — говорит Гарриет. Ты же знаешь Гарриет.
— На десерт, — говорю я жирному, — мы можем предложить «Зеленый фонарик» — это пудинг с подливкой, а еще у нас есть чизкейк, ванильный пломбир и ананасовый шербет.
— Мы вас случайно не задерживаем? — пыхтит он с озабоченным таким видом.
— Ну что вы, — говорю я. — Конечно, нет. Не торопитесь, — говорю. — Я принесу вам еще кофе, а вы пока решайте, что будете на десерт.
— Признаемся честно, — говорит он, и слегка поерзывает на стуле. — Мы бы взяли «Фонарик», впрочем, и от ванильного пломбира мы бы тоже не отказались. С капелькой шоколадного сиропа, если можно. Мы ведь уже говорили, что проголодались, — говорит он.
Я отправляюсь на кухню, чтобы самой проследить, как будет готовиться его десерт, и Руди тут же выдает:
— Гарриет говорит, ты там какого-то циркового урода обслуживаешь. Он правда такой жирный?
А сам уже снял фартук и поварский колпак, ну, сама понимаешь.
— Руди, он, конечно, жирный, — говорю я, — но не в этом дело.
А он только ржет в ответ.
— Сдается мне, она неравнодушна к толстячкам, — ехидничает он.
— Смотри в оба, Руди, — говорит Джоан, которая как раз вошла на кухню.
— Я начинаю ревновать, — говорит он ей.
Я ставлю «Фонарик» прямо перед жирным, а рядом еще большую порцию ванильного пломбира с шоколадным сиропом.
— Спасибо, — говорит он.
— Ешьте на здоровье, — говорю, и у меня возникает какое-то странное предчувствие.
— Хотите верьте, хотите нет, — говорит он, — мы не всегда столько едим.
— А я вот ем, ем, и все никак не могу поправиться, — говорю я. — А так хотелось бы поправиться, — говорю я.
— Нет, — говорит он. — Нам бы не хотелось, но у нас нет выбора. Выбора нет.
Потом он берет ложку и начинает есть.
— И что дальше? — спрашивает Рита, прикуривает одну из моих сигарет и придвигает стул поближе к столу. — Становится все интереснее, — говорит она.
— А дальше ничего. Это все. Он доел десерт и ушел, а потом мы пошли домой — я и Руди.
— Ну и жирдяй, — говорит Руди, и потягивается, как обычно, когда устает. А потом смеется и снова утыкается в телек.
Я ставлю чайник и иду в душ. Кладу руку на живот и пытаюсь представить, что было бы, если бы у меня были дети и один из них оказался бы таким же жирным.
Потом наливаю в заварочный чайник кипяток, ставлю на поднос чашки, сахарницу, коробку обезжиренных сливок и несу все это Руди. А Руди говорит, словно только об этом все время и думал:
— Знал я как-то одного жирного мальчишку, когда был маленький, даже двоих, жирных-прежирных. Какие же это были толстопузы, боже ты мой. Их имен я не помню. Одного звали Жирным, иначе и не называли. Этого, который жил в соседней квартире. Другой появился позже. Его звали Студнем. Все, кроме учителей. Студень и Жирный. Жалко, фотографий не осталось, — сказал Руди.
Я не знаю, что ему на это ответить, мы пьем чай, и чуть погодя я иду спать. Руди тоже встает, выключает телевизор, запирает входную дверь, и начинает расстегивать пуговицы.
Я залезаю на кровать, отодвигаюсь к самому краю и ложусь на живот. Но Руди все равно за свое, как только выключает свет и ложится. Я переворачиваюсь на спину и начинаю понемногу расслабляться, хотя мне ничего и не хочется. И тут на меня вдруг находит… Когда он на меня забирается, мне вдруг начинает казаться, что я жирная. Мне кажется, что я жутко жирная, такая жирная, что Руди просто крошечный, и я его совсем не чувствую.
— Забавная история, — говорит Рита, но я вижу, что она не знает, как на нее реагировать.
Мне становится не по себе. Но я не собираюсь ничего ей объяснять. Я и так уже рассказала слишком много.
Она сидит и ждет, теребя волосы своими изящными пальчиками.
Интересно, чего еще она ждет?
Сейчас август.
Моя жизнь скоро изменится. Наверняка.
А что там на Аляске?
(Перевод Е. Решетниковой)
Джек закончил работу в три. Выехал со станции и направился к обувному магазину, неподалеку от дома. Он поставил ногу на скамеечку, и продавец развязал шнурок на его грубом башмаке.
— Что-нибудь удобное, — попросил Джек. — На каждый день.
— Сейчас подберем.
Продавец принес три пары, и Джек сказал, что возьмет бежевые из мягкой кожи, в них ногам свободно, и они легкие. Он заплатил и сунул под мышку коробку со старыми башмаками. И пока шел до машины, все смотрел на свои новые ботинки. Всю дорогу домой он чувствовал, как легко теперь переставлять ступню с педали на педаль.
— Ботинки новые купил, — сказала Мэри. — Ну-ка дай посмотрю.
— Нравятся? — спросил Джек.
— Цвет не очень, зато наверняка удобные. Давно пора было купить.
Он снова посмотрел вниз, на ботинки.
— Пойду приму ванну, — сказал он.
— Сегодня поужинаем раньше, — сказала она. — Хелен с Карлом ждут нас вечером. Хелен на день рожденья ему кальян подарила, им не терпится его обновить. — Мэри посмотрела на него. — Ты как, ничего что пораньше?
— Во сколько?
— Примерно в семь.
— Ладно.
Она снова перевела взгляд на его ботинки и втянула щеки.
— Ну, иди купайся, — сказала она.
Джек включил воду, снял ботинки и разделся. Он полежал какое-то время в ванной, потом стал щеточкой вычищать машинное масло из-под ногтей. Опустил руки в воду, потом поднес их поближе к глазам.
Она открыла дверь в ванную.
— Я тебе пива принесла.
Пар окутал ее и поплыл в гостиную.
— Я еще минутку, — сказал он. И отхлебнул из банки.
Она присела на краешек ванны и положила руку ему на бедро.
— С войны к родному порогу, — сказала она.
— С войны к родному порогу, — отозвался он.
Она провела ладонью по мокрым волоскам на его бедре. А потом хлопнула в ладоши.
— Слушай, совсем забыла тебе сказать! У меня сегодня было собеседование, и по-моему, мне предложат работу — в «Фэйрбэнкс».
— На Аляске?
Она кивнула.
— Ну, что скажешь?
— Всегда хотел побывать на Аляске. И что, можно всерьез надеяться?
Она снова кивнула.
— Я им понравилась. Они сказали, что свяжутся со мной на следующей неделе.
— Здорово. Дай-ка мне полотенце. Я выхожу.
— Я пока пойду накрою на стол.
Кончики пальцев побледнели и сморщились. Он не торопясь вытерся, надел чистую одежду и новые ботинки. Расчесав волосы, пошел на кухню. Пока она накрывала на стол, выпил еще одну банку пива.
— С нас крем-сода и чего-нибудь пожевать, — сказала она. — Надо будет заехать в магазин.
— Крем-сода и чего-нибудь пожевать, — повторил он. — Хорошо.
Они поужинали, и он помог ей убрать со стола. После поехали в магазин, купили крем-соду, картофельные и кукурузные чипсы и крекеры с луком. На кассе он прихватил еще горсть шоколадных батончиков «Ю-Ноу».
— Мм, вот это правильно, — увидев их, сказала она.
Они заехали домой, отставили машину, а потом прошли квартал пешком до дома Хелен и Карла.
Дверь открыла Хелен. Джек поставил пакет на обеденный стол. Мэри села в кресло-качалку и потянула носом.
— Джек, мы опоздали, — сказала она. — Они без нас начали.
Хелен засмеялась:
— Карл пришел, и мы пропустили по одной. А кальян еще не раскуривали. Вас ждали. — Она стояла посреди комнаты, смотрела на них и улыбалась. — Посмотрим-посмотрим, что там у вас в пакете, — сказала она. — Вот это да! Съем-ка я, пожалуй, кукурузный чипсик. А вы, ребята, будете?
— Мы только что поужинали, — сказал Джек. — Мы попозже попробуем. — Вода перестала шуметь, и Карл услышал, как в ванной насвистывает Карл.
— У нас есть фруктовый лед и драже «Эм-энд-эмс», — сказала Хелен. Она теперь стояла у стола, запустив руку в пакетик с картофельными чипсами. — И если Карл сегодня вообще выйдет из ванной, он раскурит кальян. — Она открыла коробку с крекерами и положила один себе в рот. — Вкусные, между прочим.
