Он лично ничего не имел против этих парней. То, что они обосновались в школе, было для учеников развлечением. За это солдат следовало поблагодарить. Они никому не докучали, оставались в своем здании. Но Дени помнил то, что говорил отец за столом, послушав радио из Лондона. Он уверял, что американцы и русские скоро освободят Францию. С англичанами вдобавок. Боши больше не будут болтаться по улицам, торчать в барах с нашими девушками. Боши уйдут, и Франция будет свободна, как в старые добрые времена. И тогда наступит мир. Ну и что? Каким будет этот мир? Дени казалось, что военное время было всегда. И в этой войне он не видел ничего раздражающего, разве что мама слишком много говорила о ценах на черном рынке. К черту войну, убеждал себе Дени, война — это занятие для взрослых. Пусть сами и выпутываются. И он спускался в шеренге учеников, стараясь, как и остальные, не смотреть на солдат.
В конце месяца тех немцев, что занимали помещение столовой, сменили другие.
— Кто знает, куда делись прежние? — спросил Пьеро.
— Представления не имею, — сказал Дени. — Делись куда-то.
— Они отправились в Россию, чтобы их там убили, — сказал Рамон, — им это пойдет на пользу. Вот именно — они отправились туда, чтобы их убили.
Дени чувствовал, что здесь что-то не стыкуется. Война сводится к убийствам, а сестра Клотильда думает, что неважно, боши они или нет, — ей будет жалко, если их убьют. Но сам он так думать не мог. Боши были врагами. Совсем не жалко, если их убьют, даже лучше, если убьют. Отец без конца это повторял.
И Дени, испытывая неловкость за свои чувства, старался думать о другом.
У сестры Клотильды не было неусидчивых учениц. Девушкам в ее классе было от пятнадцати до семнадцати лет.
Она проводила занятия, а затем помогала другим монахиням выполнять небольшие работы по пансиону. Но мысли о мальчике то и дело отвлекали ее от начатого занятия. Сестра Клотильда отгоняла от себя эти мысли, но они возвращались, порождая тревогу, которая постепенно становилась все отчетливей.
К семи часам вечера она поднималась в класс и ждала Дени. Теперь Дени мог приходить к ней, ни у кого не спрашивая разрешения. Летеранам она звонила по телефону, а настоятельница была предупреждена. Настоятельница проявила некоторое недовольство: многие монахини давали уроки ученикам из других школ, но Дени — единственный мальчик среди них, дело было только в этом.
Сестра Клотильда узнавала его шаги по коридору. Она всегда открывала дверь еще до того, как он успевал постучать. Она встречала Дени, испытывая безумное желание обнять его, покрыть поцелуями. Его улыбка обезоруживала своей внезапностью, а когда он говорил, то с серьезным и решительным видом произносил каждое слово. У нее создавалось впечатление, что он никогда не заканчивает фраз. Он приоткрывал свои влажные губы и замолкал, словно что-то высматривал спокойно-мечтательными глазами в расплывчатых очертаниях классной комнаты.
Страх исчезал, его больше не было во взгляде Дени. Их обоих охватывало какое-то оцепенение, и они сидели рядом, боясь пошевелиться. И это ее желание — обнять его, знать, что он принадлежит ей, только ей, — росло от встречи к встрече.
Однако сестра Клотильда все еще ходила к причастию. Она не чувствовала за собой никакой вины. Ее вина заключалась лишь в том, что она встретила Дени, именно его, а не кого-то другого. Встреть она его раньше, и будь он ее ровесником, у них был бы шанс пойти против воли семьи, пожелавшей, чтобы она стала монахиней. Неужели небо против них?
Сестра Клотильда качала головой, отгоняя нелепые мысли и стараясь пробудить в себе угрызения совести, которых больше не чувствовала. Разум ее изыскивал уловки — как сделать так, чтобы видеть его чаще. Она ловила себя на том, что ищет эти возможности. Парки, улицы со стороны пляжа или же пустая квартира старинной подруги Мадлен… Мадлен согласится, нужно только придумать предлог. В любом случае, Дени не следует так часто появляться в пансионе. У нее на лице, должно быть, читается страх быть застигнутой врасплох. Она предавалась мечтам, которые могли стать достоянием ее сестер во Христе. Это ни к чему.
И никаких раскаяний. Сестра Клотильда находила удовольствие в своих терзаниях — она ругала себя за это, но так и жила с растревоженным умом и счастливой душой.
Именно в это время в классе Дени и появился новенький. Его привел префект. Он вошел в класс, и все ученики одновременно повернули к нему головы.
— Это Артур Дебокур, — сказал префект отцу Белону.
После чего вышел и закрыл дверь. Новенький подошел к кафедре.
— Назовите по буквам свое имя, — сказал отец Белон, открывая журнал.
Новенький назвал свое имя, и священник записал его. Затем он велел Рамону пересесть, а новенькому сказал, чтобы тот сел рядом с Дени, на место Рамона.
— Только этого не хватало, — сказал Рамон.
— Послушайте, — сказал отец Белон, — выполняйте то, что вам велят.
— Вовсе нет, — сказал Рамон.
Новенький подошел к нему. Он был высокого роста и крепкого сложения. Темные волосы падали на лоб. На лице играла ироническая улыбка.
— Отваливай, — сказал он Рамону, — уступи место.
— Тебя что, никогда не били? — сказал Рамон.
Новенький повернулся к Дени.
— Нет, — сказал он.
— Тогда готовься…
Рамон, продолжал сидеть, с решительным видом постукивая пальцами по парте.
— Давай, Рамон, — сказал Дени, — уступи место этому придурку.
Отец Белон терпеливо ждал, внимательно рассматривая свои книги.
— Когда вы закончите, — сказал он, не поднимая глаз, — мы, наверное, сможем продолжить.
Рамон собрал тетрадки и пошел вглубь класса. Новенький сел возле Дени и положил руки на парту, а отец Белон продолжил прерванный урок.
В четыре часа его уже ждали. Они знали, что новенький подойдет к ним. Они видели, как он переходит от одной группы к другой, делая вид, что рассматривает двор. На нем были длинные, хорошо отглаженные брюки. Ровные, отутюженные складки касались ботинок.
— Смотри, какой здоровый, — сказал Косонье.
— Не волнуйся, — сказал Дени, — я справлюсь.
Пьеро, почесывая нос, подошел к Дени. Новенький медленно приближался к ним.
— Он не торопится, — заметил Рамон.
— Он бьет справа, — сказал Пьеро, — он левша.
Их было шестеро. Новенький с улыбкой подходил к ним. Дени повернулся к Пьеро, Пьеро скорчил гримасу.
— Он тебе врежет.
— Не волнуйся, — сказал Резэ. — Дени его сделает.
И вот уже новичок стоит перед ними.
— Как дела? — спрашивает Рамон.
— Нормально, — говорит новенький.
— Ты почему сел на мое место утром?
— Меня туда посадили.
— Оставь это, — говорит Пьеро Рамону.
Пьеро вырастает перед новеньким.
— Дебокур, — говорит он, — это не настоящая фамилия. Это что-то девчоночье.
— А Летеран? — отвечает тот, ничуть не растерявшись.
Дени отталкивает Пьеро.
— Что ты хочешь сказать Летерану? — говорит он. — Летеран — это я.
— Знаю, — говорит тот, по-прежнему не робея.
— Значит, хочешь сказать, что тебя никогда не били?
— Нет, — говорит новенький.
Он смотрит на волосы Дени. Дени выше, чем он, но весит намного меньше.
— Нет, — повторяет он, — и не тебе начинать.
— Все-таки хочу попробовать, — говорит Дени.
— А я не хочу драться.
— Шутишь, — говорит Дени.
И сильно толкает новичка в грудь. Новенький отлетает, но продолжает улыбаться.
— Ну как? — говорит Дени, упершись руками в бока.
Ответа нет. Дебокур с фантастической скоростью распрямляется и два раза бьет кулаком прямо по глазам Дени. Дени летит назад. Пьеро подхватывает его. Дени вырывается и возвращается к новенькому. Тот уже повернулся и бежит к уборной.
— Скотина! — кричит Рамон. — Держите его!
Они бросаются вдогонку, и, конечно, Жаки настигает его раньше, чем все остальные. Жаки бегает очень быстро. Он схватил новенького за шею и держал его, пока не подоспели другие. Дени медленно подошел к ним. Оба глаза у него покраснели и заплыли. Он видел не очень отчетливо, Пьеро хотел было удержать его, но он резко вырвался. Ученики сбегались со всех концов двора, чтобы посмотреть на драку.
— Отпустите его, — сказал Дени. — Я сам с ним разберусь.
Он был вне себя от ярости.
— Не кипятись, — сказал Пьеро, — если хочешь чего-то добиться, не кипятись.
Дебокура отпустили, но окружили со всех сторон, чтобы он не мог улизнуть.
— Ты мне за это ответишь, — сказал Дени.
Тот сжал кулаки, чтобы парировать удар, но через полминуты уже перестал защищаться. Дени продолжал бить, остальные пытались остановить его. К группе подбежал воспитатель.
