— Йоу, Арчибальд. Ты здравомыслящеболтливый ублюдок, — сообщаю я ему.
— Сам такой, а я нет. И не называй меня Арчибальдом, — предупреждает он.
— Арчибальд, — говорит Гарри, — твоим мозгам присуща эйнштейновская неутомимость.
— Это твоим, а не моим. И зовут меня Арчи, не путай, Мэри.
— Арчибальд, ты негативная противоположность инфантильного имбецила, — говорит Бобби.
— Сам такой, а я нет. Если еще хоть один пидор назовет меня Арчибальдом, я урою его на месте.
Сесилия подзывает Жирного Мэтта к холодильнику с колбасами, нагибается и на что-то указывает. В закусочную заходят двое ребят из газовой компании, оба рокеры, стриженные под пуделя. Уставившись на нагнувшуюся Сесилию, они тычут друг друга локтями. Сесилия выпрямляется, замечает их взгляды и улыбается им широко и приветливо. Берет у одного каску и надевает себе на голову со словами: «Мне теперь только отбойного молотка не хватает». Парни, обалдев, на нее смотрят, потом с улыбкой переглядываются. Тони Беннет поет «Любовь на продажу». Жирный Мэтт со скоростью света нарезает мясо. Опять звонит дверной колокольчик. Заходит Фрэнсис Младший с почтой, видит Сесилию в защитной каске рядом с этими двумя газовыми жопами и улыбается: он знает за ней такие штучки.
— Не хочешь познакомить меня со своими любовниками, Сесилия? — спрашивает он.
— Конечно. Это Бифф и Брент. Они стриптизеры. А этих четверых жеребцов ты, пожалуй, уже знаешь, — говорит она ему, указывая на нас. — А твоя-то где?
— Да вот она, — отвечает Фрэнсис Младший, забирая у меня Сес.
— Ну разве ты у меня не душка, — говорит ему Сесилия.
Они обмениваются улыбками, невзирая на то, что она имеет в виду совсем другое, и он это знает. И все равно, когда они улыбаются друг другу, видно, что их любовь умерла еще не до конца. Такие вот, брат, извращенцы.
— Я встречаюсь с Арчи. Арчи, скажи ему, — говорит Сес. Следует пауза. — Лучше скажи, а то хуже будет.
— Мм, я парень Сес, мистер Тухи, — говорит Арчи.
— Тогда, наверное, мне стоит ее отпустить, — говорит Фрэнсис Младший ему в ответ и сажает Сес на стойку, а сам берет у Мэтта бутылку газировки (Мэтт обеспечивает его по одной в день забесплатно). — Спасибо, Мэтт. Сесилия, я буду дома как обычно. Сверхурочных сегодня нет.
Сверхурочные — наряду со спорами о преимуществах бифштекса перед просто куском холодного мяса — тема для широкого и всестороннего обсуждения среди родителей на улице Святого Патрика.
— Будешь с нами есть или еще где? — спрашивает она.
— Ясное дело, дома, как всегда, — отвечает он ей.
— Ну конечно, — фыркает она.
— Ты чего? — спрашивает он. — Я хоть раз не пришел к ужину?
— Ну еще бы. Как жратвой запахнет — ты всегда тут как тут, — говорит она.
— Миссис Тухи, я прошу вас, — умоляет ее Жирный Мэтт.
Сес соскакивает со стойки и направляется в угол, где стоят банки с корнишонами. Двое заправщиков выбираются под шумок из магазина, пригибаясь от летящего мата. Не успевают они скрыться, как в двери появляется мой самый старший брат Фрэнсис Натаниэл Тухи Третий, он же Фрэнни Тухи, в форме почтальона. Семейства классом повыше могут похвастаться, например, поколениями врачей. Но только не Тухи. От предков к нам тянется лишь длинная череда форменных шортов с шевронами, собачьих укусов и перцовых баллончиков. Фрэнни живет с нами по соседству. В свои двадцать четыре он уже успел обзавестись небольшой лысиной, и вообще вид у него довольно смешной. Но даже несмотря на лысину, ему не дашь больше шестнадцати, хотя умен он совсем не по годам. Таким, наверное, и должен быть некрасивый старший ребенок в семье.
— Все ведут себя прилично? — спрашивает он, обводя глазами насторожившуюся компанию.
— Да, все, кроме твоей матери, — отвечает Фрэнсис Младший.
— Вот уж неправда, Фрэнни, — возражает Сесилия. В присутствии Фрэнни они с Фрэнсисом Младшим немного сбавляют обороты. Препираться не прекращают, но оба говорят с ним так, будто задолжали ему много ответов.
— Неправда? Захожу я сюда посреди рабочего дня и что вижу? Как она шутки шутит с какой-то деревенщиной.
— Ах, так, значит, я вру? — возмущенно спрашивает Сесилия, ни к кому конкретно не обращаясь. — Он, значит, два раза кряду заходит к Куни, а потом ему, видите ли, не нравится, что я разговариваю с двумя здоровенными жеребцами из газовой компании.
Фрэнни внимательно следит за обоими, словно директор школы, старающийся разобраться, который из придурков угодил мячом в окно его кабинета:
— Нет, я докопаюсь до истины. Сес, что здесь произошло?
— Да я даже не в курсе, о чем они: Куни, какая-то деревенщина, — докладывает Сес. — В общем, все как обычно: опять пожопились.
Дзинь. К Жирному Мэтту заходит Стивен Тухи, видит всю семейку в сборе и сразу же выходит.
— Вот видите — Стивена напугали, — говорит Фрэнни снова как директор, но на этот раз как усталый директор, и берет у Жирного Мэтта бесплатную газировку. — Давайте постараемся все уладить, хорошо?
— Я лучше пойду, — говорит Фрэнсис Младший. — А то если и дальше так, мы все равно ни к чему не придем. Ты домой, Фрэнни? Работа вроде еще не кончилась.
— Угу.
— Я с тобой. Мэтт, спасибо за газировку. Сесилия, увидимся вечером. Нет времени.
— Да, и у меня тоже, пошел ты… — кричит она под звон колокольчика над распахнутой Фрэнсисом Младшим дверью. — Сес, не сиди на полу. Вынь ногу из банки с огурцами.
— Она ногами в огурцы залезла? — ужасается Мэтт. — Господи Боже.
— Я не в банку, а на банку, — раздраженно сообщает Сес Жирному Мэтту, лежа спиной на полу, голыми пятками на банке. — Ма, ты кричать уже закончила?
— Пока да.
— Хорошо, тогда я встану, — спокойно говорит она, подходит к нам и кладет руку на плечо моргающему от смущения Арчи. — Вы тут без меня моего парня не дразнили?
— Я не твой парень, — сердито бурчит Арчи.
— Ты только что сказал папе совсем другое, — напоминает она ему.
— Ты мне угрожала.
— Да, и что? Заткни пасть. Говорить будешь тогда, когда тебя спросят, мистер.
— Да, дорогая, — вздыхает Арчи. — Генри, куда сегодня с ребятами собираешься?
— Кататься на великах, — говорю я.
— А нам можно с вами? — спрашивает он.
— И как мы будем с твоим креслом? — спрашиваю его я.
— Я не буду отставать, — говорит он.
— Я надену ролики и буду его сзади толкать, — предлагает Гарри.
— Двенадцать долларов ровно, миссис Тухи, — сообщает Жирный Мэтт.
— Вот, держите. — Гарри протягивает ему двадцатку, а затем говорит, обращаясь к нам: — Я тут недавно новые ролики купил. Толкание калек — отличная тренировка. Как считаешь, Арчибальд?
— Меня зовут не Арчибальд, — говорит ему Арчи, — но вообще круто.
— О’кей, тогда договорились, — заключаю я. — Арчи и Сес отправляются домой с мамой, словимся после ланча. Отлично?
Третьеклашки отвечают да. Жирный Мэтт сверкает золотыми зубами. Сесилия забирает свою коричневую сумку. Мы помогаем ей спустить Арчи по ступенькам на тротуар.
— Все в порядке? — спрашиваю я Сесилию, которая засмотрелась на поток машин, движущийся по Ав.
— Что-что? — переспрашивает она.
— Ты как?
— Все нормально, — отвечает она, выходя из оцепенения, опуская сумку с мясом Арчи на колени и беря за руку Сес. — Ты со своей женой себя так же вести будешь?
— Не-а, — честно отвечаю я.
— Будешь верным? И обращаться с ней по-человечески? Уважать ее? Любить ее что ни день все сильней?
— Да, да, да и еще раз да, — с улыбкой отвечаю я.
— Здорово. — Она тоже улыбается. — Храни в себе эту доброту и оптимизм. Не давай никому их у тебя отнять.
— Ни за что на свете, куколка, — обещаю я ей.
— Куколка, — фыркает она мне вслед, закуривая сигарету. — Тебе б еще с девками научиться разговаривать. Ну, это потом. У тебя же куча важных дел. Ладно, сынок, мне пора. Будь паинькой. Да, вот еще что. Люби тебя Господь, но на меня не рассчитывай.
Я смеюсь. Эту фразу сказала женщина своему бывшему мужу-министру, который ей изменял, в ток-шоу с религиозным уклоном, идущем поздно вечером. Мы потом смеялись несколько дней кряду. Так что теперь у нас это дежурная шутка. Перед тем как поставить Сес на подножку инвалидного кресла, Сесилия еще раз улыбается мне. Сес изображает рев моторного катера, Сесилия крутит ручки, а Арчи кричит, пародируя британский акцент: «По местам, команде приготовиться, старт». И все трое сломя голову несутся по улице Святого Патрика: моя неугомонная мама вместе с моей странной сестрой и калекой с обрубком вместо руки.
Бобби Джеймс, Гарри и я сидим на железнодорожной эстакаде где-то в тридцати футах над Фрэнкфорд-авеню, или просто Ав, как мы ее называем, и едим сэндвичи. Ав — главная улица нашей жизни, если не считать улицы Святого Патрика. Фрэнкфорд-ав очень длинная — от самых северных окраин Филадельфии вплоть до Кенсингтона на юге, где переходит в Кенсингтон-ав. К югу вдоль Ав районы тянутся один за другим. Здесь найдется все, начиная со старомодного кинотеатра для автомобилистов под открытым небом и заканчивая тату-салоном, укрывшимся под линией наземки.
