И только наша прабабушка-гадалка, нарядившись в пестрые юбки, потихоньку удирала через окно и бежала в порт, чтобы там гадать по руке хорошеньким горожанкам, а заодно воровать у них кошельки. Она возвращалась богатенькая или же в сопровождении двух жандармов, которые не отваживались арестовывать старую цыганку из страха, что та нашлет на них страшные проклятия, а то и вовсе покусает своими золотыми зубами, а прабабка тем временем лихо крыла всю их жандармерию на чем свет стоит.
Бабушка, мать моего отца, принимала жертвы сородичей совершенно равнодушно. Она упрямо, шаг за шагом, шла к намеченной цели. Она накупила материи, сшила себе красивые, элегантные, тесные платья строгого покроя, научилась ходить, скромно потупив глаза, отказалась от былой свободы, сняла себе комнатку в пансионе для настоящих барышень, записалась на курсы пения и вышивания и стала ждать счастливого избранника, который довершит ее превращение в даму.
И он не заставил себя долго ждать. Дедушка был наследником стекольного завода, имевшего филиалы в Италии. Бабушка назвалась сиротой, чтобы не приглашать на свадьбу свою пеструю семейку. Много лет спустя, узнав правду, дедушка еще больше зауважал свою супругу.
Троих своих детей бабушка с дедушкой обучили хорошим манерам и правильному французскому. В семье царил культ образования. Двое старших благодарно внимали родительским советам, заделались людьми почтенными и законопослушными. Только младшенький оказался скверным учеником. Мальчиком отец чаще всего ошивался в Тулонском порту у своей бабки-гадалки, в школе и на уроках катехизиса его видели редко. Зато он быстро научился заговаривать зубы, вдохновенно врать, воровать кошельки и завлекать в свои сети доверчивых чужаков. Он мог одарить девушку витиеватым комплиментом, невзначай взять ее за руку и вырвать поцелуй, а затем радостно смыться. Он умел также рассказывать истории о тайнах мироздания, о солнце и звездах, о злых божествах и ангелах-хранителях. Временами его голос звучал ласково, временами – угрожающе, отчего у слушателей дрожали колени. Довольный такой реакцией, отец продолжал говорить, меняя по ходу действия сюжет, рассказывая пугливому – одну историю, а восторженному – совершенно другую.
От своей матери он унаследовал гордую осанку и благородные черты лица, от отца – доброе сердце и способность всему удивляться. Высокий, красивый, темноволосый, щегольски одетый, он придумывал себе биографию, достойную лучших авантюристов эпохи, чтобы еще больше поразить застенчивую барышню, или изо всех сил пыжился и вставал в позу, дабы вернее одурачить скупую мещанку. Мать обзывала его лоботрясом, но глаза ее при этом светились такой гордостью и любовью, что сын принимал эти слова за похвалу. Он был очень хорош собой, и мать порою забывала, что он ее сын, хватала его за руку и наказывала: «Поступай как я, свет очей моих, женись на девушке из хорошей семьи, она откроет тебе доступ в высшее общество, с ней ты будешь купаться в роскоши». Мать все ему прощала. «Царственный ребенок», – говорила она, любуясь своим чадом. Сын так и не принял строгих правил цивильной жизни, ради которой она в свое время пожертвовала юностью, и мать была ему благодарна, хотя ни за что бы в этом не призналась. В непослушном сыне жила частица ее самой, вернее, той свободной, беззаботной и непокорной цыганки, какою она когда-то была.
С моей матерью отец познакомился на ярмарке. Он вышел из новенького «Линкольна», только что украденного в порту. На нем был светлый костюм из альпаки, сшитый нашей бабушкой. Он сказал, что ему принадлежат карусели, ларьки, торгующие сахарной ватой, и чуть ли не все ярмарочные кибитки, что он, однако, собирается все это продать и уехать в Америку, потому что только там можно по-настоящему разбогатеть. Он представился было Барнумом[12], но мать мало походила на идиотку, поэтому он быстро поправился и назвал свое настоящее имя: Джемми, Джемми Форца, цыганский барон, будущий король Уолл Стрит. Он остался доволен собой, одна правдивая деталь делала всю историю более достоверной.
В гостях у будущего тестя он рассуждал о рыночных ставках, о долларах и Новом Свете, и с легкостью заполучил отцовское благословение. Дедушка считал, что к восемнадцати годам дети обязаны покинуть родительский дом, хоть в карете, хоть босиком. Бабушка не смела возражать, и дети послушно следовали этому строгому наказу. Никто из них не хотел ощущать себя лишним ртом, тяжелым бременем на отцовских плечах, поэтому все они рано отправились в самостоятельное плавание, к вящей радости дедушки: теперь он мог пустить свои денежки в рост, не тратясь каждый месяц на одежду, питание и обогрев своих отпрысков. Расход-приход, расход-приход, приклеившись ухом к приемнику, дедушка пристально следил за курсом акций, с карандашиком в руках тщательно сверял котировки в свежей газете, высчитывал прибавочную стоимость, выискивал самые выгодные вложения, неизменно держа под рукой сердечные капли на случай биржевого краха и его пагубных последствий для здоровья.
Из пяти детей только двое не спешили следовать отцовскому указу. Двое дочерей – моя мать и одна из ее сестер – мечтали выучиться на юристов и найти работу. Они пришли за советом к бабушке, но та не знала как им помочь. Все решали мужчины, женщинам оставалось только подчиняться: сначала отцу, потом – мужу. Мать колебалась, она не была уверена, что из Джемми Форца выйдет хороший муж. «Тебя больше никто не звал замуж?» – спросила бабушка. «Нет, они только вертятся вокруг. Говорят, что умирают от любви. Просто я еще так молода. Я совершенно не разбираюсь в мужчинах, не знаю жизни. Мне нужно время, чтобы все обдумать.» «Ничего, привыкнешь… Я, пожалуй, приготовлю на ужин мясную запеканку. Что ты на это скажешь?»
Так отец заполучил в жены мою мать и повез ее на медовый месяц в Италию. Они ехали на машине с откидным верхом, которую отец накануне умыкнул с привокзальной стоянки. Чтобы успокоить любимую, он показал ей стекольные заводы Форца. Мать расслабилась, прикрыла глаза, беззаботно свесила руку за борт машины. Однако по возвращении молодые поселились у родителей мужа. Отец искал «хлебное место». Каждый вечер, осыпая затылок любимой жгучими поцелуями, он объяснял, что не может устроиться «абы как», потому что она заслуживает самого лучшего. Он больше не вспоминал ни о своем бродячем цирке, ни о спекуляциях на Уолл Стрит. «Куда же подевались твои кибитки, пожиратели огня, женщины-змеи, дрессированные львы, летучие карусели и сахарные петушки?» – не переставая вопрошала мать, ибо никакие поцелуи не могли заставить ее забыть, что замуж она выходила за богача и короля развлечений. «Я просто решил их пока не продавать, подождать лучших времен», – отвечал отец, потрясенный ее хорошей памятью.
Мама и бабушка дали ему кое-какие деньги на поддержание статуса Волшебного Принца, но они испарились в считанные недели, и юноше пришлось вертеться изо всех сил, дабы утолить аппетит молодой супруги. Он из кожи вон лез, но денег все равно не хватало и приходилось все время придумывать новые отговорки. Он разрывался между церковью, где умолял Пресвятую Богородицу не остаться безучастной к его бедственному положению, и игорным домом, где просаживал деньги своей бабули, не покладая рук «работавшей» в порту. Ей больше не приходилось прятаться от жандармов: те довольствовались скромной пошлиной и закрывали глаза на прибыльный промысел бодрой старушонки. Прабабка, в свою очередь, сулила им удачу и покровительство высших сил. Моя бабушка тоже просила помощи у Богородицы, до боли в пальцах перебирала четки, делилась с сыном своими сбережениями и возлагала руки на его лоб, надеясь тем самым привлечь внимание добрых духов.
Мой дедушка не остался безразличным к страданиям жены и даровал отпрыску кругленькую сумму, призывая распорядиться деньгами разумно и приобрести квартиру. Джемми Форца облегченно вздохнул и отправился к своей молодой жене. Он пообещал, что ради нее звезды достанет с небес, и открыл бутылку шампанского, спрятанную в букете белых роз.
В этот вечер, по преданию, был зачат их первый ребенок. Отец обещал, мать успокаивалась, удивленно вздыхала, и он всякий раз пользовался этим, чтобы произвести на свет потомство. Он мечтал о большой и пестрой семье. Он чувствовал себя уютно только среди детей и с нетерпением ждал когда мы вырастем, чтобы всем вместе пуститься на поиски приключений. Ему нравились шумные семейные сборища, столы, ломящиеся от яств, огромные кровати, электрички и игра в прятки. Мать охотно забывалась в его объятиях, ибо помимо таланта рассказчика, он был наделен еще и умением доводить женщин до иступления, а потому мать легко прощала его и не могла нарадоваться, что связала свою жизнь, точнее свою плоть, с человеком, столь искушенным в искусстве любви.
