— Я знаю, что ты не делаешь ничего плохого. Слушай, если тебе так нравится этот альбом, то почему бы тебе не взять его на дом? У тебя есть читательский билет?
— Нет, сэр. Я ничего не брал, честное слово.
— Да нет же! Ты не понял. Читательский билет — это документ, который позволяет читателю забирать книги на дом. Если у тебя есть читательский билет, то тебе не придется ходить сюда каждый день. Ты в школу ходишь?
— Да, сэр. Школа на Миллер-стрит. Но сейчас лето, и у нас каникулы. Я не прогуливаю, честное слово. Я не должен быть в школе.
— Знаю. Послушай: поскольку ты школьник, то можешь завести себе читательский билет. И возьмешь книгу домой.
— Зачем вы уговариваете меня забрать ее домой? Там ее кто-нибудь испортит.
— Ну... ты можешь спрятать ее... запереть в ящике стола...
— Скажите, — спросил мальчишка, украдкой поглядывая на меня, — почему вы не разрешаете мне приходить сюда?
— Я этого не говорил.
— Мне нравится здесь. Я люблю лестницу.
— Я тоже. Но дело в том, что однажды твою книжку могут забрать другие читатели.
Он улыбнулся:
— Не волнуйтесь. Пока ведь ее никто не забрал? — И мальчуган помчался вверх по лестнице.
Ну и запарился я в тот день! Когда я уходил с работы, рубашка буквально прилипла к спине, хотя было совсем не жарко. Сев в машину, я раскрыл чемодан, забрался на заднее сиденье и, согнувшись в три погибели, переоделся в чистую рубашку, чтобы при въезде в Шорт-Хиллз походить на человека, который решил заехать к себе домой во время перерыва. Я влился в поток на Вашингтон-стрит, но никак не мог занять себя мыслями об отпуске; более того, я не мог сосредоточиться и на дороге: резко брал с места, заезжал на «зебру», задерживал движение перед светофором, раздражая и водителей, и пешеходов. Заботило меня только одно: что, если этот брыластый старик заявится в библиотеку, пока меня там не будет, и заберет любимую книгу негритенка? Меня наверняка отстранят от новой должности, да и от старой тоже. Господи, так что же я нервничаю? Я ведь не собираюсь проторчать в библиотеке всю жизнь?!
— Рон женится! — встретила меня радостным визгом на пороге Джулия. — Рон женится!
— Прямо сейчас? — спросил я.
— В День Труда! Он женится на Гарриет, он женится на Гарриет, — гнусаво принялась распевать она на мотив ритмичной песенки, под которую девчонки прыгают через скакалку. — Я буду свояченицей!
— Привет! — показалась Бренда. — Я скоро буду свояченицей.
— Я уже знаю. Когда это он умудрился?
— Рон объявил нам о свадьбе сегодня за обедом. Он разговаривал с ней вчера вечером по телефону целых сорок минут. Гарриет прилетает на следующей неделе. Свадьба будет грандиозной. Родители прямо порхают по дому: они должны все приготовить за два дня. Да, и еще — папа берет Рона в свой бизнес. Для начала он положил ему двести долларов в неделю, а там уж все зависит от самого Рона. Испытательный срок продлится до октября.
— А мне казалось, что Рон хочет стать учителем физкультуры...
— Хотел. Но сейчас у него появятся новые обязанности...
За обедом Рон раскрыл, в чем будут заключаться эти обязанности, и обрисовал свои планы на будущее:
— Мы хотим обзавестись ребенком, — сказал он, к вящему удовольствию миссис Патимкин, — и когда ему исполнится полгода, я выложу перед ним в ряд баскетбольный, футбольный и бейсбольный мячи. А потом посмотрю, какой мяч он выберет — и мы полностью сконцентрируемся на этом виде спорта.
— А если ему не понравится ни один из мячей? — спросила Бренда.
— Не смешите меня, юная леди! — осадила дочку миссис Патимкин.
— А я буду тетей! — пропела Джулия и показала Бренде язык.
— Когда приезжает Гарриет? — спросил мистер Патимкин, еле выговорив фразу, поскольку рот его был набит картошкой.
— Через неделю — если отсчитывать со вчерашнего дня.
— Можно, она будет спать в моей комнате? — завопила Джулия. — Можно?
— Нет, она будет спать в комнате для гос... — начала было миссис Патимкин, но тут вспомнила про мое существование и, бросив на меня испепеляющий косой взгляд своих лиловых глаз, изменила свое решение: — Конечно, можно.
— В этот раз я действительно ел как птичка. После обеда мой чемодан отнесли — вернее, я сам его отнес — в комнату для гостей, которая располагалась на втором этаже как раз напротив комнаты Рона — рядом с комнатой Бренды. Она вызвалась показать мне дорогу.
— Лучше покажи мне твою кровать, Брен, — сказал я.
— Потом, — сказала она.
— Мы можем? Там, наверху?..
— Думаю, что да, — сказала Бренда. — Рон спит как убитый.
— А я смогу остаться у тебя на всю ночь?
— Не знаю.
— Мы заведем будильник, и я с утра пораньше вернусь в свою комнату.
— Будильник всех разбудит.
— Ну, тогда я проснусь без будильника. Я это умею, честное слово!
— Я, пожалуй, пойду. Мне не следует задерживаться в твоей комнате, — сказала Бренда. — А то с мамой случится истерика. Похоже, она нервничает из-за твоего приезда.
— Да я и сам нервничаю. Я же твоих почти не знаю. Ты считаешь, что это действительно удобно, если я задержусь на целую неделю?
— Неделю?! Да после приезда Гарриет здесь начнется такой кавардак, что ты можешь оставаться хоть на два месяца.
— Серьезно?
— Да.
— А ты этого хочешь?
— Да, — ответила Бренда и спустилась на первый этаж, чтобы миссис Патимкин осталась в сознании.
Я распаковал чемодан и принялся раскладывать вещи по полкам платяного шкафа, который был совершенно пуст — если не считать пару чехлов для платья да непонятно как попавший сюда ученический дневник. Занятие мое прервал Рон. Шаги его послышались на лестнице, и через секунду он заглянул в мою комнату:
— Привет! — поздоровался он.
— Поздравляю! — отозвался я, не сообразив, что любое торжественное приветствие неизменно повлечет за собой рукопожатие; Рон, позабыв о том, зачем направлялся к себе, вошел в мою комнату.
— Спасибо, — пожал он мне руку. — Спасибо.
Потом он уселся на мою кровать и стал наблюдать за тем, как я раскладываю свои вещи. У меня было две рубашки: ту, на которой красовалась эмблема братьев Брукс, я разложил на кровати, а вторую, с лейблом «Эрроуз», запихнул в шкаф. Рон сидел, почесывая руку, и улыбался. Его молчание заставляло меня нервничать.
— Да... — сказал я и брякнул неопределенно: — Это что-то!
Рон кивнул. Я так и не понял, с чем он соглашался.
— Как ты себя ощущаешь? — решил я еще раз нарушить молчание после очередной паузы.
— Уже лучше. Это Феррари мне по руке саданул, когда я боролся с ним под щитом.
— Вот как... Понятно, — сказал я. — А как ты себя ощущаешь перед свадьбой?
— Да нормально...
Я прислонился к комоду и принялся считать стежки на ковре.
Рон наконец отважился произнести целую фразу.
— Ты в музыке разбираешься? — спросил он.
— Немного, — ответил я.
— Если хочешь, то можешь послушать мои пластинки.
— Спасибо, Рон. Я и не знал, что ты интересуешься музыкой.
— Еще как! У меня есть все пластинки Андре Костеланеца. Тебе Мантовани нравится? У меня все его диски есть. Мне нравятся, знаешь, полуклассические вещи. Если хочешь, дам тебе послушать «Коламбус»... — Рон исчерпал свой словарный запас, потряс мне на прощанье руку и ушел.
Снизу доносилось пение Джулии:
— А я буду те-о-отей!
И голос миссис Патимкин:
— Нет, милая, ты будешь свояченицей. Так и пой.
Но Джулия продолжала гнуть свое:
— Я буду тетей! Я-а буду те-о-тей!
Потом я услышал, как к ней присоединилась Бренда:
— Мы-ы будем тетями!
Сестры заголосили дуэтом, и миссис Патимкин, не выдержав, стала призывать на помощь мужа:
— Ты можешь заставить ее не поощрять Джулию?!
И дуэт вскоре затих.
А потом вновь вступила миссис Патимкин. Слов я не разобрал, но расслышал, как Бренда что-то сказала ей в ответ. Голоса их становились все громче, и вскоре я слышал их беседу вполне отчетливо:
—И в такой момент набивать мне дом своими друзьями?! — кричала миссис Патимкин.
— Но я спрашивала у тебя разрешения, мама.
— Ты у отца спрашивала, а не у меня. А надо было сначала спросить у меня. Твой отец не представляет, сколько работы мне добавляется...
— Господи, мама! Можно подумать, что у нас нет Карлоты и Дженни!
— Карлота и Дженни не в состоянии делать все на свете! У нас тут не Армия Спасения!
— Что, черт подери, это значит?!
— Следи за своим языком, юная леди! Чертыхаться можешь со своими дружками из колледжа!
— Прекрати, мама!
— И не смей повышать на меня голос! Когда ты в последний раз пошевелила хоть пальцем, чтобы помочь по хозяйству?
— Я здесь не рабыня... Я твоя дочь!
— Тебе бы следовало знать, что значит вести домашнее хозяйство!
