В то утро, явившись на «службу», император просмотрел список записавшихся на прием, удовлетворенно хмыкнул, увидев там нужное имя, и приказал немедленно просить генерала Барсукевича.
Генерал вошел с самодовольным, даже слегка напыщенным видом, что однако не мешало ему усердно и униженно кланяться по мере приближения к императорскому столу. Противоречие это объяснялось тем, что с одной стороны Адольф Арнольдович успешно выполнил возложенное на него императором поручение, но с другой
— стал в результате этого обладателем некой страшной тайны, само владение которой грозило разрушить его холуйское благополучие.
— Входите, входите, генерал, — нетерпеливо произнес полковник Бздилевич. — Портвейна? — император жестом указал на инкрустированный столик, на котором стояли две бутылки «Рубина» и несколько стаканов.
Генерал послушно откупорил бутылку, наполнил стаканы, и вдруг, словно повинуясь некой колдовской силе, рубиновое вино, бывшее таким темным и безликим в запыленной зеленой бутылке, ожило, заиграло и заискрилось, смешавшись с дорогим богемским хрусталем. «Рубин» оживает в хорошем хрустале, как старый рубиновый камень — в новой дорогой оправе», — подумал полковник Бздилевич. Он наблюдал это таинство почти ежедневно, и почти ежедневно, наблюдая его, становился поэтом. Вот и сейчас полковник зажмурил глаза и с наслаждением выпил стакан этой излюбленной им красненькой и вонюченькой жидкости.
Не без сожаления вернувшись к прозаической действительности, типичным голосом человека, только что принявшего стакан, император произнес:
— Ну-с, что новенького, генерал? Узнали что-либо про нового полковника Бздилевича?
— Ничего конкретного установить не удалось, и я по-прежнему придерживаюсь того мнения, что личность эта мифическая, и ваше величество напрасно беспокоится по сему ничтожному поводу.
Настоящий полковник Бздилевич с сомнением покачал головой и задал новый вопрос:
— Ну а как у вас с генеалогией, Адольф Арнольдович? Да вы присаживайтесь! Что это вы сегодня такой робкий?
Барсукевич и впрямь был в этот день явно не в своей тарелке, видимо от того, что знал то, что было для него весьма опасно знать, а также от того, что он прекрасно понимал как опасно демонстрировать эти свои знания самому императору. Неуверенно потоптавшись на месте и выпив при этом полстакана вина, он сел, наконец, напротив Бздилевича и положил перед собой черную кожаную папку.
— Что в этой папке? — нетерпеливо спросил царь.
— Здесь то, что вы просили, ваше величество, — ответил начальник охранного отделения и извлек из папки сложенный вдвое лист бумаги довольно большого формата.
Николай взял бумагу из рук генерала и развернул ее.
— Что это такое? — спросил он.
— Генеалогическое древо рода Ульяновых.
— И родоначальник его?
— Федор Кошка, ваше величество.
— Федор Кошка! — воскликнул полковник Бздилевич. — И эти Ульяновы являются потомками Петра III и графини Воронцовой?
— Да, ваше величество.
— Кто-нибудь посвящен в эту тайну?
— Ни одна живая душа, ваша величество! Я собственноручно копался в архивах, сопоставлял факты, выискивал необходимые доказательства; мне пришлось даже ненадолго отлучиться из Санкт-Петербурга, но я все сделал самостоятельно.
— Хорошо, — сказал Бздилевич и углубился в изучение генеалогии. — Как явствует из составленного вами документа, — сказал он после непродолжительного молчания, — истинным главой дома Романовых на сегодняшний день является некий Владимир Ильич Ульянов.
— Именно так, ваше величество.
— Знает ли он об этом? — задумчиво спросил Николай, и непонятно было, адресуется этот вопрос генералу, или император просто размышляет вслух.
— Уверен, что он ничего не знает, ваше величество, — высказал свое мнение Барсукевич.
— Откуда может быть такая уверенность, Адольф Арнольдович? Люди ведь обычно интересуются своими предками.
— Обычно — да, но в данном случае мы имеем дело с не совсем обычным человеком. Я давно его знаю.
— Вот как?
— Дело в том, ваше величество, что этот Владимир Ульянов довольно-таки известная личность, и у нас в отделении на его имя имеется весьма объемистое досье.
— Кто же он?
— Адвокат по образованию и крайне опасный социалист.
— Ne nos inducas in tentationem, et libera nos ab advocatis, — тихо произнес полковник Бздилевич.
Не знавший латыни Барсукевич счел за благо промолчать.
— А известно ли вам, генерал, где сейчас находится этот г-н Ульянов, и чем он занимается?
— Повторяю, ваше величество, этот человек — крайне опасный социалист. Десять лет назад он проходил у нас по делу о «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса». Кстати, он возглавлял тогда эту организацию. Был арестован, провел в тюрьме четырнадцать месяцев, затем отправился в ссылку. После истечения срока ссылки Владимир Ульянов несколько лет прожил за границей, но сейчас он вновь в Петербурге. Время от времени в большевистских газетах появляются крайне вредные и опасные статьи, подписанные именем Николай Ленин. У меня есть подозрение, ваше величество, что Владимир Ульянов и Николай Ленин — это одно и тоже лицо.
— А нет ли у вас подозрения, — спросил император, — что этот Ульянов и новоявленный полковник Бздилевич — одно и тоже лицо?
— Убежден, что это не так, ваше величество. Владимир Ульянов — непримиримый противник монархии. Его совершенно не интересует ни свое, ни чье-либо аристократическое происхождение. Это крайне опасный враг, но он безусловно не самозванец.
Император несколько успокоился.
— Для нас, генерал, главное, чтобы этот Ульянов ничего не знал и не заявлял о своих правах.
— Думаю, что на этот счет ваше величество может не беспокоиться, но Ульянов опасен по другим причинам.
— Это уже совсем другая проблема, Адольф Арнольдович. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что революция на дворе, и я окружен массой врагов, но то, что одного из них зовут Владимир Ульянов, в сущности, ничего не меняет.
В известной логике императору нельзя было отказать. Он заметно оживился, выпил еще один стакан портвейна, и, уже совсем успокоившись, осведомился разве что из чистого любопытства:
— Раз у вас имеется досье на этого человека, то у вас, вероятно, найдется и его фотография, генерал? Любопытно было бы взглянуть на отпрыска столь благородных кровей.
— Я захватил с собой фотографию, ваше величество, — сказал Барсукевич и извлек карточку из той же черной кожаной папки.
— Любопытно! — воскликнул полковник Бздилевич и взял фотокарточку из рук генерала.
Внезапно выражение его лица изменилось, и ужасное богохульство сорвалось с его губ.
— Ебаны в рот! — заорал полковник. — Опять этот педераст на мою голову!
— Разве вы знаете этого человека, государь? — удивился Барсукевич.
Император позвонил и приказал камердинеру принести новую бутылку портвейна, да желательно покрепче.
— Вы правы, генерал! — с искаженным от злобы лицом произнес Бздилевич. — Это очень опасный человек… От него следует избавиться.
— Забрать и уничтожить этого человека в сегодняшней политической ситуации не совсем безопасно, — сказал начальник охранного отделения. — Взять его конечно можно, но расстрелять…
Генерал с сомнением покачал головой.
— Есть ведь и другие, менее легальные, зато более надежные способы, — сказал Николай. — Действуйте, генерал!
Барсукевич поклонился.
— И внимательно следите за появлением того полковника Бздилевича, — добавил император. — Вся жандармерия должна быть предупреждена.
Барсукевич еще раз поклонился.
— Давайте еще по стаканчику, генерал, — сказал Бздилевич, — и за работу!
* * *
Пока узурпатор строил свои злобные планы, истинный наследник престола, даже не подозревавший о своих правах и вообще чихавший на всяческую геральдику, собирался с друзьями на зимнюю охоту.
Последний поезд в сторону Ладоги отправлялся с Финляндского вокзала ровно в полночь. Охотники спланировали переночевать в трактире неподалеку от станции Бернгардовка и перед рассветом выйти на поиски лося, так как именно в такой час встреча с исполином северных лесов представлялась наиболее вероятной. По возвращении с охоты друзьям (всем, кроме Шаляпина) предстояло принять участие в заседании ЦК РСДРП, поэтому добыть свеженького мясца представлялось крайне заманчивым.
Итак, вечером, 19 декабря подготовка к охоте шла полным ходом: Пятница начищал обрезы и тесаки, Федор методично набивал свой видавший виды рюкзак разнообразной снедью, Леха старательно намывал старые объемистые фляги, а Ульянов с Бени отправились к Каскаду, дабы было чем эти фляги наполнить.
— Я никогда тебя не спрашивал, Бени, — обратился к приятелю Ульянов, едва они вышли на Невский, — а случалось ли тебе в жизни охотиться?
