Похмелье, даже отсроченное по непредвиденным обстоятельствам, не утрачивает от этого своей необходимости, а наоборот, нужность и желанность его многократно усиливается. Поэтому я решил немного повременить с решением финансовых вопросов и отправился со своим новым знакомым в его «место». Место это оказалось задним двором кафе-стекляшки на берегу Волги, где мы расположились на пустых деревянных ящиках — таре из-под водки, а мой товарищ отлучился на несколько минут. Я же погрузился в тяжкие раздумья. Деньги я, разумеется, найду, в этом я не сомневался.
Но впервые в голове стали возникать вопросы, которые раньше я себе еще никогда не задавал. Прежде всего, меня, словно древесный червь, точила мысль, что при любом самом благоприятном раскладе (в плане полной конспирации имевших место событий) так дальше дело не пойдет. Даже если все утрясется (или устаканится) наилучшим образом, я, оказывается, уже настолько втянулся в пьянство, что это стало создавать серьезные проблемы, мешающие мне нормально учиться и жить. Кроме всего прочего, пришлось признаться себе как на духу, что период психологической зависимости от спиртного, создающий ощущение комфорта, плавно и незаметно стал перерастать в зависимость физическую, к счастью, еще не сформировавшуюся окончательно.
Мои вполне разумные мысли были прерваны победоносным возвращением товарища по вытрезвителю, держащего большой палец правой руки, словно плебей на трибуне Колизея во время гладиаторских боев, торчком вверх, а левой рукой удерживающего за горлышки две бутылки винища и до безобразия залапанный стакан. Жажда и общее недомогание, а также перенесенные волнения, заставили отбросить в сторону знания, которые внедряли в наши не очень толковые головы на кафедрах микробиологии, инфекционных болезней, организации здравоохранения и общей гигиены, поэтому, экономии ради, лишь для видимости, слегка ополоснув стакан жидкостью из одной бутылки, мы приступили к процессу «оживления».
Очень быстро выяснилось, что двух бутылок оказалось явно недостаточно, но мой благодетель не врал, что пользовался в этом месте определенным кредитом, поэтому он сделал второй заход и вернулся с аналогичной дозой.
Солнце стояло почти в зените, когда я сообразил, что следует заняться и неотложными делами, поэтому, сердечно распрощавшись с новым другом, отправился на «фирму». Романа на месте не оказалось, в наличии был лишь Толик по прозвищу Доктор. Они с Козловым на паях занимались фотографическим делом, хотя Рома был формальным лидером и «руководителем», — «заведующим» мастерской, и отчетность с выручкой в центральную контору доставлял сам. Прозвище Толика — Доктор было связано с тем, что после школы он, как и его «шеф» Роман, делал пару попыток поступить в медицинский институт, врачом хотел стать, но попытки оказались неудачные, а потом его загребли в армию. Дальше пути его сошлись с Романом Давидовичем, и они занялись денежной по тем временам халтурой — фотографией.
Отличительной особенностью Толика Доктора была исключительная преданность своему другу и шефу, за него он готов был порвать глотку любому. Надо сказать, что Роман никогда не злоупотреблял этим обстоятельством и платил ему той же монетой, зная, что на Толика можно положиться в любой ситуации. Он был на сто процентов уверен, что Доктор честен в любом деле и никогда не заныкает даже малую часть денег, и дележ у них был также абсолютно честный — поровну.
Кроме того, Толик был исключительным трудягой, очень бережливым, если не сказать, скаредным; деньги он аккуратно откладывал на покупку дома, куда собирался привести мифическую для всех невесту, к спиртному относился если не равнодушно, то без должного пиетета, без крайнего повода рюмку не поднимал и в питье был умерен.
Выслушав мое бормотанье, Доктор после некоторого раздумья сказал, что слезами и слюнями делу не поможешь, общей кассой из-за отсутствия Романа он распорядиться не может, поэтому поможет мне из собственных сбережений.
Мы отправились в его жилище, расположенное в настоящих трущобах неподалеку от Татар-базара, где он обитал в маленькой, темной, с облупленными от постоянной сырости стенами, полуподвальной комнатушке-келье. Через единственное замутненное, заросшее со стороны улицы грязью оконце, видны были лишь часть тротуара и ноги редких прохожих. Здесь же располагалась спартанская утварь: в крохотной прихожей — простой стол, позаимствованный из какой-то столовой, два стула, обитые дерматином, деревянная полка со скромной посудой; в комнате — спальне — шкаф, который с успехом можно было показывать, как изделие — достижение первых пятилеток, и железная кровать с панцирной сеткой и шишечками. Матрас, простыни, подушка и одеяло были всегда слегка влажноватыми от сырого, затхлого воздуха аскетичного обиталища-скита почти в центре города, приюта то ли монаха, то ли нищего холостяка, то ли человека, презревшего все жизненные материальные условности. Даже какая-нибудь дешевая иллюстрация из журнала «Огонек» не оскверняла демонстративно-нищенскую эстетику этой квартиры. Все только функциональное и самое необходимое для жизни.
То обстоятельство, что Толик решил выручить меня из своих средств, надо было оценить очень высоко, потому что к денежным знакам он относился, можно сказать, чрезмерно бережно и даже трепетно, поэтому выпросить у него денег было сложнее, чем у бедуина снега. И по отношению ко мне с его стороны это был по истине дружественный шаг.
Доктор не доверял никаким государственным институтам, включая сберегательные кассы, поэтому свои кровные денежки хранил, как ему, видимо, казалось, очень надежно, в обшивке дерматинового стула. Хотя из художественной литературы мы знаем, насколько этот способ малоэффективен даже при наличии более респектабельной мебели. Край дерматина на одном из стульев легко отделялся посредством выдергивания бутафорских обойных гвоздей, а под слоем старых, слежавшихся газет разноцветными, аккуратными, перетянутыми резинками для волос, привлекательными пачками-плитками ласкали глаз те самые презренные купюры, наличие которых подтверждало скопидомство Толика. В основном в стуле наличествовал крупняк — сотенные бумажки. Далее в цветовой гамме преобладали фиолетовые четвертаки (25 рублей), красные десятки, изредка перемежаемые вкраплениями синих пятирублевок. Чего абсолютно не наблюдалось, так это зеленых трояков и рыжих рублей. Эта мелочевка занимала слишком много полезного места, поэтому Толик по-хозяйски укрупнял ее у торговцев на базаре.
Отсчитав требуемую сумму, Толик Доктор резонно заметил, что необходимо еще рублей 75 для дачи взятки мелкому начальственному лицу, чтобы бумага о мерзком моем поведении не ушла из райотдела в институт. Благородный Толик взялся меня сопровождать, и не потому, что сомневался в правильном расходовании денег, а для подстраховки: он был старше меня и у него имелся кое-какой опыт.
Для начала мы заплатили требуемые штрафы в сберкассе, получив квитанции; затем направились в Кировский РОВД. На углу уже беспокойно-выжидательно топтался старшина Анвер в штатском; голова его, как на шарнире, крутилась в разные стороны. Отшить этого мелкого вымогателя-милиционера, наверное, не составляло особого труда, но когда речь шла о серьезном деле, разумно рассудил Толя, лучше переплатить, чем экономить на спичках.
Доктор решительно взял его за локоть, представился моим родственником и вежливым, но твердым голосом попросил отойти в сторонку. Там он показал Анверу деньги и не менее решительно потребовал расписку в получении. Тот запротестовал, но Толик пресек эти словоблудия, сказав, что тогда он вообще ничего не получит. Психологический трюк сработал на славу, алчный блеск надежды в глазах старшины не оставлял сомнений, что ради этих денег он подпишет любую бумагу. Единственный компромисс заключался в том, что, согласно расписке, Анвер, якобы, брал эти деньги у Толика взаймы; не мог же он, естественно, написать, что берет отступные за отказ от дачи заявления или рапорта.
Далее Доктор, за которым я следовал, как тень, уверенно прошел в дежурную часть РОВД и обратился к дежурному, с которым о чем-то долго и весьма доверительно разговаривал, осуждающее, но и не без доли сочувствия, кивая иногда головой в мою сторону; неразумный юноша, что с него возьмешь? Вероятно, они вспоминали срочную службу в армии, где, по воле случая, оказались в соседних частях; почти полчки. Затем последовал утвердительный кивок дежурного, после чего рука Толи с ловкостью фокусника переместила нечто из своего кармана под обложку толстого журнала дежурного, который сделал в нем какую-то пометку; финалом ритуала явилось дружеское, крепкое пожимание рук и обоюдные, дружелюбные улыбки двух приятных молодых людей.
«Вот так дела делаются», — не без некоторого самодовольства заметил Толик Доктор. Впрочем, он сделал то, что мне было не по силам по многим причинам, поэтому нотки победителя в его голосе были вполне уместны и оправданны.
