Когда кларнет берёт «до» первой октавы, это звучит совершенно иначе, чем когда ту же ноту играет скрипка. Кстати, я читала, что у двух скрипок не бывает совершенно одинакового звука. То же самое и с нашими голосами.
— Это доказывает, какие замечательные инструменты — голос и ухо.
— Даже когда окно закрыто, я могу слышать, как ветер воет снаружи, или как почтальон едет по дороге на велосипеде. Видел бы ты, как он уронил свой велосипед…
— Я, как и ты, сидел на подоконнике.
— Да ты, похоже, повсюду… Когда в доме полная тишина, я иногда слышу звук падающего снега.
Она взмахнула рукой:
— А ещё я могу видеть ушами!
— Глупости! — На лице ангела Ариэля появилось строгое выражение: — Несмотря на то что мы разговариваем об удивительных вещах, не надо делать из меня дурака.
— Но это же правда. Когда я лежу в своей комнате и слушаю звуки, доносящиеся снизу, я как будто вижу, чем они занимаются и что происходит там, внизу.
— Тогда ты чуть-чуть представляешь, что такое ангельское зрение.
Сесилия приподнялась на диване.
— Я всё время думала, что ты преувеличиваешь разницу между ангелами и людьми.
— Это тем более удивительно, у нас ведь совершенно разное прошлое. Вы слеплены из нескольких миллионов молекул на случайной планете в космическом пространстве. И вы здесь всего лишь на краткий миг. Но вы семените по мирозданию лёгкими шагами. Вы болтаете, смеётесь, задумываетесь над интересными вещами, совсем как ангелы на небесах.
— А тебе не кажется, что ангелом быть не менее удивительно?
— Мы уже говорили об этом. Разница в том, что мы были здесь всегда. Кроме того, мы знаем, что никогда не низвергнемся в пустынное ничто, как лопнувший мыльный пузырь. Мы просто есть, Сесилия. Мы — это то, что всегда было и всегда будет. Вы же приходите и уходите…
Она тяжело вздохнула.
— Жаль, что я чаще не задумывалась над тем, что такое жить.
— Никогда не поздно начать.
— Точно не знаю почему, но мне вдруг стало так грустно…
Он попытался остановить девочку:
— Не грусти! Тогда мне останется только начать утешать тебя и ныть самому. Иногда у меня создаётся впечатление, что вы только и можете, что жаловаться и хныкать.
— Легко тебе говорить!
— Осталось обсудить всего одно чувство. Оно более неопределённое, но от этого не менее загадочное.
Сесилия смахнула слезинку:
— Не могу вспомнить, как называется пятое чувство. Осязание?
Он кивнул.
— Мы уже говорили о тонкой кожной оболочке и волосах, которыми с головы до пят покрыты плоть и кровь. Вкус того, что вы едите, вы ощущаете с помощью языка. Но вы каким-то образом можете чувствовать всем телом. Вы чувствуете холодное и горячее, мокрое и сухое, гладкое и шершавое…
— Не думаю, что это так уж удивительно.
— Для ангела это, возможно, самое удивительное. Камни у кромки моря не могут чувствовать, как они трутся друг о друга, когда на берег накатывает волна. Камень не чувствует, как ты к нему прикасаешься. А вот ты можешь почувствовать камень.
— Кстати, а ты видел мою коллекцию камней? Некоторые я купила, другие мне подарили, но больше всего камней я нашла на пляже. На «неизвестном пляже».
— Ты имеешь в виду — на Крите.
Она почувствовала себя обманутой.
— Это ты тоже знал?
Ариэль кивнул:
— Я стоял и разглядывал твои камни много раз, пока ты спала. Но мне никогда не понять, что такое чувствовать их поверхность.
— Тогда ты многое теряешь. Некоторые из них настолько гладкие и круглые, что мне хочется рассмеяться.
Ариэль поднялся с зелёного кресла и начал подниматься к потолку. Он сказал, паря в воздухе:
— Ну вот мы и поговорили обо всех пяти чувствах…
Сесилия прервала его:
— Но существует еще и шестое.
— Да ты что?
— Некоторые люди утверждают, будто обладают способностью испытывать что-то, что невозможно почувствовать с помощью пяти обычных чувств. Например, они могут угадать, что произойдёт в будущем. Или узнать, где находится какая-нибудь потерянная вещь. Другие считают, что это предрассудки.
Он таинственно кивнул:
— Может быть, именно это чувство поможет нам однажды найти ёлочную звезду.
— Ты знаешь, где она?
— Не станем забегать вперед…
Сесилия лежала и думала о Рождестве. Она сказала:
— Я думаю, уж не имеет ли сам рождественский дух отношения к шестому чувству? Возможно, именно в Рождество, а не в любое другое время года, мы немного больше похожи на ангелов. В любом случае, Рождество имеет отношение ко всем другим чувствам. Я могу чувствовать запах Рождества, могу чувствовать вкус Рождества, и я могу его слышать и видеть. Я могу ощупать все свёртки с подарками и попробовать угадать, что там внутри.
Глаза Ариэля блеснули:
— «Что там внутри», да. Я хочу, чтобы мы поговорили немного и об этом.
— О том, что упаковано в свёртках?
— Нет, о том, что там, внутри тебя.
— Фу, какая гадость.
— Это занятно.
— Что именно?
— Что вы считаете, будто говорить о том, из чего вы сделаны — это гадко. Подумай, что было бы, если бы камень не выносил мысли о том, что он камень. Это был бы очень несчастный камень, потому что ему пришлось бы жить с презрением к самому себе много тысяч лет, прежде чем он постепенно разрушился бы и превратился в песок. Но вы живёте не так долго…
— Ну ладно, давай поговорим и о том, что у нас внутри. Но только с одним условием.
— И что это за условие?
— Что потом ты расскажешь мне много удивительного о небесах.
— Ангелы никогда не нарушают договорённостей.
— Разумеется, иначе я бы перестала верить вообще всему.
— Может быть, ты сможешь ответить на один вопрос, который мы часто обсуждаем на небесах, но редко сходимся во мнениях. Об этом говорить немного неловко, но…
— Спрашивай!
Ариэль сделал паузу.
— Вы чувствуете, как кровь бежит по венам?
— Только когда у нас кровотечение или нам надо сдавать анализ. Но тогда кровь вытекает из нас…
— И что ты чувствуешь?
— Иногда просто щекотно, а потом начинает жечься.
— Но вы же чувствуете плоть и кровь внутри себя?
Она покачала головой:
— Я думаю, что мы сделаны так, что не ощущаем того, что под кожей. Кожа позволяет нам чувствовать друг друга, но, к счастью, нам не приходится ходить и чувствовать самих себя.
— Но что-нибудь вы должны чувствовать.
Сесилия немного подумала, а потом покачала головой:
— Ничегошеньки, до тех пор, пока мы здоровы. Только когда у нас что-то болит…
— Болит?
— Колет… или колотится… или жжёт.
Он удручённо взмахнул руками:
— «Колет, или колотится, или жжёт…»
Сесилия сказала:
— Ты никогда не пробовал ущипнуть себя за руку?
— Нет, никогда.
— Надо бы тебе попробовать, иначе не поймёшь, спишь ты или нет.
Ариэль попробовал ущипнуть себя за руку, но Сесилия заметила, что он не может ухватить себя за кожу. Он покачал головой и признался:
— Ангелы не могут ущипнуть себя за руку. Мы ничего не чувствуем.
Девочка вздрогнула.
— Но тогда ты не можешь знать, настоящий ли ты.
На секунду — а может, ещё меньше — ей показалось, что Ариэль исчез. Возможно, она просто моргнула.
Вернувшись, он сказал:
— Мы должны спешить, тебя надо вернуть в кровать.
— Почему?
— Сейчас семь часов. Осталось всего несколько секунд до звонка будильника. Сейчас он зазвонит…
Проснувшись, Сесилия почувствовала тяжесть во всём теле. На улице было так светло и ясно, как и должно быть в первый день Рождества.
У девочки остались смутные воспоминания о ночных событиях. Ариэль отнёс её на руках в гостиную. Потом, когда прозвонил будильник в спальне мамы и папы, он отнёс её обратно наверх.
— Ариэль! — прошептала Сесилия.
Но ответа не было. Может быть, он приходил только по ночам…
Она взяла с тумбочки колокольчик и позвонила. Маме понадобилось столько же времени, чтобы прийти, как и Ариэлю, чтобы зажечь гирлянду на рождественской ёлке.
Она тоже появилась, как джинн из лампы.
— Ну вот ты и проснулась!
Мама встала на колени у кровати Сесилии.
— Уже почти час дня. Ты всё это время спала?
Девочка покачала головой.
— А чем же ты тогда занималась?
— Я лежала, смотрела, слушала. Ночью в доме тоже раздаются звуки, если хорошенько прислушаться. Иногда я даже слышу, как на улице падает снег.
— А что ты рассматривала?
— Через окно так красиво проходит свет…
— Тебе надо было позвонить в колокольчик.
— Я лежала и думала обо всём на свете.
— У тебя что-нибудь болело?
— Нет… не очень.
— Что ты чувствовала?
— Ты опять начинаешь?
— Что?
