— Что, солдат, прозевал противника? Я завладела твоим тылом!
— Привет, платье в горошек!
— У тебя тоже красивый смокинг. Это мне цветы?
— Да, извини, — Сергей спохватился и протянул их.
— Сам растил в горшке, что ль, че-то они у тебя маленькие и с землей?
— Я их час назад из клумбы около Кремля вырвал. Для тебя.
— О… Романтик.
— Был.
— А че у тебя за значки на груди?
— А че у тебя за засосы на шее?
— Сначала ты, потом — я.
— Идет, но до начала спектакля осталось три минуты.
— Пойдем, только сначала в буфет. Я хочу шампанского, и, чур, я угощаю сегодня, пионер.
В буфете они взяли по сто граммов водки и два бутерброда с семгой.
— Ешь бутерброд, пионер!
— Спасибо, не буду.
— Надеешься поцеловать меня и не хочешь, чтоб рыбой пахло?
— А если скажу «да»?
— Ну, молодец, че! А я съем. В случае чего тебя же запах не остановит?
— С твоих губ — нет.
Варвара откусила кусок рыбы и послала Сергею воздушный поцелуй.
— Так за что пьем, пионер?
— За тебя.
— Оригинал, — и рассмеялась, удивленная его поведению, — комплимент за комплиментом. Смотри, надоест. Я ведь сопляков не люблю…
Сергей улыбнулся одними глазами, а Варвара поняла, что ведет себя, как дура, да еще и пытается понравиться.
— Как твои значки называются?
— Орден Мужества.
— А че три? Три раза мужественным был?
— Повнимательнее. Над такими вещами не шутят. Многие с такими орденами спят уже вечно… Я полный кавалер ордена Мужества, потому что в «горячих точках» работал.
— Убил кого-нибудь?
— Ну да.
— Я бы тоже хотела убить кого-нибудь.
— Убей того, кто тебе губу разбил.
— Убью… когда-нибудь. Так за что пьем?
— За то, чтоб не было войны, а тебя никто не душил…
— Это засосы, пионер.
— Я знаю, как выглядят пальцы на шее.
Варвара серьезно посмотрела на Сергея:
— На брудершафт, солдат!
— Идет.
Они сплелись руками. Выпили сто граммов залпом, и Варвара, вместо того чтобы по русской традиции трижды облобызаться, схватила Сергея за голову и впилась губами в его губы. Прозвенел третий звонок. Они стояли и целовались в десны, и плевать им было на всех рядом. Они потеряли контроль. Им было плевать на буфетчицу, которая уже кричала на них, потому что. Варвара опрокинула поднос с бутербродами. Им было плевать на двух старушек — театралок в ханжеских париках, которые поцелуя и рядом-то не видели, но считали его жутким порно. Хотя то, как целовались в этот момент Сергей и Варвара, было по-настоящему жутким порно.
В этот момент мимо проходил Верник с «кобылами» и, в качестве шутки, легонько подтолкнул целовавшуюся пару.
— Ой, простите, что оторвал вас от такого милого времяпрепровождения. Простите, завидую вам. Всего хорошего.
И пошел дальше, подхватив «кобыл» под талию. Отчего те заржали, затрясли гривами и забили копытами.
Первым в себя пришел Сергей. Взял салфетку и вытер все облизанное лицо Варвары.
— Извини.
— За что?!
— Я тебя намочил…
Варвара рассмеялась, взяла салфетку и вытерла Сергея.
— Я тебя тоже обмочу как-нибудь.
— Идем в зал?
— Нет, у меня другая идея, пионер, идем со мной…
Она взяла за руку растерянного от событий Сергея и потащила в туалет.
* * *
Слава в пижаме чистила зубы.
— Можно войти? — Оська просунул голову, а уж потом спросил.
— Валяй.
Оська закрыл крышку унитаза и уселся на него по-турецки, положив книгу на колени.
— Че читаем? — сквозь пасту пробормотала сестра.
— Ясунари Кавабата «Спящие красавицы».
— Очаровательно. Ну, и интересно?
— Местами… местами — непонятно, — и молчание.
Слава, удивленная, повернулась с измазанным пастой ртом к брату.
— Осень, я у тебя спросила: «О чем книга?»
— Ты спросила: «Интересно?»
— Хоть я тебя и люблю, но часто не понимаю.
Слава повернулась к зеркалу.
— Ну, о чем книга?
— О психологии… О пожилых и богатых стариках, которые сексом заниматься уже не могут, поэтому… Что случилось, Слав?
Славка перестала чистить зубы и, открыв рот от изумления, смотрела на Оську, как будто впервые его увидела.
— Я в шоке от тебя… Продолжай-продолжай…
— Так вот, — Оська подозрительно посмотрел на сестру и поерзал на унитазе, — они приходили в такое японское заведение на ночь, в котором жили очень красивые молодые девушки. Девушкам давали снотворное, потом они заходили в комнату, раздевались, ложились в кровать и засыпали.
— И что?
— А потом японские старики заходили и ложились рядом с ними. Но они не спали… Они вспоминали свою жизнь и гладили голых девушек.
— И как ты думаешь, почему они так себя вели и зачем все это было?
— Я думаю, что их бабушки уже умерли, и им было одиноко. Поэтому лежали рядом с девушками и целовали их. А еще… мне кажется… — Оська грустно посмотрел на сестру, — они не хотели умирать, поэтому гладили молодых и целовали их. Они завидовали им. Может, представляли, как умрут, их тоже на кладбище будут гладить и целовать…
— А где ты взял эту книгу?
— Купил.
— И тебе продали?!
— Славк, ты думаешь, если в книге написано «голые девушки» — это уже порнография? Так должен тебе сказать, Ясунари Кавабата — лауреат Нобелевской премии.
Слава посмотрела, фривольно думая, на брата.
— Оськ, раз ты такой у нас умный… Скажи, только честно, я — эротичная девушка?
Оська вздохнул и захлопнул книгу.
— Я еще маленький, я в этом ничего не понимаю.
Встал, по привычке нажал на рычаг смывного бачка, поцеловал сестру и пошел спать. Только уже когда залез в свою кровать, опять вздохнул и покачал головой:
— И это в двадцать лет…
* * *
— Вот здесь начинается квартал «Go-Go» баров. Здесь все можно найти, — переводчику легко и смешно работалось с Хорхе. Тот, судя по всему, оказался веселым трансом.
Семен Горров в этот момент прикреплял к пиджаку Рича миниатюрную камеру.
— Слушай-ка, спроси у Хорхе Иглесиаса, как мы поймем, что это точно мать и дочь будут. Нам надо их паспорта посмотреть, — не унимался Горров.
Переводчик заржал и перевел ответ Хорхе.
— Хорхе говорит, что вы — белые, такие слепые, что, желая купить маму с дочкой, легко бы купились и на бабушку с внучкой…
Тут Хорхе еще что-то добавил, и переводчик смог продолжить говорить только через смех.
— Че он говорит? — раздражился Горров.
— Он говорит, что ты, вообще бы, и прабабушку с прадедушкой не отличил бы…
Тут уже рассмеялась вся съемочная группа.
Рич не слышал их. Он думал о Варе, о том, что она сейчас делает, где гуляет, в ночном клубе… Нервничал и «накручивал» себя на измене — на расстоянии все кажется гиперболизированным. Мужская фантазия на расстоянии — очень больная история. Несколько раз он доставал спутниковый телефон, да так и не позвонил. Часа три назад сбросил сообщение на пейджер: «Обязательно дождись меня. Не предпринимай резких шагов… Пожалуйста».
— Спишь, что ли, Ромео?! — Горров стоял перед Ричем и щелкал пальцами ему перед глазами. — Сам не выбирай Джульетту. Хорхе, хоть еще тот мудель, но сказал, что чистеньких тебе подберет. Мы сейчас с ним на разведку пойдем. Все организуем, а уж потом — ты. Кури пока.
И, уже обращаясь к Хорхе, переводчику и Герке, пошел в «бой».
— Эй, пидорасы и тунеядцы, за мной. За Родину! За Дарвина!
Все поплелись, и только Хорхе запрыгал, как девочка. Горров ему явно нравился.
Через несколько шагов Семен подошел к Герке.
— Гер, дело есть. Смотри, значит… Что бы ни происходило во время съемок… Понимаешь? Что бы ни происходило — ты все время снимаешь происходящее. Не выключаешь камеру до тех пор, пока я не скомандую. Усек?
— Слушаюсь… Я тут всех слушаюсь, скоро меня ваш трансвестит гнобить начнет.
— О?! Гнобить?! Это у вас, геронтофилов, теперь так называется?
— Пошел ты. Все сделаю, но… пошел ты.
— Вот и умничка, — и потрепал его по щеке. Потом догнал переводчика и Хорхе шлепнул по попе. Тот кокетливо взвизгнул.
* * *
— Блядь, опять какое-то бухло тащит, — горько сказал Ричард, увидев возвращающуюся компанию съемочной группы под предводительством Горрова.
— Все, чувак, обезьянки готовы к приему пищи, начинаем. Все сюда.
Съемочная группа и Хорхе собрались в плотный круг. Горров протянул вперед руку, Рич положил на нее свою, потом Герка… последним был Хорхе. Все посмотрели на него, и он, как бы оправдываясь порыву:
— Victory!
Все переглянулись и хором:
— Victory!
Горров обнял Ричарда.
— Удачи, чувак. Она очень нужна сейчас… И ты — молодец!
Рич посмотрел, тяжело задышал и словно прорвало:
— Победить! Победить! Победить!!!
