Добравшись до нужного этажа, я пошла по коридору; впереди шествовала важная пожилая дама, одетая в твид; она держала на поводке крошечную таксу, которая тащила ее вперед, — точь-в-точь буксирчик, тянущий за собой супертанкер. На плечах у дамы красовалось какое-то немыслимое боа из светлой норки. В таких местах чего только не увидишь. Но, главное, здесь сразу видят и засекают вас: очередная администраторша, улыбающаяся и крайне вежливая, перехватила меня и отправила на запасной путь, а именно в комнату ожидания, крошечное помещеньице без окон, затерянное в самом сердце этого гигантского механизма, где меня и забыли. На мраморном столике валялись брошюрки с описанием деятельности «Пуату». Движимая профессиональным усердием, я попыталась прочесть одну из них. Но этот талмуд оказался мне не по зубам. Колонки цифр, непонятные аббревиатуры — чтобы не потонуть в этом море статистики, нужно было цепляться за столь же загадочные отсылки типа: «Требует дополнительных справок. По трансфертам — см. стр. 12, по цифровым данным Брюсселя — стр. 26, по договору о социальных программах — стр. 31…» Я еще не прочла ни строчки, а мои нейроны уже рассыпались в прах. Подумать только: эти люди хотели замешать меня в свои дела! Я струхнула всерьез. Наконец ближе к одиннадцати за мной явилась новая администраторша. Мадам де Вибер ждала меня.
Такса уютно разлеглась в своей корзинке, положив вытянутую мордочку на подушку. Когда я вошла, она встала и неторопливо потрюхала ко мне. Я не собиралась унижаться до того, чтобы сюсюкать над этой ходячей сарделькой, и проигнорировала ее. Старушка, встреченная утром в коридоре, не спускала с меня зорких глаз. Она величественно восседала за письменным столом с бумагами, разложенными в идеальном, парадном порядке. Ни одна из них не лежала косо. Хозяйка кабинета наверняка подсунула себе под зад толстый справочник: в сидячем положении она казалась почти высокой. Меня пригласили сесть коротким мановением, словно Цезарь в Колизее, и я опустилась в низкое глубокое кресло. Теперь можно было начинать партию: хозяйка кабинета смотрела на меня свысока.
На первый взгляд она выглядела вполне симпатичной — эдакая Mamie Nova[27]: тщательно подвитые кудряшки, красивая седина с голубоватым оттенком. В воздухе нежно веяло старой кожей, пудрой и одеколоном — короче, ароматами «бабушкиного ридикюля». Однако бабуля и ее боа были начеку. Она хотела знать абсолютно все про мои дипломы, про мои предыдущие места работы, про мои запросы… Увидев платежки из моего агентства, она внезапно встрепенулась и бросила взгляд на фотографию в рамочке, стоявшую у нее на столе, — снимок ослепительной рыжей красавицы, ее внучки:
— Она мечтает стать моделью!
Сравнивая эту юную богиню со старой вислокожей гарпией, можно было констатировать, что природа развивается скачкообразно, однако я приберегла это мудрое рассуждение для себя. Я проявила чисто японское смирение. До сих пор восхищаюсь собственной выдержкой. Хотя Люси на все сто заслуживала свое прозвище — Люциферша, под которым ее знали все в «Пуату». Закончив свой допрос, она оглоушила меня безжалостным выводом:
— В общем, если я правильно поняла, ваше единственное выдающееся качество — это требование выдающейся зарплаты.
Я, конечно, люблю ясность, но, услышав это от старой карги, просто лишилась дара речи и с минуту сидела молча. Такой упрек предъявляют очень редко. Я лихорадочно соображала, какую же карту мне разыграть. И нашла только одну — моду. Решив прибегнуть к этой наживке, то есть намекнуть, что я могу открыть двери в агентство ее внучке, я заговорила самым резким и деловым тоном:
— В моей отрасли 30 000 франков — это гонорар некоторых топ-моделей за один день работы. Гарри Сендстер предлагает мне ту же сумму в месяц. Это отнюдь не золотое дно, и у него, несомненно, есть какие-то запасные варианты.
— Несомненно. И, думаю, даже очень много. Вот почему сверх ваших 30 000 франков он предоставляет вам еще и кредитную карту «Пуату». Что, впрочем, вполне естественно, ведь у вас будут немалые расходы.
Какие еще расходы? Я понятия не имела, о чем она говорит, но она этого не знала и слово за слово, как будто речь шла об очевидных вещах, раскрыла мне тайну:
— Это разрешение на испытания терапевтических средств в Африке с неба не упадет, ни завтра, ни послезавтра. Полагаю, что ваш друг, господин Дармон, посодействует нам в этом.
Не нужно и говорить, какой это был для меня шок. На несколько секунд я просто онемела и застыла на месте, тупо глядя в пустоту и раскрыв рот, как рыба на берегу. Потом, собравшись с силами, разыграла святую наивность:
— Какой господин Дармон — бывший министр здравоохранения?
Старухе не понравилось, что ее держат за идиотку, и она презрительно бросила, пожав пухлыми плечами:
— Нет, господин Дармон — сантехник.
После чего извинилась и вышла из кабинета, сказав, что ей не хватает каких-то бумаг. В один миг я пришла в чувство и выдралась из кресла, которое словно лежало на полу. Подойдя к ее рабочему столу, я сразу приметила стопку визиток с логотипом «Пуату-Дирекция». На всякий случай я схватила пять-шесть штук и запихнула к себе в сумку. Сарделька уже покушалась на мои щиколотки. Я села на место. Когда старуха вернулась, я снова выглядела маленькой примерной девочкой, в жизни не помышлявшей ни о каких шалостях. Она одарила меня улыбкой:
— Ну вот вы и приняты в наш сераль.
Похоже, меня в вежливой форме назвали «шлюхой». Люциферша не церемонилась в выражениях, как и доказала это позже. Но в тот день она еще прикрывала свою откровенность метафорами, и я предпочла думать, что она всего лишь обозначила этими словами мое официальное вхождение в штат дирекции. Затем, не вникая в подробности, я подписала бумаги, которые она передо мной разложила. И последний пункт: она хотела знать, понадобится ли мне кабинет здесь, в башне.
— Кто знает, может, вам захочется поработать.
Я не ответила, и ее сморщенную физиономию прорезала садистская ухмылка:
— Я, конечно, говорю в превентивном будущем времени.
Новая загадка: она опять расставляла точки над «i», а я не видела этих «i». На сей раз она мне помогла:
— Вы могли бы заходить туда время от времени. Сделать несколько звонков. Написать пару писем. Почитать женскую прессу. Чтобы секретарши знали вас в лицо. На всякий случай. А то вдруг вас в один прекрасный день попросят разъяснить источник ваших доходов. Ну и еще, конечно, из чистой дипломатии. Люди начнут злобствовать, если узнают, сколько вы получаете не ходя на работу. Они вас возненавидят.
Она излагала мне все эти предостережения, чтобы я повторила их Сендстеру, но в тот момент ее расчеты были мне непонятны. Кто тут мог меня возненавидеть? Я отмела эти страхи, пожав плечами:
— Ненавидеть меня? Это, конечно, разобьет мне сердце. Но ничего, я уж как-нибудь переживу такую трагедию.
Мой цинизм оскорбил ее до глубины души, но она не стала мне перечить. Эта старая усталая кошка была создана для мелких интриг, а не для открытых схваток. Более того, она соблаговолила улыбнуться и проводила меня до двери, обещав, что я получу свой контракт и кредитную карту сегодня же:
— Их пришлют к вам, на улицу Любек.
Сделав многозначительную паузу, она поправилась:
— То есть к нам…
Выйдя на эспланаду Дефанс, я ощутила такую легкость, что казалось, вот-вот взлечу на крыльях счастья. Люциферша была настоящей добренькой старой феей, из тех сказочных волшебниц, что превращают зиму в лето. Я буду купаться в деньгах и тратить их без счета. По крайней мере когда они у меня будут, ибо в настоящий момент, имея всего сто франков в кармане, я вернулась к себе на метро.
В этом состоянии нирваны Коро, висевший в прихожей, снова шокировал меня, как пощечина, своим нарочитым уродством. Да и вся обстановка была мне отвратительна. Тяжелые портьеры не пропускали даже ту жалкую толику света, что просачивалась сюда из узкой щели, какой была улица Любек; тут средь бела дня нужно было ходить с фонарем, чтобы не запутаться в коврах и ковриках. Нет, я посрываю все эти тряпки, выброшу в окно паласы, отциклюю добела паркет, покрашу стены в светлые тона… Вот и будет мне занятие. Причем сейчас же, не откладывая. И не подумаю спрашивать разрешения у Сендстера. У бедняги нет никакого вкуса, да и не будет никогда, ведь он-то не родился в Кергантелеке.
По внутреннему телефону я вызвала его дворецкого, весьма сексапильного индуса, который накануне тащил вниз по лестнице мой чемодан. Он был слишком смугл, но зато с дивными длинными ресницами; его мощный торс никак не соответствовал длинным, тонким, как ходули, ногам, модным на берегах Ганга, зато прекрасно соответствовал моим собственным вкусам. На всякий случай — а вдруг сгодится! — я постаралась обаять его. Ну а в качестве сегодняшнего задания указала на два шкафа, пару консолей, три ковра и два канделябра, которые нужно было немедленно спустить в подвал. Китайский шкафчик под бар и телевизор был настолько китчевым, что заслуживал особой судьбы. Сендстер, видимо, давно приучил своего дворецкого к экстравагантным выходкам жильцов, ибо тот счел мою просьбу абсолютно нормальной и ответил, что домовые службы «Пуату» займутся всем этим сегодня же. Я моментально успокоилась и предложила ему выпить со мной чаю, надеясь выведать побольше информации о нашем с ним дорогом хозяине. Но тут я потерпела фиаско: он с улыбкой отклонил мое приглашение. Что ж, он ничего не терял, еще успеется.
