Сначала Кемени и Бон позвонили в местную пожарную охрану, потом в управление Национальной службы по вопросам геологии и горнодобывающей промышленности, и наконец – в отдел чрезвычайных ситуаций Министерства внутренних дел, под началом которой находится полиция и национальная служба безопасности. Уже через час на шахту приехали шесть человек из отряда особого назначения чилийской полиции (на испанском это спецподразделение называется GOPE) со скалолазным снаряжением. Они отправились вниз по Пандусу на пикапе, но на отметке 450 пробили колесо, влетев в ту самую новую расселину в полу. Карлос Пинилья и Пабло Рамирес, ехавшие следом на другом пикапе, заметили, что за это время трещина увеличилась вдвое.
Если полиция узнает, что трещина появилась только сегодня и за последние пару часов стала шире, то поймет, насколько критично положение на шахте, и может прекратить спасательные работы. Поэтому Пинилья, улучив момент, пока спасатели меняли колесо, украдкой взглянул на Рамиреса и приложил палец к губам как знак молчания. Рамирес понял его: нельзя, чтобы кто-то узнал об этой растущей трещине внутри горы, которая неумолимо свидетельствует о том, что очень скоро случится новый обвал.
Время шло, тридцать три человека по-прежнему были заперты за каменной стеной и клубами пыли, а руководство компании «Сан-Эстебан» все еще не решалось обзвонить родственников попавших в беду шахтеров. По словам одного правительственного чиновника, на многих шахтах первое желание управляющих – это как можно дольше умалчивать о происшествии. Руководство могло еще в три часа дня позвонить и сообщить, что, мол, на шахте авария и нам требуется время, чтобы вызволить оказавшихся в западне рабочих, так что к ужину их не ждите. А в семь часов вечера они могли бы еще раз перезвонить и сообщить, что ситуация серьезнее, чем они предполагали, что они не знают, когда удастся их спасти, но, насколько им известно, все живы и в безопасности. Однако прошло уже целых восемь часов после аварии, вечер четверга начал постепенно переходить в утро пятницы, а руководство компании все еще хранило молчание о трагедии. Родственники угодивших в ловушку шахтеров: их жены, матери, отцы, дочери и сыновья в Копьяпо и в других городах вдоль всего узкого чилийского хребта, впервые узнали об аварии на шахте «Сан-Хосе» из тревожных, неясных и неточных новостных хроник по радио и телевидению.
Первым из близких, кому удалось узнать более-менее точные сведения о том, что конкретно произошло на шахте, стала женщина, которая не значилась ни в каких официальных бумагах компании и которая даже не имела юридического права на получение какой-либо информации. Это была Сюзана Валенсуэла, пышнотелая, розовощекая и жизнерадостная любовница Йонни Барриоса.
Зять Сюзаны работает на шахте в Пунта-дель-Кобре, на выезде из Копьяпо. Об аварии он узнал, когда услышал, что на шахту «Сан-Хосе» требуются люди для спасательных работ. Он позвонил своей супруге, а та в свою очередь уже в семь часов вечера стояла перед домом, где жил Йонни с ее сестрой, Сюзаной.
– Йонни дома? – спросила она.
– Еще нет, – ответила Сюзана.
Сестра тут же набрала номер мужа, и тот сообщил Сюзане, что около двух часов дня на шахте произошел серьезный обвал и все, кто там был, оказались похоронены заживо, без малейшего шанса на спасение.
«Он так и сказал: «похоронены заживо», – вспоминала потом Сюзана. – Люди, которые работают на шахте, просто так подобные вещи не говорят. Поэтому я пришла в полное отчаяние».
Вместе с сестрой Сюзана направилась в местное отделение полиции к строгим и неподкупным чилийским карабинерам. В полиции ничего не знали о происшествии, но за то короткое время, пока там были Сюзана и ее сестра, к полицейским, по всей видимости, поступила какая-то информация, и на глазах женщин из участка выдвинулось несколько машин по направлению к «Сан-Хосе». Карабинеры посоветовали женщинам отправляться в больницу, но перед этим сеньоры забежали к Марте, супруге Йонни.
Марта намного миниатюрнее и старше Сюзаны, а еще она более серьезна и строга. Обе женщины знают друг друга уже несколько лет, в течение которых Йонни мечется между двумя домами. Сюзана впервые увидела Йонни в доме его супруги и в разговоре с Мартой обмолвилась, что ищет кого-нибудь, кто бы помог ей починить кое-что из мебели. «Вон ту мебель сделал безобразный мерзкий человек, с которым я живу, мой муж, – ответила Марта. – Господи, как же он мне осточертел». При этих словах из соседней комнаты показался сам Йонни, которого, по выражению Сюзаны, держали здесь как «в тюрьме». Марта поведала, что много лет страдает оттого, что благоверный волочится за каждой юбкой. Сюзана же тем временем подумала, что мужчина совсем не безобразный, а даже наоборот. В грустной улыбке хозяина дома таилась некая хитрая игривость, а соблазнительный взгляд мужчины говорил, что Йонни жаждет открыть гостье свою душу прямо сейчас, как только подвернется подходящий момент и они останутся наедине.
«Я привела его к себе домой, – рассказывала Сюзана, – накормила, а потом мы немного занялись любовью». Мебель он так и не сделал. Теперь эта история звучала как легкий комический пролог к трагедии о том, как один мужчина, который слишком любил женщин, оказался погребенным под завалом на шахте «Сан-Хосе». Когда Марта узнала о случившемся от любовницы своего супруга, она лишь холодно ответила: «Ты сделала все, что могла, а теперь начинается моя роль. Пойди-ка и принеси мне свидетельство о браке». Libreta de matrimonio, то есть свидетельство о браке, – это своего рода пропускной билет, без которого не сунешься ни в какие государственные учреждения и прочие места, куда могут пустить только законную супругу (например, в больничную палату или в морг). Этот документ находился среди вещей Йонни в доме Сюзаны.
Сюзана послушно доставила свидетельство о браке своего любовника, и обе женщины отправились в больницу.
В автобусе, в котором Кармен Берриос возвращалась домой, радио играло на весь салон, заставляя пассажиров слушать зажигательные мексиканские ритмы. Кармен целый день провела со своим отцом и направлялась домой, чтобы приготовить ужин для мужа Луиса Урсуа и детей, которые должны быть дома к половине десятого. Внезапно звуки аккордеона прервал голос диктора. «Внимание, внимание! Экстренное сообщение, – в голосе ведущего звучала еле сдерживаемая радость оттого, что ему выпал редкий случай сообщить слушателям сенсацию. – Трагедия на шахте “Сан-Хосе”!» Далее последовал очень скупой рассказ о том, что стряслось, после чего музыка заиграла снова. Кармен на всю жизнь запомнит этот жестокий и странный контраст между задорной народной мелодией и сообщением, из которого следовало, что ее мужа, возможно, уже нет в живых.
– Что там сказали? – спросила она у водителя.
Если начистоту, Кармен не знала точно, где именно работает Луис. Несколько месяцев назад он поменял работу, и она еще не была на его новой шахте. А вдруг он работает совсем в другом месте, а не на той шахте, о которой сказали по новостям? Это на некоторое время стало для нее источником надежды.
– Вы можете переключить на другую станцию? – попросила она водителя. – Может, там будет больше информации…
– Не думаю, – ответил водитель. – Это ведь было экстренное сообщение. Подождите, возможно, позже скажут что-нибудь.
Приехав домой, Кармен прослушала еще несколько сообщений по радио, в которых говорилось о раненых и даже погибших горняках. Сомнений не оставалось: трагедия произошла именно на той шахте, где работал Луис. «Это был полный ужас, и главным образом потому, что мы не знали, чему верить, а чему – нет», – вспоминала Кармен. На часах в гостиной было 9:30, а мужа все еще не было дома. Сын и дочь, оба студенты колледжа, сидели по своим комнатам и делали уроки, не задаваясь вопросом, почему их не зовут к столу. В половине одиннадцатого Кармен пригласила детей в гостиную на семейный совет и сообщила тревожные новости. Она включила радио, и там как раз передавали, что в больницу Сан-Хосе-дель-Кармен в Копьяпо начали поступать первые раненые. Однако Кармен решила сначала поехать на шахту, чтобы удостовериться, был ли муж на шахте во время обвала. Подруга дочери отвезла ее туда, воспользовавшись GPS, так как тоже никогда там раньше не бывала и не знала точного направления.
По дороге через зловещую ночную пустыню, мимо черных теней скалистых гор, Кармен вспоминала свой недавний сон, в котором Луис оказался в заточении под землей. В том сне его спасли и он выехал на поверхность в автобусе. Наконец машина свернула с шоссе, проехала еще немного, и вскоре путешественницы очутились перед главными воротами в шахту, которая сверкала яркими фонарями. Перед будкой охраны Кармен вышла из машины на холодный ночной воздух. На часах было уже около полуночи.
Моника Авалос, жена бригадира и помощника начальника смены Флоренсио Авалоса, была вечером дома. Семья жила в небогатом квартале Копьяпо. Моника занималась тем, что ушивала джемпер своего шестнадцатилетнего сына и одновременно готовила суп. Флоренсио – большой любитель супа, и сегодня она приготовила исключительно наваристый говяжий суп, именно такой, как он любит. Запах вкусной еды заполнял всю гостиную и маленькую примыкающую к ней столовую, в которой вся семья – она сама, Флоренсио и двое их сыновей – ежедневно собиралась на ужин. Телевизор и радио были выключены – Моника не любит, когда в доме шумно, – а сыновья были у себя в комнатах. Большие настенные часы в гостиной тикая отмеряли время, подбираясь к половине десятого, когда Флоренсио должен вернуться. Ближе к этому времени она начнет накрывать на стол. В Южной Америке это вполне обычное время для вечерней трапезы.
