Я приклеиваю кости к куску дерева, выкладывая скелет, как выставочный экспонат. Отыскиваю в закромах со всяким хламом ножи и вилки и приклеиваю их так, словно они атакуют кости.
Делаю шаг назад. Нет, чего-то не хватает. Снова роюсь в закромах и нахожу наполовину оплавленную пальму из набора «Лего». Годится. Мистер Фримен держится за все, что любой нормальный человек давным-давно выкинул бы на помойку: игрушки из «Макдоналдса», потерянные игральные карты, чеки из продовольственного магазина, ключи, куклы, солонку, игрушечные поезда… Откуда он знает, что этот хлам может быть искусством?
Я отрываю голову у куклы Барби и присобачиваю ее внутрь индейки. Похоже, все правильно. Айви проходит мимо и смотрит. Она выгибает левую бровь и кивает. Я машу рукой, и мистер Фримен подходит ко мне, чтобы проверить. Он буквально в обмороке от восторга.
Мистер Фримен: Отлично, отлично! И что это тебе говорит?
Черт. Не знала, что будет допрос. Я прочищаю горло. Но оно такое сухое, что слова не выходят наружу. Я делаю вторую попытку, слегка прокашлявшись.
Мистер Фримен: Горло болит? Не волнуйся, сейчас это повальное бедствие. Хочешь, я скажу тебе, что вижу? (Я облегченно киваю.) Я вижу девочку, оказавшуюся среди объедков после неудачного праздника, ее плоть обдирают день за днем, и тело постепенно иссыхает. Нож и вилка определенно говорят об уязвимости среднего класса. Пальма — хороший штрих. Возможно, разбитые мечты? Фальшивый медовый месяц, необитаемый остров? О, если ты положишь это на кусок тыквенного пирога, получится десертный остров.
Я не могу удержаться от смеха. Я потихоньку начинаю врубаться. Под пристальными взглядами Айви и мистера Фримена я вытаскиваю голову Барби и венчаю ею выложенный из костей остов. Теперь для пальмы нет места, и я убираю ее. Передвигаю нож и вилку так, чтобы они были похожи на ноги. Заклеиваю рот Барби липкой лентой.
Я: А у вас есть прутики? Маленькие веточки? Я могу использовать их вместо рук.
Айви открывает рот, явно собираясь что-то сказать, и снова закрывает его. Мистер Фримен изучает мою незатейливую композицию. Он молчит. А вдруг он недоволен, что я убрала пальму? Айви делает вторую попытку. «Выглядит устрашающе, — говорит она. — И как-то очень странно. Но тут не такой страх, что от клоунов, хм, как бы поточнее выразиться? Типа, не хочется слишком долго на это смотреть. Хорошая работа, Мел».
Нет, вовсе не такой реакции я ожидала, но она, похоже, все-таки положительная. Айви могла просто-напросто задрать нос или полностью игнорировать меня, но не стала этого делать. Мистер Фримен постукивает пальцем по подбородку. И выглядит он вроде как слишком серьезно для учителя рисования. Он меня нервирует.
Мистер Фримен: Здесь есть скрытый смысл. Боль.
Звенит звонок. Я выхожу из класса прежде, чем он успевает сказать что-то еще.
Очистить и удалить сердцевину
На биологии мы изучаем фрукты. У мисс Кин ушла целая неделя на то, чтобы ознакомить нас с тончайшими аспектами тычинок и пестиков, стручков и цветов. Земля замерзла, по ночам идет слабый снежок, но мисс Кин решительно настроена сохранить в своем классе Весну.
Задний Ряд спит до тех пор, пока мисс Кин не говорит, что яблони для размножения нуждаются в пчелах. «Размножение» — триггерное слово для Заднего Ряда. Они сразу смекают, что оно имеет отношение к сексу. Лекция о пестиках и тычинках превращается в большое Ха-ха. Мисс Кин начала преподавать в школе чуть ли не в Средние века. И даже целый ряд перегретых гипоталамусов (или гипоталамий?) не способен отвлечь ее от темы урока. Она спокойно переходит к прикладной части лабораторной работы.
Яблоки. Каждый из нас получает «ред-роум», или «кортланд», или «макинтош», а также пластмассовый нож. Нас инструктируют разрезать яблоко на части. Задний Ряд затевает сражение на мечах. Мисс Кин молча пишет их фамилии на доске, а рядом — текущую оценку. И за каждую минуту битвы она снимает один балл. И только когда их B с минусом съезжает на С с минусом, они наконец понимают, что происходит. И дружно воют.
Задний Ряд: Это несправедливо! Вы не можете так с нами поступить! Вы даже не дали нам шанса.
Она снимает еще один балл. Они пилят свои яблоки, бормочут, бормочут себе под нос, блин, блин, старая корова, тупая училка.
Дэвид Петракис, мой напарник по лабораторным работам, разрезает свое яблоко на восемь равных клинообразных сегментов. Он не произносит ни слова. У него сейчас как раз середина Недели Подготовки К Медфаку. Дэвид никак не может решить, куда ему поступать: на медфак или на юрфак. Девятый класс для него просто мелкое неудобство. Реклама крема от прыщей перед художественным фильмом о Жизни.
В воздухе стоит аромат яблок. Как-то в детстве родители привели меня в яблоневый сад. Папа помог мне забраться на яблоню. Я словно попала в сказку: все кругом такое аппетитное, и красное, и в листиках, и ветка даже не шелохнется. В воздухе роились пчелы, настолько объевшиеся яблоками, что им было недосуг меня кусать. Солнце нагрело голову, и ветер толкнул маму в папины объятия, и все родители и дети, собиравшие яблоки, улыбнулись и продолжали улыбаться целую минуту.
Вот как пахнет кабинет биологии.
Я кусаю свое яблоко. Белые зубы кусают сочное красное яблоко.
Дэвид возмущенно фыркает.
Дэвид: Ты не должна этого делать! Она тебя убьет! Ты должна была его разрезать! Ты что, даже не слушаешь? Ты потеряешь баллы!
Ясное дело, Дэвид пропустил сидение на яблоне, как элемент счастливого детства.
Я разрезаю оставшуюся часть яблока на пять толстых кусочков. У моего яблока двенадцать семечек. Одно семечко раскололось и теперь тянет вверх белую руку. Яблоня, растущая из семечка, растущего в яблоке. Я показываю проросшее семечко мисс Кин. Она ставит мне дополнительный балл. Дэвид делает большие глаза. Биология — это так круто.
Первая поправка, стих второй
В воздухе витает мятежный дух. До зимних каникул осталась одна неделя. Ученики буквально стоят на ушах, но учителя слишком измотаны, чтобы реагировать. До меня доходят слухи о яичном коктейле в учительской. Этот революционный настрой в результате вырывается на волю на уроке обществознания. Дэвид Петракис продолжает бороться за свободу слова.
Я прихожу на урок вовремя. Боюсь, что с мистером Шеей номер с украденными разрешениями на опоздание не пройдет. Дэвид садится в первом ряду и кладет на стол магнитофон. И как только мистер Шея открывает рот, чтобы заговорить, Дэвид одновременно жмет на кнопки «Пуск» и «Запись», совсем как пианист, делающий вступительный аккорд.
Мистер Шея держит класс в узде. Мы галопом приближаемся к Войне за независимость США. Он пишет на доске: «Нет — налогам без представительства». Очень крутой слоган. Жаль, что в то время не выпускали стикеров на бампер. Переселенцы хотели иметь своего представителя в британском парламенте. Но никто из власть имущих не желал прислушиваться к их требованиям. В записи эта лекция будет звучать классно. Мистер Шея хорошо подготовился: конспект и все такое. Его голос гладкий, как только что заасфальтированное шоссе. Никаких ухабов. Хотя запись не сможет передать сердитого блеска в глазах мистера Шеи. Он говорит и злобно зыркает на Дэвида. Если бы учитель смотрел на меня с такой ненавистью целых сорок восемь минут, я непременно превратилась бы в растаявшее желе. Дэвид отвечает ему таким же взглядом.
Школьный офис — лучшее место для собирания сплетен. Я подслушала обрывки разговора насчет адвоката Петракиса, когда стояла под дверью в ожидании очередной лекции от моего психолога насчет того, что мне не следует растрачивать свой потенциал. Откуда ей знать, какой у меня потенциал? Потенциал для чего? Когда она заводит свою шарманку, я обычно считаю точки на потолочной плитке в ее кабинете.
Сегодня мой психолог что-то запаздывает, поэтому я незаметно сижу на красном пластиковом стуле и слушаю, как секретарша пулеметными очередями выкладывает добровольцу из родительского комитета новости о Петракисе. Родители Дэвида наняли известного, въедливого, дорогущего адвоката. Он угрожает вчинить иск школьному округу и мистеру Шее по нескольким статьям: начиная от некомпетентности и кончая нарушением гражданских прав. Дэвиду разрешили взять в класс магнитофон, чтобы запротоколировать «дальнейшие возможные нарушения». Секретаршу, похоже, не слишком расстраивает мысль о том, что мистера Шею могут уволить. Спорим, она его очень хорошо знает.
Должно быть, Дэвид рассказал адвокату об испепеляющих взглядах, потому что уже на следующий день в классе устанавливают видеокамеру. Дэвид Петракис — мой герой.
Вомбаты рулят!
Я позволила Хизер уговорить себя пойти с ней на Зимнее собрание. Она ненавидит сидеть в одиночестве почти так же, как и я. Марты не дали ей высочайшего разрешения сесть рядом с ними. Хизер расстроена, но старается не показывать виду. Она одета идеально, строго в их стиле: на ней зеленый джемпер с огромным лицом Санты, красные леггинсы и отороченные мехом сапоги. Слишком, слишком идеально. Я решительно отказываюсь одеваться по сезону.
