— Смотри как Ёбнутый машкой Толстого хуячит, — комментировали поединок Чугункова с Толстым. Толстый был местным авторитетом. И поэтому, когда они с друзьями проходили мимо молодого, который машку за ляшку тянул, то бишь пол мыл, он не мог удержаться и плюнул.
— Подотри, — со всей возможной брезгливостью, которую только мог проявить, сказал Толстый. Именно на эту брезгливость и отреагировал Чугунков. Десять лет он копил злобу. Тогда он не мог ответить, потому что его сломали сразу, а потом уже били толпой. Теперь его как будто ударило током. Дальше он уже ничего не помнил. Только концовку. Когда он стоит и как мотыгой долбит обломком швабры в окровавленную пасть валяющегося на склизком полу Толстого.
Толстый отправился в лечебку. Чугунков на губу — повезло, могло быть хуже. Но теперь у него было новое имя. Антоха Ёбнутый. В училище выстраивалась новая иерархия. Старшие побаивались доставать Чугункова. А сокурсники просто оказались в его власти. Он не бил их. Он даже не издевался. Он научился вселять страх и показывать всю неполноценность своих товарищей по сравнению с ним. Ещё полгода назад Антоша Чугунков был чмошником, чугунком, которого одноклассники скинули из окна второго этажа, а теперь стал вождём!
Новый статус только усиливал страх. Если кто-то узнает, кем он был... Нужно постоянно держать всех под контролем, только так можно выстоять. Нервное напряжение проявилось довольно забавно. У Чугункова появилась привычка харкаться. Он не курил, т.к. сверхчеловеку не положено курить. Поэтому весь напряг скидывал в плевках. Но напряг то и дело прорывался в общей непредсказуемости поведения — Чугунков легко мог устроить истерику своим. Его и знали в училище.
Первая цель была взята. Он стал вождём. Однако путь к капитану обламывался. Рассыпался по кускам, как Франкенштейн. Удар по цели наносило время. Било оно сильно, жестоко и воевать со временем Чугунков не мог.
Тот статус, к которому он двигался, резко обесценивался. Новыми героями эпохи становились бандиты. Именно они становились новыми крутыми. Капитаны же и прочие офицеры стали резко обедневшими аристократами. Они ещё цеплялись за традиции, за свои звания. Но Чугунков кожей чувствовал — они становятся такими же чмошниками для общества, каким он был в школе. Их больше не уважают. Над военными посмеиваются. Их презирают бабы. Поэтому надо делать резкий разворот. В училище с удовольствием от него избавились. Руководству не нужен был непредсказуемый отморозок.
Возвращаться в Самару пришлось с зубовным скрежетом. Довольная, здоровая морда брата вызывала ненависть. Особенно Чугункова выводила из себя его беззаботность.
Чтобы зарабатывать хоть какие-то деньги, пришлось идти ремонтировать телевизоры. Это было временно, и Чугунков это сразу понимал. Ведь в душе билось мощное желание быть не слугой, а вождём. Однажды попробовав, вкус власти уже не забыть, как зверь не может забыть вкус человечины.
«Бандиты или военные. Какая разница?» — думал Чугунков, сидя в своей девятке. У него были все атрибуты успеха начала девяностых — волшебные три М: мобила, машина, «макаров». Он сидел в тачке и упивался взглядами прохожих. Он крут, и это видят все. Он на вершине мира. На самом деле, Антон стоял на Партизанской улице Самары, но это волновало мало.
Чугунков только что наладил свой первый бизнес. Через старшаков из мореходки, среди которых он был в уважухе, он пробился к одной из дочерних контор, понемногу получавших машины с АвтоВАЗа. В Самаре продавать их было равносильно самоубийству, но тут Петро, который занимался поставками в Новоахтарск, был убит какой-то шпаной в подъезде своего дома. Петро был пьяный, и пистолет не спас — хулиганы его отобрали и забили этим пистолетом до смерти.
Чугунков не пил — боялся потерять контроль. Поэтому судьба Петро его не волновала. Сложности были с деньгами для предприятия и ещё много с чем. Но после школьного ада и крещения в мореходке, все остальные препятствия были шелухой, недостойной внимания.
После Самары Новоахтарск показался Чугункову очень спокойным городом. Он готовился к войне. Готовился прогрызать себе путь в новом городе. Но здесь все были какими-то пассивными и медлительными. Местные бандиты — просто тормоза какие-то. После мясорубки Самары — это курорт.
Чугунков довольно быстро захватил значительную часть новоахтарского авторынка. Смог, правда из последних сил, выдавить одного из поставщиков, получавших машины непосредственно из Тольятти. Эта война принесла кое-какие связи с местными ментами, зато практически подорвала экономику незаматеревшего ещё чугунковского бизнеса. Но самое неприятное было в другом. В пространстве наблюдалось какое-то мерзкое движение. Волшебные три М переставали работать. Бабы, а по ним он и мерил температуру в обществе и вообще улавливал тенденции, начинали сторониться бандитов. Нет, они ещё не презирали их. Но уже сторонились.
«Жить с мужиком, который спит с пистолетом и посередь ночи вскакивает? Нет уж. Извините. Не хочу!» — такой откровенный отпор был дан одному из его шестёрок (не шестёрок у Чугункова не было).
С этого момента дела у Антона пошли под откос. Только выстроившийся мир начинал рушиться. И было непонятно — куда бежать. Кем быть. В голове у Чугункова не умещалось, что новой кастой будут предприниматели. Как так? Ведь это же чмошники, к которым те же бандиты относились с высочайшим презрением. Коммерсы — это просто коровы, которых надо доить. Однако он видел, как деньги забирают власть физического насилия.
Вдобавок к этому менты, денег на которых уже не хватало, возбудили на Чугункова уголовное дело. То, что показалось ему поначалу ерундой, грозило теперь реальным сроком. И каждое его усилие в этой борьбе работало против него же. Срок серьёзно замаячил перед ним. А на зоне он боялся оказаться больше всего на свете. В Новоахтарске он только подрасслабился. Не нужно было постоянно всё контролировать. На решение вопроса ушли практически все заработанные в автобизнесе средства.
Пришлось сидеть на пустой хате, растягивать последние копейки. А главное — и без особого желания жить. Он хотел снова в стаю, он хотел снова верховодить. Но сил становиться коммерсом у него не было никаких. Это было то, против чего он боролся. Он их ненавидел. Он презирал деньги. И вот получил неожиданный удар под дых. Жизнь выходила из него с каждым вдохом и с каждым выдохом. Он умирал после каждого движения.
У Мороза занимался один его балбес. Вроде как Мороз мог раскатать любого. С любым поясом, из любого спецназа. Это умение Чугунков высоко ценил. «В реальном мире важна только сила», — повторял он про себя. Один раз он сходил на тренировку, но ему не понравилось. Это скорее какие-то танцы, а не реальная драка.
Однако сейчас он остался не у дел, а та тренировка, или как говорили там — занятка, почему-то не шла из головы. Про себя он посмеивался над всеми этими «а теперь превращаемся в тигра». Детский сад. «Однако сейчас заняться решительно нечем», —подумалось ему. Почему бы и не пойти к этому Морозу?
У Мороза собиралась серьёзная тусовка. Про него ходили слухи. Суть которых сводилась к тому, что сам Учитель может творить чудеса. И чудеса он может творить из своих учеников. Так Чугунков и оказался на пороге додзё — невозможного кирпичного сарая возле местных цыганских трущоб. Гелентваген на парковке возле ржавого мусорного бака выглядел летающей тарелкой с Сирисуса. Чугунков стеснялся в этом признаться себе, но он хотел чуда. Он хотел много денег. Очень много денег. Так много, чтобы их невозможно было потратить. И власти. Такой, которую нельзя отнять.
Мороз был мужичком неопределённо-старшего возраста. Хитрющую его физиономию украшали очки. Меньше всего он был похож на бойца, но ещё меньше — на Учителя. Не то что Веры, а даже элементарного доверия он не внушал ни в малейшей степени. Но Чугункову было уже всё равно. Ему хотелось верить. Да и терять было уже откровенно нечего — на занятку он явился в напрочь убитых кедах с бельевыми верёвочками вместо шнурков: на спортивную обувь денег не было.
— Пти-ца сча-стья завтрашнего дня! При-ле-тела выпить у меня! Выпить у меня! Выпить у меня! Пти-ца сча-стья завтрашнего дня! — радостно пропел Мороз, после чего взгромоздился на учительскую свою скамеечку и посмотрел на Чугункова, склонив голову на бок. В этот момент он сам сделался удивительно похож на птицу, но не счастья, а хищную — вроде некрупного сыча. Чугунков мотанул головой и сбросил видение.
— Я хочу заработать денег, — сказал он прямо. — Много денег. Миллион долларов, — как-то невпопад добавил он. Сумма вовсе не была запредельной. Но вот нереальной — да, была.
— Сумма не имеет значения. Нет разницы между рублём и миллионом долларов. Знаешь анекдот? Мужик спрашивает у бога: «Боженька, что для тебя миллион?» — «Копеечка», —отвечает Господь. — «А что для тебя сто лет?» — «Секунда», — отвечает Господь. — «Боженька, дай копеечку!» — «Подожди секундочку!»
