Но если Лорин отправилась на Манхэттен с кем-то из своих однокашников, это все меняло.
Ну а пока Элли даже не знала, кто именно избил Лорин — мужчина или женщина. Ее ограбили? Она поссорилась со своим парнем? Грозит ли ей сейчас что-нибудь? А что, если другие первокурсницы тоже в опасности? На все эти вопросы у Элли не было ответов. А что, если Лорин не просто избили, а кое-что похуже? Впрочем, Лорин не заходила в отдел регулирования рождаемости и не обращалась к врачу, и потому Элли предположила, что, скорее всего, девушку все же не изнасиловали.
Элли понимала и уважала желание Лорин сохранить все в тайне, однако всему есть предел.
Элли остановилась у двери в комнату Лорин. Дверь была плотно закрыта.
Из комнаты доносились тихие, полные отчаяния рыдания.
У Элли свело живот. Судя по плачу, Лорин была раздавлена, убита каким-то горем.
Это дало Элли пищу для размышлений.
Человек, избивший Лорин, причинил ей не только физическую боль, но и боль душевную.
О чем это может говорить? Душевные страдания подобного рода может доставить только очень близкий человек.
Может, это был ее парень?
Элли его никогда в глаза не видела. Ребята, родившиеся в окрестностях Гарварда, часто предпочитали жить дома с родителями, а не в общаге, это было делом обычным. Если Лорин рассказала бы о случившемся своему парню, он наверняка был бы уже здесь. Или же…
Когда Элли вошла в комнату, Лорин перестала плакать, но на своего куратора даже не посмотрела.
Присев на кровать Мэган, Элли поставила на подоконник кофе и бумажный пакет со сдобой.
— Я сегодня пойду в библиотеку, — всхлипнув, пообещала Лорин, словно это имело какое-то значение.
— Да ладно тебе, — отозвалась Элли. — Это не к спеху.
— Не хочу отставать от других.
— Лорин, — вздохнула Элли, — я не знаю, что с тобой приключилось, но нельзя дальше жить так, словно ничего не произошло. Я же вижу, тебе плохо. Вон сколько дней минуло, а ты практически не выходишь из комнаты.
Лорин прикусила губу.
Элли тяжело вздохнула. Так дальше продолжаться не может.
— Я… в таких делах не специалистка… — промолвила Элли. — Но у меня дома была подруга, и… она была в отношениях., и, в общем, ее парень…
Элли, не договорив, замялась. Она была не уверена, что пример, который она только что собиралась привести, вообще в данном случае уместен. Да, парень ее подруги порой вел себя как собственник, пытался ее контролировать, но ни разу даже пальцем не тронул.
— Дома — это где? — спросила Лорин.
Элли обрадовалась, что первокурсница пошла на контакт.
В Провиденсе. Штат Род-Айленд. Была там когда-нибудь?
Лорин молча покачала головой.
— Сперва советую побывать во всех остальных сорока восьми штатах. Шучу. У нас там прикольно. А еще там живут мои родители.
Элли помолчала.
— А у тебя есть парень? — спросила Лорин.
Элли кивнула в ответ:
— Да ты его даже сама пару раз видела. Но в последнее время он тут редко появляется. Работает.
— То есть он старше тебя, так?
— Чуть-чуть. А твой…
— Ты его любишь?
— Я… Ну, да.
Элли запнулась. Лицо Лорин приобрело настолько страдальческое выражение, что слова у нее застряли в горле.
— Господи, Лори, — всплеснула руками она. — Умоляю, скажи уже, наконец, что с тобой случилось.
Она потянулась, чтобы коснуться руки девушки. Пальцы Лорин были холодные, словно у мертвеца.
— Что бы там у тебя ни случилось, — промолвила Элли, — в этом нет твоей вины.
— Мама… брат… я не хочу, чтобы они меня увидели… в таком вот виде… Я должна была ехать домой на Рождество… А если отец узнает…
— Они захотят помочь…
— Я не хочу, чтоб они меня видели! — вскрикнула Лорин.
Элли поморщилась:
— Успокойся, домой ты поедешь. Отеки спадут, к следующей неделе все будет нормально.
Лорин уставилась в окно. Со двора доносились крики, внезапно раздался глухой удар, когда снежок врезался в стену рядом с оконной рамой, отчего обе девушки подпрыгнули от неожиданности.
— Он меня старше, — выдавила из себя Лорин.
— Кто? — гам на улице отвлек Элли.
— Мой… парень. Ты же спрашивала.
Элли кивнула на следы побоев:
— Его работа? Лорин, если он поднял на тебя руку, ты должна от него уйти. Сама знаешь, как про таких говорят. Ударил один раз — значит, ударит потом еще.
— Если… если я тебе расскажу, что случилось… обещаешь, что не будешь меня… ненавидеть? — Элли сглотнула.
— Да как я вообще могу… Лорин, я же тебе сказала: ты не виновата в том, что произошло. И вообще, я не понимаю, как можно заставить человека сделать тебе больно?
— И никому ни слова. Я поклялась, что никому ничего не скажу.
Элли кивнула, дав таким образом обещание молчать, заранее зная, что не сможет его сдержать.
Лорен принялась рассказывать, через что она прошла, а Элли ошарашенно слушала.
Когда первокурсница замолчала, Элли от стыда склонила голову.
Она ведь была куратором Лорин. Должна была присматривать и заботиться о ней. Как, черт подери, все это могло случиться?
— Прости, Лорин, — вьщавила из себя Элли. — Но такое в себе держать нельзя. Нельзя, и все тут. Я знаю, тебе страшно. Это понятно. Но нам надо кому-нибудь об этом рассказать.
— Я поклялась, что буду молчать!
— Это неважно!
Лорин снова расплакалась, и Элли тут же умолкла, беспомощно глядя, как несчастная девушка, не в силах вынести душевных терзаний, всхлипывает, обхватив себя руками.
— Кому, кому такое расскажешь? — тихо прошептала Лорин.
Неожиданно Элли поняла, что напрасно считала себя бесполезной. Господи, да ведь это же очевидно!
До нее внезапно дошло, к кому именно может обратится Лорин.
Первокурсница смотрела на Элли во все глаза.
А та не сомневалась: ей известен выход из сложившегося положения. Она излучала такую непоколебимую уверенность, что в глазах Лорин впервые за последнее время затеплился огонек надежды.
Эрин
Тогда
Мне надо зайти в нашу с Дэнни квартиру.
Причем в одиночку.
Отдам Тане должное, она это хорошо понимает.
И сегодня спускает мне с рук очень многое.
В частности, не торопит после того, как мы с Глорией возвращаемся в отель, не спрашивает, почему я так долго копаюсь, почему медлю.
Волею случая таксист останавливает машину аккурат рядом с автомобилем Дэнни, стоящим на парковке за домом.
Надо полагать, машина Дэнни теперь принадлежит мне.
Таня говорит, что рассчитается с водителем и будет ждать. Я растерянно киваю.
Одного взгляда на машину Дэнни достаточно, чтобы понять: ее уже обыскали и выпотрошили его коллеги. В ней отродясь не бывало настолько идеального порядка.
Вместо того чтобы отправиться к главному входу, я перемахиваю низенький беленький заборчик слева от дома, прохожу через сад, а потом проскальзываю в один из боковых подъездов. Ехать на лифте — слишком большой риск. Если столкнусь в нем с кем-нибудь из соседей, секунды неловкого молчания в тесноте кабинки покажутся мне вечностью.
Восемь коротких лестничных пролетов. Высота всех здешних многоквартирных домов не превышает пять этажей. Администрация Ньюпорта, с одной стороны, стремится избежать дефицита жилья, а с другой — не желает портить городской ландшафт зданиями, даже отдаленно напоминающими небоскребы.
Впрочем, пяти этажей в случае с Дэнни оказалось вполне достаточно.
Перед последним лестничным пролетом я останавливаюсь, а потом снова начинаю подниматься, не дав себе возможности передумать и, развернувшись, сбежать. Взобравшись на самый верх, я открываю дверь на площадку и вхожу в коридор.
Там все совсем так, как прежде, и отчего-то это меня потрясает до глубины души.
Пальма в горшке у двери нашей квартиры чувствует себя великолепно. Ковер на полу, уже чуть истертый посередине, все того же ржавого оттенка. Все те же стены кремового цвета, украшенные черно-белыми профессиональными фотографиями залива.
