Глава одиннадцатая
Нарушил правила
Мелони, на попутных приехавшая в «Океанские дали», теперь таким же манером возвращалась в Бат; у нее пропала охота собирать яблоки. Дома она подумает, как провести отпуск, а может, досрочно вернется на работу. В Бате она сразу же пошла в пиццерию, куда ходили все ее дружки; вид у нее был до того несчастный, что Лорна, бывшая там, оставила амбала, с которым любезничала за стойкой, и подсела к Мелони.
— Вижу, что ты его нашла, — сказала она.
— Он очень изменился, — ответила Мелони и выложила Лорне все до конца. — Мне не из-за себя так плохо. На самом деле я и не ожидала, что он все бросит и пойдет со мной. Я расстраиваюсь из-за него, он раньше был не такой. В моих глазах он был героем. Глупо, конечно, но у него всегда был такой вид. Он был настоящий. Казался мне в тысячу раз лучше других, а это, оказалось, просто одна внешность.
— Но ты ведь не знаешь, что с ним за эти годы случилось, — философски заметила Лорна, она не знала Гомера, но всегда сочувствовала тем, кто пострадал из-за секса.
Ее теперешнее «страдание» выказывало явные признаки нетерпения за стойкой. Амбала звали Боб, ему надоело ждать, он встал и подошел к столику, где две женщины сидели, взявшись за руки.
— Вся беда в том, — говорила Мелони, — что Гомер — мужик. Я знала только одного мужика, который не был на поводу у своего члена, — (Мелони имела в виду Д-ра Кедра), — да и тот утешался эфиром.
— Ты со мной пойдешь или опять будешь с ней путаться? — рявкнул Боб, обращаясь к Лорне, но глядя на Мелони.
— Мы старые друзья, — мирно сказала Мелони, — просто разговорились.
— Я слыхал, ты в отпуске, ну и катилась бы куда подальше.
— Иди-ка ты, парень, отсюда, поищи для своего хрена другую лохань. Нет, не лохань, тебе и стопки хватит! — разразилась Мелони и не успела моргнуть, Боб вывернул ей руку, да с такой силой, что сломал кость, да еще хрястнул лицом по столу.
К счастью, подскочили рабочие с верфи и оттащили его от Мелони.
Из больницы поехали в свой пансион, куда же еще, и обе снова стали жить вместе. Пока Мелони поправлялась, Лорна перевозила обратно вещи. Опухоль на лице через несколько дней спала, а синяк под глазами и на скулах, пройдя весь радужный спектр от матово-черного до зеленовато-желтого, исчез не скоро.
— Знаешь, — говорила Мелони, положив саднящее лицо Лорне на живот (Лорна при этом поглаживала ее волосы), — в детстве у Гомера была какая-то особая храбрость. Он всегда восставал против того, с чем не был согласен. А теперь посмотри на него — трахает жену калеки и лжет сыну.
— Отвратительно, — согласилась Лорна. — Да забудь ты о нем.
Мелони ничего не ответила.
— Почему ты не хочешь подать в суд на Боба? — вдруг спросила Лорна.
— А если его засудят? — сказала Мелони.
— Ну и что? — не поняла Лорна.
— Отправят в тюрьму или еще куда-нибудь, — объяснила Мелони. — Где я его буду искать, когда поправлюсь?
— А-а, — протянула Лорна.
Голоса Гомер не узнал, а в слепящем свете фар ничего не видел.
— Что у тебя в сумке, Гомер? — спросил мистер Роз. Путь из Каролин в «Океанские дали» неблизкий, и старенькая машина поскрипывала, отдувалась, овевая Гомера нутряным теплом, у нее явно болели все суставы.
— Спасибо, Гомер, что до поздней ночи приводишь в порядок мое жилье.
Он вышел из света фар, и его черное лицо было все еще трудноразличимо. Гомер узнал мистера Роза по медлительным движениям, готовым в любую минуту смениться молниеносным выпадом.
— Мистер Роз! — воскликнул Гомер.
— Мистер Бур, — улыбнулся мистер Роз.
Они обменялись рукопожатиями, и сердце Гомера умерило свой ритм. Кенди все еще пряталась в темных недрах дома, но мистер Роз сразу понял, что Гомер не один. Он бросил через кухню взгляд в жилую комнату и увидел выходящую на свет смущенную Кенди.
— Миссис Уортингтон! — приветствовал ее мистер Роз.
— Мистер Роз, — трясла его руку Кенди. — Как раз успели к вашему приезду, — ткнула она Гомера. — Только-только все закончили. Приготовили белье и одеяла, — объясняла она мистеру Розу, а тот не преминул подумать, как это они без машины могли доставить в дом сидра такую кипу одеял. — Разложили по постелям, — уточнила Кенди.
— Заработались в конторе и вдруг вспомнили, белье-то не разложено, — добавил Гомер. Мистер Роз, проезжая мимо павильона, наверное, заметил, что в конторе свет.
Мистер Роз кивнул и улыбнулся. В этот миг в машине заплакал младенец — Кенди так и подпрыгнула.
— Я написал Уолли, что привезу с собой дочь, — сказал мистер Роз.
И в свете фар появилась фигурка молодой женщины с ребенком на руках.
— Я тебя видел последний раз, когда ты была совсем маленькая, — сказал ей Гомер.
Женщина взглянула на него отсутствующим взглядом: дальняя поездка, да еще с маленьким ребенком, должно быть, вымотала ее.
— Моя дочь, — представил ее мистер Роз и, подумав, прибавил: — И ее дочь. Миссис Уортингтон и Гомер Бур.
— Кенди, — сказала Кенди и пожала руку молодой женщины.
— Гомер, — протянул руку Гомер, и, запамятовав ее имя, спросил, как ее зовут.
Та, как будто чего-то испугавшись, взглянула на отца, ища у него не то совета, не то поддержки.
— Роз, — ответил за нее мистер Роз.
Все, даже его дочь, рассмеялись. Малышка на руках перестала плакать и удивленно таращила глазенки на смеющихся.
— Я спрашиваю имя, а не фамилию, — уточнил Гомер.
— Это и есть имя, — сказал мистер Роз.
— Роз Роз? — спросила Кенди.
Дочь мистера Роза неуверенно улыбалась.
— Роз Роз, — с гордостью подтвердил мистер Роз.
Все опять рассмеялись, малышка тоже заулыбалась, и Кенди стала играть ее пальчиками.
— А ее как зовут? — спросила она молодую женщину.
— Ее пока никак не зовут, — на этот раз ответила она сама.
— Мы еще думаем, — пояснил мистер Роз.
— Как это хорошо, — одобрил Гомер, который помнил, как давались имена в приюте — на скорую руку и неизвестно на какой срок, может, всего на месяц. Джонов Уилбуров и Уилборов Уолшей пекли в Сент-Облаке как блины, не напрягая воображения.
— Дом сидра не приспособлен для младенцев, — сказала Кенди. — Обязательно зайдите к нам, у меня остались детские вещи, которые могут вам пригодиться. На чердаке есть даже манеж, да, Гомер?
— Мы ни в чем не нуждаемся, — сказал мистер Роз, приятно осклабившись. — Но она, конечно, как-нибудь к вам зайдет.
— Мне кажется, я сейчас засну и просплю целые сутки, — сказала Роз Роз.
— Если хотите, я посижу с малышкой, — предложила Кенди, — а вы выспитесь.
— Мы ни в чем не нуждаемся. — Роз опять улыбнулся. — Во всяком случае сейчас.
— Хотите, поможем распаковать вещи? — спросил Гомер.
— Сами управимся. А что у тебя, Гомер, в сумке? — неожиданно поинтересовался мистер Роз, когда Гомер с Кенди, пожелав спокойной ночи, уже двинулись в сторону конторы.
— Яблоки, — сказал Гомер.
— Кто же носит яблоки в докторском саквояже, — заметил мистер Роз.
Гомер расстегнул молнию и показал содержимое.
— Выходит, ты яблочный врач, — пошутил мистер Роз. Гомер чуть не выпалил свое «точно».
— Он знает, — сказал Гомер, когда они уже подходили к конторе.
— Конечно, знает, — кивнула Кенди. — Но теперь это все равно.
— Да, наверно, — согласился Гомер.
— Главное — набраться решимости, — сказала Кенди. — Тогда признаться будет не так уж и трудно.
— Вот кончим с урожаем и признаемся. — Гомер взял ее за руку, но, подойдя к освещенному окну конторы, отпустил руку. И в контору они вошли врозь.
— А саквояж кому? — спросила Кенди и поцеловала Гомера на прощанье.
— Саквояж мне. Уверен, что мне.
Лежа в постели, Гомер думал о том, как велика власть мистера Роза над его окружением — дочь не смеет даже дать имя собственной дочери. Проснулся он на рассвете, взял с ночного столика ручку и с тяжелой обреченностью стал обводить написанные карандашом последние окончательные цифры на обратной стороне фотографии с экипажем «Ударов судьбы». Жирная черная линия ложилась поверх светлой карандашной, нестираемость как бы внушала надежду; контракты тоже подписывают ручкой, как видно, чернила считаются более крепким зароком, чем грифель карандаша. Он не знал, что и Кенди не спит, у нее заболел живот, и она пошла в ванную за лекарством. Ее тоже потянуло взглянуть на число «270», поставившее точку их тайным встречам после возвращения Уолли. Но Кенди обошлась с ним менее почтительно. Вместо ручки она обратилась к ластику и бесследно стерла его с обратной стороны фотографии, на которой учила Гомера плавать. Живот сразу прошел, и она скоро уснула. Это удивило ее — как легко, без надрыва приняла она мысль, что ее жизнь (та, которую она вела вот уже пятнадцать лет) через пару месяцев кончится.
А Гомер и не пытался уснуть, он хорошо знал себя, все равно не уснет. Открыл «Новоанглийский медицинский вестник» и стал читать про антибиотики. Он уже много лет следил за применением пенициллина и стрептомицина. Ауромицин и террамицин знал меньше, но в применении антибиотиков, по его мнению, было много общего. Он прочитал про ограниченные возможности неомицина; отметил, что акромицин и тетрациклин одно и то же. Вывел несколько раз на полях «эритромицин», пока не запомнил, этому его научил д-р Кедр.
