Ознакомительная версия.
Летом, несомненно, приходится тяжелее. Вновь накатывают приступы жалости к себе и желание соперничать. Патти дважды работала волонтером в городском парковом департаменте и играла с детьми в подвижные игры, но выяснилось, что она не в состоянии управиться с мальчишками старше шести-семи лет либо пробудить в себе интерес к активной деятельности исключительно ради самой активной деятельности. Ей нужна команда, собственная команда, чтобы приучать ее к дисциплине и настраивать на победу. Молодые незамужние учительницы, которые не пропускают ни одной вечеринки (и разумеется, потом блюют в ванной), летом почти все разъезжаются, и у Патти есть время почитать и прибраться в крошечной и без того чистой квартирке, слушая кантри и не испытывая никакого желания отправиться на вечеринку самой. Оба несостоявшихся романа с местными учителями, гораздо моложе ее, оба злополучных свидания, которые состояли преимущественно из обоюдной неловкости и вымученных разговоров и о которых читатель точно не захочет слышать, случились именно летом. В течение последних трех лет Кэти и Донна любезно позволяют Патти проводить весь июль в Висконсине.
Ее главная поддержка — это, конечно, Джессика. Настолько, что Патти тщательно старается не перегнуть палку и не наскучить дочери своими нуждами. Джессика — рабочая лошадка, она, в отличие от Джоуи, не любит показухи. Когда Патти ушла от Ричарда и обрела наконец некоторое самоуважение, у Джессики появился план, каким образом можно помочь матери. В основном он не представлял собой ничего особенного, но Патти, исполненная благодарности и раскаяния, покорно отчитывалась дочери в своих успехах каждый понедельник за ужином. Хотя она знала о жизни больше Джессики, ошибок она тоже наделала больше. Патти охотно позволила дочери чувствовать себя нужной и полезной, и все их разговоры сводились к обсуждению ее нынешнего места работы. Встав наконец на ноги, Патти, в свою очередь, тоже начала предлагать дочери поддержку, но с этим приходилось быть крайне осторожной. Когда она читала избыточно лирические записи дочери в блоге, полные легко исправимых недостатков, то вместо критики позволяла себе сказать лишь: «Отличный пост!» Когда Джессика влюбилась в барабанщика из рок-группы, почти подростка, который вылетел из Нью-йорского университета, Патти вынужденно позабыла все, что знала о музыкантах, и поддержала хотя бы тем, что не стала высказываться, — веру девушки в то, что человеческая природа за последнее время претерпела серьезные изменения и что люди ее возраста, даже рок-музыканты, невероятно отличаются от ровесников Патти. А когда Джессика стала разочаровываться, медленно, но верно, матери пришлось изображать искренний ужас по поводу этого совершенно непредвиденного события. Хотя и было трудно, она радовалась своим попыткам, отчасти потому, что друзья Джессики действительно отличаются от поколения Патти (мир кажется им страшнее, а путь к взрослению — труднее и не обещает особого вознаграждения за труды), но главное — потому что теперь она зависит от дочерней любви и готова сделать все, чтобы помочь Джессике.
Несомненным плюсом разрыва с Уолтером стало то, что их дети сблизились. В течение нескольких месяцев после отъезда Патти из Вашингтона брат с сестрой регулярно общались (судя по тому, что информация, которой мать делилась с одним из них, становилась известна и второму), и нетрудно было угадать, что главной темой разговоров служит то, насколько их родители эгоистичны, неконструктивны и непонятны. Даже после того как Джессика простила Уолтера и Патти, она не утратила тесного контакта с собратом по оружию — они сблизились, сражаясь бок о бок.
Патти, потерпевшей в этой войне поражение, было интересно наблюдать за тем, как брат и сестра преодолевали несходство характеров. Джоуи весьма проницательно распознал двуличие пресловутого барабанщика и разъяснил сестре ряд вещей, о которых Патти предпочла тактично умолчать. По счастью, Джоуи, которому непременно нужно преуспевать, процветает в бизнесе, который Джессика одобряет. Не то чтобы сестра перестала драматически закатывать глаза и соперничать с братом. Ее терзает, что Уолтер с его южноамериканскими связями направил Джоуи в кофейный бизнес именно в тот момент, когда там стало возможным сколотить состояние, — и в то же время родители ничего не могут поделать, чтобы помочь Джессике, избравшей карьеру редактора. Девушку раздражает то, что она, как и отец, отдает свои силы убыточному, гибнущему и невыгодному предприятию, тогда как Джоуи богатеет, не прикладывая к тому почти никаких усилий. Не способна она и скрыть зависть к Конни, которая путешествует по миру с мужем и посещает жаркие страны, к которым сама Джессика питает столь разносторонний культурный интерес. Но Джессика, хоть и неохотно, восхищается прозорливостью невестки, которая не спешит заводить детей, а также, говорят, признает, что для «девушки со Среднего Запада» Конни неплохо одевается. И уж никак невозможно отрицать тот факт, что выращивание кофе не вредит окружающей среде, в том числе птицам, и что Джоуи, провозглашающий эту истину и ловко продвигающий свой товар на рынке, заслуживает доверия. Иными словами, Джоуи обставил сестру, и это еще одна причина, по которой Патти так старается стать ее другом.
К сожалению, автор не может сказать, что у них с Джоуи все гладко. Увы, нет. Сын по-прежнему замыкается в присутствии Патти, его броня крепче, чем прежде, и ничего не изменится, пока мать не сумеет доказать, что любит Конни. Но, хотя Патти заметно продвинулась во многих областях, к сожалению, любовь к Конни в их число не входит. Та изо всех сил старается быть примерной снохой, но ситуация только ухудшается. Патти нутром чувствует, что неприязнь взаимна. В том, как Конни ведет себя с Джоуи, есть нечто собственническое и очень вызывающее, то есть неправильное, отчего Патти просто лезет на стену. Она, конечно, хочет исправиться, но с грустью сознает, что идеал, возможно, недостижим и что между нею и сыном всегда будет стоять стена — вечное наказание за совершенные ошибки. Джоуи, впрочем, безукоризненно вежлив с матерью — он звонит раз в неделю, помнит имена всех ее коллег и любимых учеников, приглашает Патти в гости и иногда сам приходит с визитом. Он оказывает ей ровно столько внимания, сколько позволяет преданность жене. В последние два года Джоуи даже вернул Патти, с процентами, деньги, которые она посылала сыну во время учебы в колледже и от которых так мечтала однажды отказаться. Но душа Джоуи заперта от матери, и та понятия не имеет, когда эта дверь наконец откроется.
Точнее сказать, она видит лишь один вариант — автор боится, что читатель не захочет об этом слышать, но тем не менее придется о нем упомянуть. Патти думает: если она опять сойдется с мужем, и ощутит его любовь, и встанет утром из теплой супружеской постели, чтобы снова лечь в нее вечером, сознавая, что она принадлежит Уолтеру… вот тогда, возможно, она наконец простит Конни и оценит те качества, которые все остальные находят столь притягательными. Тогда она будет с удовольствием сидеть с ней за ужином и радоваться при виде того, как Джоуи верен и предан своей жене, а тот, в свою очередь, слегка приоткроет матери душу — лишь бы потом Патти могла вернуться домой с Уолтером, положить голову ему на плечо и знать, что она прощена. Но, конечно, это очень маловероятно, и Патти никоим образом не заслуживает такого развития событий, как бы ни было гуманно мироздание.
Сейчас Патти пятьдесят два, и она не выглядит моложе. Месячные у нее сделались нерегулярными. Каждый раз, когда приходит время подавать налоговую декларацию, возникает ощущение, что минувший год был короче предыдущего, а еще все годы стали похожи один на другой. Патти может предположить несколько нелицеприятных причин, почему Уолтер так с ней и не развелся, — например, он настолько ее до сих пор ненавидит, что не хочет вступать хотя бы в минимальный контакт, — но сердце по-прежнему черпает силы в том, что он этого все-таки не сделал. Она назойливо расспрашивала детей, есть ли в жизни Уолтера новая женщина — не потому что Патти имела право или хотя бы желание ревновать, но просто потому, что в таком случае у нее появился бы малюсенький шанс. Может быть, Уолтер, как и Патти, по-прежнему считает их брак не худшим, а лучшим событием в своей жизни. Совершив столько ошибок, Патти вполне сознает, что предается фантазиям и отказывается признавать самоочевидные, непреодолимые препятствия на пути к воссоединению. Но эта мысль не оставляет ее, она посещает Патти день за днем, год за годом — она тоскует по лицу Уолтера, по его голосу, гневу, доброте, тоскует по родственной душе.
В общем, вот и все, что биограф может сказать читателю, осталось упомянуть в заключение о том, что вынудило ее об этом написать. Несколько недель назад на Спринг-стрит, по пути домой из книжного магазина, где Патти купила книгу многообещающего молодого романиста, которую издала Джессика, она встретила высокого мужчину средних лет, который шагал навстречу, и узнала Ричарда Каца. Седые волосы были коротко подстрижены, очки придавали ему необычайную элегантность, пусть даже Ричард по-прежнему одевался как подросток эпохи конца семидесятых. Встретив Ричарда на Манхэттене, где невозможно затеряться в толпе, в отличие от Бруклина, Патти поняла, какой старой она, должно быть, кажется сама — воплощение блудной матери. Будь у нее возможность спрятаться, она бы так и поступила, чтобы избавить Ричарда от замешательства, а себя — от неприятных воспоминаний о том, что она — его отвергнутая игрушка. Но деваться было некуда, и Ричард с привычной наигранной любезностью после нескольких неловких фраз предложил пойти в бар.
Ознакомительная версия.
