Я выходил в 4 часа во вторник на залитый солнцем молл, поворачивался к солнышку, улыбался щербатым ртом, выпускал футболку из грязных мокрых штанов. Закуривал. Впереди – один выходной. О нем – чуть ниже.
Часть 3. «Свободное время»Его было, к счастью, немного, иначе я бы сто процентов спился бы какпитьдать. Я и так немало, прямо скажем употреблял напитков в течение года, проведенного в Штатах, и если бы не РАБота, отнимавшая у меня подавляющую часть времени и сил, тусил бы сейчас с синими роботами на станции Молодежная, подрабатывая переносом ящиков на очередную двадцатиквадриллионную бутылку огненной воды. А так, ну пил, ну с кем не бывает.
Представьте себе, вы просыпаетесь на необитаемом острове. Километр на километр. Два дня вы его с интересом изучаете, наслаждаетесь своеобразием и экзотикой, а через неделю уже не хотите просыпаться, потому как каждая песчинка обрыдла, пальмы затрахали шелестеть, солнышко немилосердно жарит. Вот тут и начинаются мытарства… Кто-то замки из песка строит, кто-то потихоньку сходит с ума, кто-то бросается в воду с криком: «Бля, помогите!», ну а кто-то рубит пальмы заостренным камушком, настаивает брагу из пальмовых листьев и древесной мякоти и до отравления ужирается получившимся спиртосодержащим суррогатом. Чтобы забыться, чтобы летели сквозь туман секунды и минуты. Чтобы, не дай Боги, не увидеть чистым умом окружающую давящую действительность.
Может быть, чересчур ажурно и вычурно, но аналогии есть. После какого-то Н-ного времени мне стало неинтересно бродить по Америке. Я уже все знал. Что здесь китайский ресторан, что много негроидов шляется в поисках чего бы стащить, что Нью-Йорк – гребаный межрасовый котел из генетического мусора, что синагогу жечь не надо, потому что посадят. Поэтому сидел на заднем дворе, таращился на ручеек, что бежит там, читал книжки. В библиотеку я записался сразу. Потом кончились все русские книжки в библиотеке, а читать на английском в Америке страшно не хотелось.
Интернет, конечно, был спасением. Великим спасением, слава всемирной паутине! Ниточкой, не позволявшей окончательно порвать связь с Родиной. В любое время суток после РАБоты, до РАБоты, ночью, под утро я врубал комп, пропускал надоевшую заставку America On-Line и погружался в мир родных букв, мерцающей аськи, интересных писем от друзей. Если бы не они, друзья мои и подруги по ту сторону океана, я… Даже представить себе не могу, что. А врать не хочу.
Я разваливался в кожаном кресле перед компом, меня уже не смущал ни грохот латиноамериканских сериалов по телевизору, ни вечно играющий отвратительный черномазый джаз с папиных грампластинок, ни вечно льющаяся вода, - ничего.
Я дико переживал, что упускаю кучу интересных событий, встреч и мероприятий. Мне было страшно завидно, что там ребята – мои друзья, занимаются большим делом, и их мозги выдают на-гора вопиющее количество креативов, часть из которых была реализована. Они там жили полноценно и мощно, работали и дрались, отдыхали и веселились, боролись и уставали. Я жадно глотал то, что мне писали мои друзья, переваривал, осмысливал, благо времени для раздумий у меня было предостаточно. По мере возможностей вносил свои предложения, оценивал со своей колокольни их инициативы, и, надо признать, во многом был прав. Наверное, потому что бы скорее сторонним независимым наблюдателем, которому неплохо видно то, что лежит на поверхности, но до чего так сложно дойти, будучи увлеченным творцом. В такие моменты, когда я ощущал полезность своих советов и предложений, когда я становился частью нашей борьбы, мне было лучше всего. Наверное (много раз говорю «наверное», потому что робко пытаюсь осмыслить себя изнутри) именно тогда я стал неотделимой частью РО, его органичной частью.
Мы ведь не просто совокупность членов или коллектив сторонников. Мы живой организм. Отрежешь кого-то, рассыпается все. Может быть, опять же пафосно звучит, но это так и есть. То единство, которого мы сейчас достигли, необходимо беречь и преумножать, иначе мы станем сродни тысячам подобным бесполезных и картонных организаций. Отвлекся.
Я занимался переводами с английского и на английский различных текстов и воззваний (в том числе весьма радикальных), коллекционировал Правую музыку, щедро писал рецензии на вышедшие альбомы, Написал одно крупное эссе по Правой музыке, ставшее впоследствии одной из причин закрытия одного из сайтов и преследования моего товарища, рубился на различных форумах.
В то время меня помимо всего иного всячески привлекала ска-культура. Еще до отъезда в Штаты я долгое время гонял на концерты и собирал музыку. В Америке же чуть ли не с первого дня зарегился на мощном в свое время форуме «типаска» под ником TRUERUSSIAN и систематически бомбил форум оголтелой пропагандой. Мне были интересны люди, которые там обитали. Со временем по приезду я со многими перезнакомился, и ничуть не жалею, что частичка моей жизни была связана с этим ресурсом и этой музыкой. Сейчас меня ска практически не привлекает, могу послушать что-то дома, но на концерты меня не вытянешь и на аркане, потому что, при всем моем уважении к согражданам, публика на ска-мероприятиях настолько мутна и негативна для меня, что я уж лучше погуляю по Москве, чем быть овеянным жарким перегаром от галдящих полу-фантиков полу-гопников.
На оном форуме я и познакомился со своей Ириной. Поэтому я благодарен этому ресурсу не то что вдвойне, а гораздо больше. Чертова разница во времени в 8 часов не позволяла в нормальном режиме общаться. Мне нужно было спать (хотя я и оттягивал до последнего эти моменты) или, наоборот, Иришке нужно было в кроватку. Урывками, эпизодами, рваными, драными. Но как я им радовался! Как я был им благодарен!
Во вторник я заканчивал в 4 дня и летел домой на всех парах, чтобы застать ее в аське. По пути забегал в ликеро-водочный, брал бутылку водки Смирнофф (0,375), вбегал в дом, врубал комп, пока грузился весь этот неуклюжий американский софт, я накатывал 150 обжигающих грамм, плюхался в кресло. Если красный цветочек был перед ее ником в аське, у меня обвисали плечи. Я долго смотрел в стол, не зная, что предпринять. Понимал, что в Москве заполночь, и ей нужно на РАБотку, но все же… Иногда, уходя, она оставляла мне длинные трогательные сообщения, которые я перечитывал помногу раз, разбавляя горечь водкой.
Но если цветочек был зеленым! Я подпрыгивал, кидался на клавиатуру и как прыщавый мальчик из парка пубертантного периода начинал истово колошматить по клавишам всякую дурацкую ересь, которая тогда казалась такой важной. Низ живота начинал сладко гудеть, пальцы ног – отбивать чечетку по полу, улыбка просто не сходила с лица. У нас был час, ну, максимум, два, чтобы все сказать друг другу. Это было очень романтично. Романтичнее не бывает, наверное. Во всяком случае, для такого прожженного циничного ублюдка как я. Когда мы прощались и писали друг другу нежные слова, сидя за тысячи километров друг от друга, когда обменивались фотками по почте, у меня начиналась эйфория. Когда цветочек все-таки загорался красным, я включал Дистемпер «Слезы», гасил свет и допивал купленную водку. В те моменты меня можно было мять как пластилин или ссать в лицо с расстояния вытянутой руки. Мне было все равно. Я был влюблен.
Вечером во вторник чаще всего я выходил бесцельно из дома, говорив отцу: «Я погулять.» Как несложно догадаться, первым делом я шагал в ликеро-водочный, где у гнусного индуса закупал огненной воды и запивки. Выходил из магазина… Куда идти? Какая, по большому счету разница. Куда не пойдешь, в родные места не придешь. Частенько я шагал с полмили направо по Роуэй авеню, потом поворачивал направо, поднимался по косогору мимо богатеньких домиков с пластмассовыми игрушками на газонах, доходил до железной дороги. Через пути вел мост, как у нас. А по краям путей росла неухоженная трава. Пути огораживал забор из бетонных плит. Понимаете, к чему я. Верно находил в этом антураже частичку родной Москвы, вроде станции Кунцево. На мосту я прикладывался к горлышку, шумно выдыхал и запивал кока-колой. Шел дальше, к студенческому городку, где была и библиотека, большое поле для игры в американский футбол и скамеечки по краям поля, на которых можно было здорово посидеть и поразмышлять. Через дорогу был еще один молл, на котором помимо супермаркета и кучки мелких магазинов вроде собачьей парикмахерской, был неплохой ликеро-водочный, где продавалось наше пиво: Балтика и Афанасий.
Возьмешь пару бутылок Балтики 9-й, как настоящий якут, вернешься обратно на скамеечку около футбольного поля, сидишь, смотришь на звезды, думаешь думы, запивая мелкие глотки водки Балтикой под фанфары Молотха или Ноктюрнал Мортума, несущиеся из наушников. Полнейшее мракобесие. Я и сам это понимаю. Тогда же я не видел других выходов.
Домой я возвращался далеко заполночь в полнейшее говнецо. Пошатываясь и бесстрашно бредя посреди проезжей части. Однажды отец поехал меня искать и чуть не сбил, потому как в приподнятом настроении мне весь мир по колено, ну, в крайнем случае, по яйца. Горлопанящие возмущенные водители, которым приходилось меня объезжать, получали в ответ громогласный рев: «Пошел на хуй!» и предпочитали убраться восвояси.
