—Но как вы можете с такой уверенностью утверждать, что именно он исцелил все эти болезни?
Она раздавила окурок в маленьком стеклянном горшочке, встала, подошла к окну и долго молчала.
—Я была приговорена, —произнесла она наконец так тихо, что Марку пришлось напрягаться, чтобы все расслышать. —Рак поджелудочной железы. Когда ставят этот диагноз, жить вам остается от силы три-четыре месяца. Я уже собиралась лечь в клинику на химиотерапию, и тут в мой дом пришли Иисус, его мать и сестра.
Это случилось майским вечером —я до сих пор помню, как сильно пахла сирень. Я всегда любила ее аромат.
Иисус попросил меня лечь на диванчик, положил руки мне на живот и держал... не знаю, сколько времени —может быть, два часа. Я почувствовала такой сильный жар, что потеряла сознание. Проснувшись на следующее утро, я увидела склонившиеся надо мной лица Иисуса, его матери и его сестры. Он сказал: "Я только что вернулся из дома всех законов и всех духов. Я молился там о твоем исцелении. И меня услышали". Иисусу было в тот момент девять лет. Девять. Они ушли, я два дня без сил лежала на своем диване, а на третий почувствовала в себе достаточно сил, чтобы встать.
Женщина повернулась, устремив взгляд на деревянный стол в глубине прохода.
—Что вам сказали врачи? —спросил Марк, выдержав паузу.
—Я больше ни разу не была в клинике. Наверное, мне следовало показаться врачу —хотя бы для того, чтобы медики подтвердили и зарегистрировали факт моего выздоровления, но мне было страшно. Я испытывала дикий и нелепый страх, что болезнь вернется, если я покажусь профессору, "отпустившему" мне то ли три, то ли четыре месяца жизни.
—Но медицине известны случаи спонтанной ремиссии...
—А что есть по сути своей неожиданное выздоровление, если не чудо? Наука ведь терпеть не может всерьез исследовать тайну, загадку, феномен мгновенного исцеления —потому что боится узреть в нем отблеск жесткой истины —собственной бесполезности. Кто-то отправляется в Лурд, другие совершают паломничество в святые места, а некоторым людям не нужны ни верования, ни предрассудки, чтобы войти в дом всех законов и всех духов, как называет его Иисус Мэнгро, то есть Ваи-Каи.
—Этот дом всех духов —в названии есть некий налет шаманства, колдовства...
Улыбка осветила суровое лицо учительницы.
—Вы недалеки от истины. В семь лет Иисус совершил путешествие в Колумбию. Возвращение к корням, к истокам. Дом всех духов —это шаманическое видение, священное прикосновение к Вселенной. Я... как бы вам это сказать, чтобы вы не подпрыгнули под потолок?..
Я сама познала —сразу после исцеления и не один раз в дальнейшем —пульсирующую ткань жизни, всеобщую связь между человеческими существами, о которых говорит Ваи-Каи. Несколько мгновений я ощущала свою принадлежность к единому целому, я погружалась в память мира, я пребывала в доме всех законов и всех духов, я купалась в вечной и бесконечной любви...
Слова собеседницы, произнесенные с невероятной мягкостью, почти нежно, потрясли Марка, но еще больше его поразило преобразившееся, сияющее лицо женщины —она словно вновь переживала то, что только что попыталась описать ему. Марку вдруг показалось, будто границы классной комнаты раздвигаются, исчезают, тают в тумане и снежной буре, ему померещилось, что какая-то неведомая сила, чье-то дыхание проникает ему под одежду, пытается оторвать от пола, поднять в воздух.
Он вцепился в край стола, закурил —так утопающий хватается за спасательный круг.
Лет тридцать назад Марк шагнул за грань, совершил путешествие по глубинам собственного подсознания, пережив страшную ночь. Ему пришлось бороться с самыми ужасными кошмарами, а начиналось все именно так —очертания предметов расплывались, перспектива смещалась, появилось ощущение странной легкости, рассеяния, распада. Ему потом сказали, что, хоть он и принял наркотик всего один раз, "послевкусие" пережитых ощущений может вернуться много лет спустя, и теперь он подумал, что память не случайно выбрала этот класс в сельской школе в Обраке, чтобы окончательно извергнуть из себя ядовитые остатки того путешествия.
—Я была атеисткой и осталась ею, —продолжала между тем учительница. —Я не верю ни в Бога, ни в дьявола, но с того дня, как маленький Иисус Мэнгро вошел в этот класс, я знаю —да-да, знаю! —что поведение каждого из нас влияет на остальных, на всю нашу жизнь.
Именно об этом вы, журналисты, должны неустанно напоминать миру, вместо того чтобы участвовать в его разрушении, в раздергивании ткани бытия.
Марк и не думал спорить —он так и сидел, судорожно уцепившись за край стола, сердце бешено колотилось, словно хотело пробить грудную клетку и выскочить наружу. У него было одно-единственное желание —сбежать, доехать до Манда, сесть в первый же поезд до Лиона, сделать пересадку на Париж, найти Шарлотту. Шарлотту —с ее молодостью, с ее друзьями, с ее легкомыслием и любовью к сплетням, с ее ароматом, маленькой грудью, холодностью и страхом перед микробами.
Ему необходимы Шарлотта и теплая влажная осень.
Шарлотта и капелька ее самоуверенности.
Вся жизнь Люси заключалась теперь в ожидании ежедневных посланий Бартелеми. Она читала и перечитывала их, пока строчки не начинали сливаться; чувствуя себя "желанной по переписке", она трепетала, дрожала, купалась в ласковых словах. Никогда еще никто —даже мерзавец Джереми в редчайшие мгновения нежности —не действовал на нее подобным образом. Она задыхалась от ощущения полноты жизни, ела за троих, сбегала вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, насвистывала в метро, замечала, что ищет оправдания мужикам, прижимающимся к ней в переполненном вагоне, все люди —всегда и повсюду —казались ей красивыми, даже несчастные вуайеристы, тратившие по сто пятьдесят евро, чтобы провести час наедине с ней —с ее сиськами, задницей и мохнаткой —на сайте sexaaa-strip//cyber!ive.
Она теперь раздевалась и ласкала себя под крупным глазком камеры, не испытывая внутреннего сопротивления, словно бы раскрывала тайные стороны своей натуры одному только Бартелеми. Как это ни странно, у нее вдруг увеличилось количество вызовов (естественно, выросли и доходы!), словно ее хорошее настроение невольно передавалось сетевым бродягам.
Каждый раз, встречая Люси в гримерке, Марта уверяла, что она помолодела лет на пять. После каждого сеанса девушки болтали обо всем и ни о чем —о лучшей косметике и о самых отвратных навязчивых идеях клиентов, и Люси как-то спросила, слышал ли кто-нибудь о целителе Ваи-Каи. Люси была более чем удивлена, выяснив, что практически все ее товарки слышали о нем, а одна девушка —Софи, очень замкнутая в жизни и совершенно разнузданная в Сети, —даже сходила как-то на встречу с ним, проходившую в занюханном зальчике в V округе Парижа.
На вопрос, одновременно сорвавшийся с губ всех присутствующих, —"Ну и какой же он?" — Софи, выдержав паузу, ответила: он так хорош, что словами не опишешь.
Главное, не верить газетным россказням —будто бы он шарлатан, пользующийся доверчивостью толпы и выманивающий у людей деньги, что якобы недостойные родители доверяют ему своих малолетних отпрысков и он с ними спит, а его исцеления —всего лишь трюки, фокусы, которые он заранее готовит с "подсадками", что он будто бы проповедует возврат к строгой морали и ограничению личных свобод. Нет, нет и еще раз нет —все наглое вранье, а когда увидишь его хоть раз собственными глазами, он... он похож на...
Уставившись в пустоту, Люси снова замолчала. В двух кабинках —у Марты и Люси —зажглась красная лампочка вызова, но у каждой было в запасе по три минуты (соединение происходило только после подтверждения перевода денег!).
—Так какой же он? —не выдержала Марта, взявшись за ручку двери своей кабинки.
—Он как будто... примирился с самим собой, —закончила наконец свою мысль Софи.
* * *
В час ночи в дверь квартиры Люси позвонили. Она только что отправила ответ на последнее письмо Бартелеми.
Уже два месяца над Парижем висела влажная жара, и Люси вышла из душа, не вытираясь и не одеваясь, надеясь хоть ненадолго удержать ощущение свежести во всем теле.
Она спросила себя, кто бы это мог заявиться в такой час. Никто не знал ее адреса, кроме нанимателей, коллег по сайту sex-aaa-strip//cyberlive и нескольких членов семьи. Свет не мог выдать ее присутствия в квартире —она щелкнула выключателем, прежде чем распахнуть настежь окно: Люси проторчала в Интернете больше семи часов, не могло быть и речи о том, чтобы выставлять себя напоказ на халяву под жадные взгляды обитателей дома напротив. Накинув халатик, она неслышно подошла к двери: глазка не было, поэтому Люси попыталась на слух определить, кто притаился в ночной тишине.
—Открывай, Люси, я знаю, ты дома!
