Спустя минуту, в дверном проеме возникла парочка удрученных лиц. Которые вмиг оценили мою скорбь и трусливое отчаяние, вызванное в основном нежеланием оплачивать покойные компьютерные мозги.
– Смотри, а тут кто-то носом шмыгает…
– Вполне натурально шмыгает. Не канючь. Ты тут ни при чем. Игорь, объясни девочке популярно – она никаким боком облома не касается. Только мы теперь не меньше твоего желаем все выяснить, раз такая петрушка приключилась.
Я не слишком сведуща в интернет-шпионстве. Хотя, уж коли лезешь на чужую делянку – озадачься приличной защитой.
– Я оплачу… – мужественно выдавила я.
– Туфта. Думаешь, у нас он единственный? Стали бы мы тебе свои сокровища показывать. Мозги живут в другом месте. – Карабас насмешливо постучал Аннушку по голове, отчего та громко клацнула сохранившимися зубами. – Кроме того, не волнуйся, мы с твоего благоверного (кивок в сторону притихшего Игоря) услугами стрясем. Правда, Игореша?
Игореша затравленно кивнул. Он такой большой и, как правило, уравновешенный, а тут скис до зеленого цвета лица. Такие перемены пробудили во мне зачатки совести. Кто их знает, этих Карабасов, что у них на уме. Может, ответные любезности моему драгоценному давно поперек горла стали. Я было хотела разрядить обстановку и ляпнуть про сексуальную направленность предполагаемых услуг, но вовремя притормозила. За такие шутки можно и по ушам схлопотать.
– Игорь не виноват. Это моя проблема. Поэтому я вправе настаивать на оплате. Я, если задуматься, жутко услужливая. Игорь, к черту Прагу. Ты едь один, а я попробую тут разобраться с этой белибердой.
Попыхтел мой любимый. Вот, думаю, сейчас сделает ручкой, и больше я его не увижу. Ан нет.
– Прага – город крепкий. Это тебе не Венеция. Думаю, простоит до нашего приезда. Перенесу отпуск. Потом отгуляю, когда все прояснится. Что, тебе плохо будет, если я буду под рукой?
Меня как подбросило. Повисла у него на шее и повизгиваю от радости. Все-таки до чего приятно обладать таким сокровищем, как мой Игорь.
Смущенные Карабасы изобразили, что деликатно отворачиваются, пока мы обменивались долгим не братским поцелуем. Когда отцеловались, я увидела, как они трепетно обнимают пыльную Аннушку, выражая тем самым вожделение ко всему, что в юбке. Скелету было почти все равно, если не брать в расчет сползшую балетную пачку. Которая попросту обвалилась на пол. Барабасу это не понравилось, и он попытался прицепить ее на прежнее место. Попутно свалив скелет на пол.
– Хорошо, что все суставы проволочками привязаны, – восторгался Карабас, помогая товарищу с установкой.
– Который раз падает, а все как новая. И ни слова упрека. Надо ей за это лифчик подарить. Не пожертвуешь?
Пришлось исхитриться и снять требуемое. Хорошо, что я его сегодня первый раз надела.
– Смотри! В самый раз. Надо туда что-нибудь положить.
Принесенные рулоны туалетной бумаги завершили это несусветное безобразие.
– Трусы не отдам, – предупредила я, мысленно прощаясь с лифчиком.
– Там скрывать нечего. Вот когда Аннушка была мужчиной…
– Не стоит расстраивать девушку подробностями, – убежденно предупредил Барабас.
Хорошие ребята, хоть и выглядят полными идиотами в своих безразмерных карманистых штанах.
– Итак, сосредоточимся на проблеме, – круглые смешливые глаза рассматривали меня, словно эта самая проблема была спрятана где-то в моих недрах.
– План нужен. Кто у нас генератор идей? Правильно – я, – поскромничал Карабас. – Дайте мне ночь на размышление. Завтра встретимся, все обсудим. А ты (это он на меня пальцем чумазым показывает) делай вид, что мчишься за границу. Чтоб духа твоего в доме не было.
– А где я жить буду?
Все дружно уставились на Игоря. Игорь посмотрел на мои губы. Пошевелил бровями. Многозначительно. Вздохнул глубоко и протяжно. Потом неловко полез в карман куртки. Выудил махонький полиэтиленовый конвертик. Зашуршала плотно сложенная бумажка, валясь на пол. Барабас тут же подхватил ее для детального изучения.
Бух – Игорь падает на колено. Достает колечко и пытается зубами отгрызть ниточку, на которой бирочки прицеплены.
Добрые Карабасы бросились к столу, заваленному всяким барахлом. Отрыли ножницы и дали ему, чтоб он зубы не портил. Один из них тут же выхватил ярлык, прищурился, зачитывая цену момента. Второй продемонстрировал подобранный ранее чек.
– Ого! – хор выразил свое одобрение.
Выбитый из колеи их поведением, Игорь отчаянно пытался не выйти из роли. Поэтому не сводил с меня глаз, даже когда ножницы упали на пол. Даже когда неловко мял мои пальцы, очевидно, пытаясь вспомнить, какой именно ему сейчас необходим. Особенно когда я ненароком протянула ему правую руку вместо левой. Опасаясь, что он сам не догадается. Его не сбило с толку, что оттопыренный безымянный палец говорил либо о моей проницательности, либо о наглости. Впрочем, какая разница?
– Жених и невеста. Тили-тили-тесто, – траурным голосом провозгласил Карабас.
Я даже посчитала нужным покраснеть, смутиться и впасть в благоговейный восторг от символа вечной любви, украшающего мой палец.
– Чмок-чмок-чмок, – словно сговорившись, продекламировали Карабасы.
Так мне сделали предложение.
Мне понравилось.
На это колечко с темно-синим камнем я давно положила глаз. Естественно, не преминув оповестить об этом факте моего возлюбленного. Я даже как-то невзначай сводила его полюбоваться на сокровище.
Пользуясь тем, что мама вся в глубоких раздумьях, беззастенчиво вру про дату отбытия. Надеюсь, она мне верит. Про колечко молчу, а то, неровен час, вздумает устроить посиделки с новыми родственниками. Мне сейчас этот оливье не с руки.
Сидела я на кухне, смотрела на маму внимательно. Все мамы как мамы, а моя не пойми кто и сбоку бантик. Жаль, если она в криминал угодила. Или все-таки проституция? Хотя проституция в некотором роде тоже тот еще криминал. Нет, я товарных девочек не осуждаю. Но согласитесь, как-то странно воспринимать свое тело и умение доставить удовольствие как объект товарно-денежных отношений. Хотя, коли мужики готовы за это платить, почему и нет?
Сама от своих мыслей обалдевая, залилась нездоровым румянцем. Мама – по рукам? Ей же лет сколько? Действительно, а сколько ей лет? Вспомнила год рождения, посчитала, ошиблась на десять лет, снова пересчитала. Оказывается, не так и много. Но не для панели. Старовата она для таких дуростей. И вообще, меня жутко раздражает ее идиотская полосатая блузка. Английский стиль, английский стиль… Матрас английский – вот это что. У Карабасов обои в коридоре точно такой же расцветки. Когда начну зарабатывать, непременно куплю ей другую.
Продолжила ненавязчивый осмотр мамы. Руки не колотые. Цвет лица здоровый. Для закоренелой горожанки. Наверное, все-таки не наркота. Торчки иначе выглядят. Их ни с кем не спутаешь. Как выглядят наркокурьеры, я не имела представления, но воображала их в виде осунувшихся порабощенных таджиков. Мама на таджика была похожа, как китаец на Баскова.
Скорее всего, у нее пара-тройка постоянных любовников. Пожилые достойные дяди.
О, я поняла. Она типа как гейша. Я кино про них смотрела.
Она с ними про жизнь беседы беседует, жалеет их, понимает, сочувствует. Я еще раз уставилась на мамино строгое лицо. Признаюсь, сочувствия в нем не предвиделось. Быть может, это она для меня такая холодная? Припомнила тех мужиков в аэропорту. Вполне подходящие типиусы. Только тогда была какая-то папка. Которая никак не вписывалась в мою стройную теорию. Поэтому я решила про нее забыть.
Что еще обычно гейши делают? Песни поют, танцуют?
Танцевать, наверное, она сможет. Танго, рок-н-ролл? Вальс? К маме подходил танец в стиле утренней физзарядки. Приседания, махи руками, наклоны. Что-то такое, непритязательное в смысле пластичности. Прыжки на месте уже не укладывались в привычные мамины телодвижения. Идею с танцами пришлось оставить как несостоятельную.
Что там остается? Песни? Насколько мне известно, песни и мама плохо совмещаются. Примерно так же, как мама и танцы. Я с детства вздрагиваю от ее колыбельных. Она по незнанию младенческого репертуара пыталась меня усыпить шедеврами из «Аквариума» или «Кино». Наихудший результат достигался поползновениями изобразить Аллу Пугачеву. Те еще воспоминания. Особенно от «Арлекино». Моими рыданиями можно было заменить пароходную сирену.
Фигня получается.
А если она – шпионка? Чем не версия?
Не может быть. Шпионы вхожи в круги тайно-носителей. Иначе на кой они нужны коварным иностранным разведкам. Мама с жутко влиятельными людьми никогда дружбы не водила. Если ее разведчики пытать примутся, то она, кроме как про приготовление недорогой полезной пищи, ничего поведать не сможет.
Значит, главной остается версия про не поющую статичную гейшу. Возможно, в стиле садо-мазо.
Плохо, если до отца что-то дойдет. Он с радостью ухватится за малейшую возможность учинить публичную порку. Отберет у нас все, в грязи вываляет и гордо удалится в изгнание. К новой жене. Которой срочно подберет пару заместительниц помоложе и поглупее.
