– Где ты намерен разместить актеров? – спросил Сид.
– Под этим этажом, – отозвался самодовольный Морт, – у нас есть еще два – один для актеров, другой для бригады.
Сид был дико изумлен и раздосадован.
– Ты что, собираешься держать актеров и «обезьян» в одном отеле?! Ты что, совсем с ума спятил?!
Классическое голливудское правило заключалось в том, чтобы актеры жили отдельно от технических работников («обезьян» или «горилл», как их любовно именовали). Предположительно это делалось из опасения, что исполнительницу главной роли до смерти затрахает буйная орда пьяных подсобников и осветителей, капитально сорвав таким образом наиважнейшую дату завершения картины.
– Да уж, приятель, – бушевал Сид, – ты как пить дать из своего долбаного умишки выжил!
– Помилуй, Сид, – умолял Морти, – это же единственный отель в городе, господи Иисусе!
– Что значит «единственный отель в городе»? Этого не может быть, господи, блин, Иисусе!
– Ну ладно, ладно, есть еще два, – скорбно признал Морти. – Но это же настоящие клоповники, Сид! Поверь мне, если мы попытаемся поселить «обезьян» в один из них, тогда они совсем… короче, это будет катастрофа, профсоюз нас убьет.
– Ладно, ладно, – сказал Сид, расхаживая взад-вперед, бурно жестикулируя и явно обдумывая большинство первых проблем производства фильма. – Мы как-нибудь это уладим. Ведь это еще не конец света, верно?
– Верно, Сид.
Указав на один из телефонов на столе, Сид сурово приказал:
– Только найди еще какое-то место, где жили бы «обезьяны», Морти. Усек?
– Усек, Сид. – Морти подошел к столу, взял трубку ближайшего телефона и принялся ловить Липса Мэлоуна.
Сид присоединился к Борису, стоящему у окна, радостно потер ладони, затем обнял его за плечо.
– Ну что, Б., взяли старт и побежали? Верно? Борис рассеянно глянул на него.
– Так ничего не получится, – сказал он.
– Чего?
– Мы не сможем снять фильм, работая в таком месте. Никогда и ни в какую.
Сид внимательно, словно что-то упустил, оглядел комнату.
– Ну да, я согласен, это не Тальберг-билдинг, но черт меня подери…
– Проблема как раз в том, – грустно произнес Б., – что это не Тальберг-билдинг. Ты что, этого не чувствуешь? – Медленным взмахом руки он указал на что-то незримое. – Смерть. Здесь воняет смертью, приятель. Я каждую минуту ожидаю, что вон в ту дверь вползет Джо Пастернак.
Сид бросил быстрый взгляд на дверь, как будто это и впрямь было возможно. Затем он снова посмотрел на Бориса, и паника отразилась в его глазах.
– Послушай… – запинаясь, начал он, – послушай, Б…
У стола Морти вдруг принялся громко и яростно говорить в телефон:
– Где тебя, Липс, черти носят?! Мы тут, блин, пытаемся фильм снимать! А ну в темпе неси свою жопу сюда, у нас проблема!
– Кончишь ты эту еботню или нет? – заревел на него Сид, затем снова повернулся к Борису. – Б… – взмолился он, одну руку простирая к нему, другую прикладывая к сердцу, – что ты со мной делаешь?
Борис кивнул за окно.
– Взгляни вон на ту башню, Сид.
– Чего? – Сид прищурился. – На какую?
– Вон на ту, – сказал Борис с детским возбуждением. – Разве это не фантастика?
В отдалении, за городом, возвышалась темная башенка – очевидно, останки замка.
– Готическая башня, Сид, – вот где должна быть производственная контора. Красота! – Он снова повернулся посмотреть из окна с мягкой улыбкой восторга на лице.
Сид мрачно уставился на него. Позади них Морти по-прежнему на пониженных тонах разговаривал по телефону. Сид вздохнул и медленно повернулся.
– Морти, будь любезен принести свою жопу сюда, у нас проблема.
– Не сходи с места, Липс, – лаконично сказал Морти в телефон. – Свяжусь с тобой минут через пять. – Он повесил трубку и прибежал к окну, нацепляя на физиономию радостное выражение.
– Кановиц по вашему приказанию прибыл! Нет работы слишком маленькой или слишком большой!
– Короче, так. Что ты знаешь вон про ту груду камней? – Сид указал на башню.
– Что я про нее знаю?… Я все про нее знаю. Мы уже обшарили ее на предмет натуры.
– К черту натуру. Скажи, как производственную контору ты ее себе представляешь?
– Шутишь? Это же руины, черт побери!
Сид удовлетворенно кивнул и повернулся к Борису.
– Это руины, Б.
– Прекрасно.
Сид с Морти обменялись вопросительными взглядами, и Сид кивнул Морти. Тот откашлялся.
– Гм… вы, Б., похоже, не понимаете. Ведь там нет никакого, гм, электричества и всякой такой ерунды.
– Поставьте генератор, – сказал Борис.
– Там нет воды.
– Будем пить «Перье». Это вам полезно.
– Б… – произнес Сид с маниакальным спокойствием человека, пытающегося доказать, что Земля круглая, и в конце концов находящего решающий довод, – Б., там нет телефонов.
– А если бы вы знали, через что мы прошли, пытаясь раздобыть эти телефоны! – бешено воскликнул Морти. – Я хочу сказать, там шестимесячная очередь на телефоны. Нам пришлось до самого министра добраться…
– Мы будем использовать полевые телефоны. В диком изумлении Сид и Морт дружно раскрыли рты. Заговорили они почти одновременно:
– Для переговоров с Побережьем [6]?
Борис впервые обернулся, снял темные очки, подышал на стекла и принялся протирать их своей рубашкой.
– Между Вадуцем и Побережьем девять часов разницы во времени, – неторопливо объяснил он, – и любой разговор, который мы будем вести из отеля, будет происходить ночью. Когда здесь ночь, там день. Врубаетесь? Так почему бы вам просто не использовать ваши долбаные чайники?
Он снова надел очки и отвернулся к окну, оставив Сида и Морти в растерянности. Сид пожал плечами.
– Ну что? Башня так башня. Дай ему эту башню.
Когда Тони Сандерс, лихой писатель из Нью-Йорка, прибыл в Лихтенштейн, первым пунктом повестки дня стало его оттрахать… по крайней мере так рассудил вульгарный Сид. Для того чтобы оторвать писателя от его романа и переключить на сценарий еще в большей степени аморфного фильма, протащив при этом через полмира, у Сида имелось множество приемов. Помимо обычного умасливания, лести, призывов к верности, дружбе, любви к искусству и обещания твердых семидесяти пяти сотен в неделю туда входило создание вопиющей фикции того, что «обстановочка здесь ништяк, приятель!». Сид ухитрился задействовать для встречи самолета карету скорой помощи, внутри которой сидели две прелестные девушки в одних трусиках и лифчиках. Девушкам дали по сотне каждой заодно с инструкциями «сделать ему как надо» по пути от взлетно-посадочной полосы до городка. В схеме, однако, в последний момент обнаружился изъян, состоявший в том, что карета скорой помощи, единственная в городке, была срочно уведена по какой-то местной надобности, а единственным доступным транспортом оказался катафалк.
Сид поначалу был не на шутку раздосадован необходимостью замены, с серьезным видом замечая, что «не хочет проявлять неуважения». А потому испытал великое облегчение, когда Борис от души расхохотался.
– Да, Сид, вот тебе, блин, шоу-бизнес, – вымолвил Б., вновь обретя способность внятно говорить.
В любом случае Тони Сандерс вылез из столь необыкновенного транспортного средства в прекрасной форме, полностью расслабленный после долгого путешествия. Он вразвалку прошел в комнату, где его ждали Борис и Сид, а также три ведерка с шампанским на столе. Они уже вовсю пили.
– Новости, – сказал Тони, не выпуская из рук портфель, – у меня есть название.
– Прекрасно, – отозвался Борис, вручая ему стакан шипучки, – а как насчет истории?
– История может подождать… – Тони заглотил выпивку. – Ну как, вы готовы? Врубитесь… – Он – поднял пустой стакан и двинул им по воображаемому экрану:
ЛИКИ ЛЮБВИ
Тони внимательно изучал лицо Бориса на предмет почти неразличимой оценки, тогда как тот, слегка вопросительно склонив голову набок, глазел на него, ожидая продолжения.
– Да? – наконец спросил он.
Писатель, по-прежнему с портфелем в руке, прошелся по комнате, энергично размахивая пустым стаканом и стремительно излагая:
– Эпизодично, врубаетесь? Истории о разных видах любви. Пять, шесть, семь видов любви – Идиллический… Нечестивый… Лесбийский… Кровосмесительный, типа брат-сестра, отец-дочь, мать-сын… Садизм… Мазохизм… Нимфомания… вы следите?
Но к этому моменту Борис уже не просто следил, а принялся развивать тему. Он повернулся к Сиду.
– Анджела Стерлинг, – сказал он. – Мы снимем Анджелу Стерлинг в роли нимфоманки, – затем снова к Тони: – Прекрасная светловолосая американская наследница из Джорджии… наследница табачных плантаций, единственный ребенок в семье… она озлоблена, потому что думает, что папаша хотел мальчика, а не девочку… папаша – очень важный южный джентльмен, мятная водка на веранде… наблюдает за тем, как лопающиеся от счастья черножопые собирают урожай… «Да, сэр, я с первого взгляда могу отличить полевого ниггера от домашнего ниггера!» Дочь сбегает оттуда, отправляется в Марокко и ебется с каждым, у кого шевелится.
