Достает:
– Вот он!
Разливает.
– Кстати, ты бы хоть фотографию показала этого… гинеколога своего…
– Доча, какие могут быть фотографии в сорок лет?
Лия целует маму, они чокаются.
– Ой, ты моя мамочка… Ой, ты страдалица… Ну, не плачь… Нафиг тебе старый гинеколог? Его пора отправлять к сексопатологу или, вообще, к психиатру.
– У него есть психиатр. Но он сам ку-ку.
– Мы тебе найдем молодого, – не слышит Лия. – Такого козлика, который скач-скач… Ну, скачет вокруг… Скачет и скачет…
– Мне молодой не нужен. Ты забыла, что я уже в климаксе?
– Мама, так это климакс или овуляция? Вообще, ты права, они все козлы. А старые – хотя бы с уважением к даме.
Она набирает Ксюшу.
– Подъезжай! Ты должна отвести нас с мамкой к великому слепцу…
…И вот месть (страшная по силе и чудовищная по мерзости) свершилась!
Юлия Петровна и слепой растерянно топчутся на пороге спальни. Все, что было задумано, исполнилось.
– Не провожайте меня, – говорит Тополь. – Сначала выйду я, потом Вы… Там молодежь, мне стыдно…
Слепой клянется в любви с первого взгляда, – и когда он успел?
– Это случилось с первого взгляда, Юлия Петровна, с первого! Хотите упаду на колени и поклянусь? Ну, останьтесь еще на полчаса… Вдруг это судьба?
– Ну, пожалуйста, не надо… – Тополь обескуражена.
– Хорошо, все будет так, как Вы скажете! Мы взрослые люди.
На кухня Тополь плачет на дочкином плече. Лия не понимает:
– Мам, ну сколько можно? Нет секса – слезы. Есть секс – слезы. Ну сколько можно?
В кухню пытается войти слепой – по стенке.
Тополь вскидывает глаза:
– Боже, он опять идет! Немедленно выйдите, прошу Вас.
Николай Николаевич остановился, отползает назад.
– Ну, я чего… Я с пониманием… Я просто в туалет хотел сходить…
– Вы что не знаете, где у Вас в доме туалет!
– Знаю, попутал малость… – бормочет слепой. – Волнение – такое дело…
– Черт, хоть бы очки надел… – шепчет Ксюша. – Тащится без очков… Бельмами сверкает…
Лия иронично оглядывает более чем скромную кухню.
– Мам, похоже ты произвела фурор в этом доме. Похоже здесь тебя сильно ждали.
Николай Николаевич отвечает из глубины квартиры:
– Ну, об этом я бы хотел сказать сам. Приватно… Мы с Юлией Петровной сами разберемся!
– Кошмар, он все слышит.
Ксюша закрывает кухонную дверь, переходит на шепот:
– У них обостренный слух. Лучше чем у собаки…
Слепой из глубины квартиры подтверждает:
– Да, в сто двадцать раз!
Тополь в отчаянии:
– Это невозможно! Послушайте, зачем Вы подслушиваете?
– Я надел очки, как хотели девушки…
– Да, Вы стали заметно краше… – Шепотом. – Ну зачем я сделала это? Ну, скажите, девчонки, чего ради?
Прочь из этой квартиры – больше сюда ни ногой!
– Вы приедете завтра? – спрашивает слепой на пороге.
– Да Вы что? – возмущена Тополь. – Что Вы себе позволяете?
– Вы должны прийти завтра. Много у меня чего накопилось сказать… Так Вы не придете? Вам начхать на любовь?
Женщины молчат, крутя у виска пальцами.
– А вот лягу на пороге и не выпущу!
В самом деле ложится. Еще один Зайцев.
– Послушайте, да Вы просто хмырь! Форменный хмырь!
– Я не хмырь, а человек с ограниченными возможностями. Я имею право на все! Да, я люблю женщин постарше, и это не моя вина!
– Да, конечно. Это вина Вашего пениса.
– Интересный разговор получается…
– Послушайте, это не любовь, не отношения… Это просто был эксперимент, неужели непонятно?
– Грех экспериментировать над больными. Тем более, когда любовь случилась с первого взгляда!
Тополь в отчаянии:
– Ну, вы же умный человек!
Лицо слепого исказилось какой-то кислой гримасой, словно он готов всплакнуть от отчаяния.
«Боже…» – думает Тополь. – Этого еще не хватало. Любовь с первого взгляда».
Слепой встал, освободил женщинам путь.
– До свидания, Юлия Петровна… Я потрясен…
Дверь долго еще остается открытой. Дамы спускаются по лестнице. И только в машине можно разговаривать свободно.
– Он потрясен. Вы слышали это, девочки? Да он просто сумасшедший.
Потом Тополь загадочно произносит:
– Он сказал, что я блондинка. Он точно слепой?
– Мама, ну я же сказала, что у него гениальное внутреннее зрение! А потом, заметь – я блондинка…
Ксюша подтверждает:
– Я тоже блондинка.
– И что? – удивлена Тополь.
– Ну и подумай, кто ты? Брюнетка, что ли?
39. Четвертая атака блондинок
Самые страшные известия приходят обычно внезапно.
«Камри не будет, не будет Камри, не будет, не будет, теперь никогда…»
Девушки курят на балконе съемной квартиры Ксюши. Небо темное, как и положено в минуты страшных новостей, льет готический дождь – сама природа рыдает вместе с девушками.
– Он так и сказал: уволен с понедельника? – в который раз уточняет Лия.
– Да. Засада.
– А медиаплан?
– Какой-то Ширкуновой передали. Это конец, Ли… Вот такая жесть с этим Мищенко-Дрищенко.
– Накрылалась Камри, Ксю…
Они плачут на плече друг у друга.
– Ну, ничего, мы обязательно отомстим этому уроду… – говорит Ксюша. – И за молочницу, и за слепого этого… за все!
Лия трогательно целует подругу:
– За все, Ксю!
И этот час наступает довольно быстро – на следующей неделе, поздней ночью в модном клубе.
Девушки, хохоча, затаскивают Мищенко в женский туалет. Пьяный Виктор садится на толчок, он счастлив.
– Да, девчонки, теперь можно… Теперь мне все можно! Я открыт для любви!
Лия обольстительна:
– Хочешь, я сниму сейчас с Ксюшки ее божественные трусики, а она – снимет с меня?
– Хочу… Я сегодня хочу все! Все, что было нельзя вчера – сегодня можно в неограниченных количествах!
– И ты будешь держать наши трусики, а мы будем так классно лизаться, хочешь?
И вот блаженная минута наступает.
На левом и правом ухе Виктора висят красные и желтые трусики. Девушки, в самом деле, целуются. Всеобщий экстаз близится…
Но что это? Не прошло и пяти минут – и совсем другая картина.
Лихо мелькают мозолисто-мускулистые ноги теннисных девчонок, лицо Мищенко в крови, кровь на рубашке. Девушки добивают Виктора.
Не понять – то ли он в стельку пьян, то ли без памяти, – в общем, кусок мяса, нелепо свалившийся с толчка. Но в целом, скорее, жив, чем мертв. Рядом валяются трусики девушек.
Девушки удаляются. Мищенко время от времени приподнимается, сантиметр за сантиметром выползает из кабинки… Кровавый след тащится за ним. Жалко парня, чего говорить.
40. Групповой секс с импотентом, который уделал всех!
Есть, впрочем, еще один бедный парнишка, которого тоже стоит пожалеть. Уже который день просвещенная москвичка госпожа Копылова пытает бедного гастарбайтера Мулло!
– Так ты отказываешься от прекрасного общения с дамой?
– Я боюсь… – боится Мулло.
– Чего ты боишься?
– Грудь страшную… Как у мамы, страшная…
Копылова накручивает обнаглевшему мусоросборщику ухо.
– Как ты можешь так говорить о цветущем женском бюсте? Еще молоко на губах не обсохло, чтобы рассуждать о нем!
Бедный Мулло сидит на полу, забившись в угол как мышка.
– Так у кого страшная грудь?
– У мамы…
– Да ты на себя посмотри! Ты, что ли, красавица заморская?
– Все равно, – вздыхает Мулло.
– Ты можешь мысленно? Закрыл глаза – и положил. Ты что – не джигит?
– Не джигит.
– Зря. А я думала на Кавказе у вас в горах все джигиты.
– Таджикистан.
– А какая разница? Там тоже горы есть!
– Я не видел.
– А я видела, когда была в Анапе!
Она кивает Вере Максимовне:
– Поликарпова, звони ему! Говори ему – я мокрая, Лева! Надо вести игру до конца! Пусть поймет, что доигрался! Но…
После паузы она игриво и многозначительно произносит:
– Но еще не поздно… Дай понять: сожжены еще не все мосты …
Поликарпова тоже можно пожалеть! Бедный Лев Александрович! Попробуй, выдержи такой натиск супруги на закате жизни!
Но хорошо что срабатывает самозащита организма.
Поэтому Лев Александрович спит. Он спит, сидя за клавиатурой. Спина его прямая, а спит он со строгим выражением лица. Но какая-то часть мозга главврача, как у любого современного многозадачного человека, бодрствует. Рядом лежит телефон. Периодически квакает неугомонная аська, хотя конец рабочего дня. Все дальнейшие действия Поликарпов совершает с закрытыми глазами, на автопилоте.
Квак:
– Маленький черррррртенок… Ты где…
Поликарпов, не открывая глаз, набивает текст:
– Тут.
– Твои размышление о предстоящем геополитическом оргазме Китая и России сделали во мне ТАМ бурю восторга!
– Тут.
Звонит телефон. Поликарпов на автомате принимает вызов. В трубке – голос супруги.
– А если я стану мокренькая, Лева? Ведь рядом молодой интересный мужчина.
– Тогда я буду ав-ав, дорогая! Ав-ав!
Дает отбой.
Квак:
– Я придумала, кто ты! Ты мой наглый и брутальный Китай!
