Иногда он заходит ко мне в магазин и часами копается в альбомах, все переворачивая вверх дном, роняя марки на пол или прикасаясь к ним потными пальцами, а я не могу ничего ему сказать: он ведь мой друг.
О Бальдассерони я знаю мало. Мы с ним на ты, что придает нашим отношениям дружеский характер, но ничуть не побуждает к откровенности. Мне известно только, что он живет на Пасседжага ди Рипетта в квартире, оставленной ему в наследство бабушкой, и что у него есть машина английской марки «Хилмен», если не ошибаюсь. Не густо, но я не привык приставать с расспросами к кому бы то ни было, тем более — к другу. Я и сам ничего не рассказал ему о Мириам. Если человек помалкивает, он может скрыть что угодно. Но стоит начать откровенничать— все пропало. Предположим, что он знает ее семью или, опять-таки предположим, что Мириам его родственница. Трудно даже вообразить, сколько людей находятся в родственных связях с другими людьми, эти родственные связи распространяются по горизонтали, по вертикали и даже по диагонали, захватывают настоящее и прошлое, ширясь в пространстве и во времени. Если вы попробуете покопаться в прошлом, то убедитесь, что все люди — родственники.
Иногда Бальдассерони является ко мне в магазин с газетой в руках и говорит: ты видел, что случилось? Я не клюю на приманку, потому что газеты я тоже читаю и знаю, что ничего не случилось, что это просто прием, позволяющий ему обратить на себя внимание ближнего. В данном случае ближний -это я. Если такова его цель, от меня никакого удовлетворения он не дождется. А иногда он принимается читать газету про себя, словно где-нибудь в кафе. Я продолжаю заниматься своим делом, даже если в это время не делаю ничего. Бывают случаи, когда ему удается прервать течение моих мыслей. В общем, я предпочел бы, чтобы он заглядывал ко мне пореже, и даже давал ему это понять, но нельзя же запретить человеку приходить к тебе в магазин. Ведь он твой друг как-никак.
Бальдассерони неравнодушен к мрамору. Кроме марок, он еще образцы мрамора коллекционирует. Древние римляне широко применяли разные породы мрамора, привозили его со всех концов света. В этом отношении Рим — золотое дно. Если в дождливые дни вы видите человека, который бродит, склонив голову, по римскому Форуму, знайте, что это Бальдассерони. Дождь смывает грязь, и тогда лучше видны обломки драгоценных пород мрамора — зеленого из Африки, каристума розового с прожилками, испанского брокателя, французской гальки, бельгийского черного, темно-лилового. По грязи, среди глыб известняка, словно какой-нибудь охотник за ящерицами, бродит Бальдассерони под дождем по древнему форуму и собирает обломки ценных пород мрамора. Иногда прицельным ударом молотка он отбивает осколок от античной колонны и кладет его в сумку. Дождливые дни— радость для Бальдассерони, как, повторяю, и для охотников за ящерицами.
На виа ди Панико живет один мраморщик, который по заказу Бальдассерони обрабатывает и полирует эти осколки и обломки, придавая им шарообразную форму. Тонкая работа, никакая машина ее не сделает. Ручная шлифовка, требующая сначала скальпеля, потом рашпиля, а под конец — пемзы.
Карьеры красного африканского мрамора опустошены еще со времен Пунических войн. Находя кусок такого редкого мрамора, Бальдассерони просто голову теряет от радости, является ко мне в магазин и заводит долгий разговор о колоннах у входа в собор Святого Петра.
— Подумать только, сколько шариков можно было бы из них понаделать, — говорит он.
— Святой Петр — это Святой Петр, — отвечаю я.
Бальдассерони рассказывает, что в театре Марцеллия сохранился обломок колонны тоже из красного африканского мрамора, но он с крупными прожилками и ценится не так высоко.
Бальдассерони готов превратить в полированные шарики родную мать и друзей. Он утверждает, что его страсть к коллекционированию мраморных шаров — это своего рода тяга к совершенству, что в ней больше от философии и от религии, чем от коллекционерства. Древние утверждали, что у Бога тоже сферическая поверхность, говорит он.
Мне кажется, что Бальдассерони преувеличивает. Не хочу злословить, ведь он мой друг, но все же у меня вызывает сомнение подлинная сущность этой его страсти. По-моему, здесь не столько тяга к совершенству, сколько своеобразная форма сексуальной маниакальности. Связь тут найти нетрудно, нужно только подумать хорошенько.
Когда драги очищают русло Тибра, Бальдассерони как ворон налетает на место работ. Среди ила и городских отбросов, веками копившихся на дне реки, нередко можно найти и обломки древнего мрамора. Те, что покрупнее, и хранят на себе следы обработки, становятся добычей стервятников из ведомства по охране исторического наследия, а маленькие и бесформенные достаются Бальдассерони (тоже стервятнику), который тут же подхватывает их и тащит на виа ди Панико. Иногда по пути он заходит ко мне показать свою находку. Я лично к этим кускам мрамора абсолютно равнодушен.
Когда рабочие муниципалитета роют канализационные колодцы или какие-нибудь траншеи посреди улицы, Бальдассерони уже тут как тут и копается в грязи, выброшенной на поверхность. В тот самый день, когда к моему дому явились рабочие, пришел и Бальдассерони. Найти он ничего не нашел, зато носом к носу столкнулся с Мириам. Он входил, она выходила.
В римском культурном субстрате полным полно древней грязи, червей, камней и кусков античного мрамора. Но на виа Аренула были только черви. Бальдассерони все надеялся, что в историческом центре начнут строить метро, но его не строят. Теперь он ждет, когда начнут строить подземную автостоянку на виа Криспи. Его интерес к субстрату просто маниакален.
Если хорошенько приглядеться, во внешности Бальдассерони есть что-то отталкивающее, чем-то он напоминает мне крысу из городской клоаки. Потные и летом и зимой руки, какие-то бесцветные волосы, розовая кожа. В общем, я бы покривил душой, если бы сказал, что Бальдассерони мне симпатичен. Его присутствие меня тяготит, но он же не виноват, вряд ли он сознательно стремится вывести меня из равновесия, иначе я сразу бы положил конец нашей дружбе.
Я часто спрашиваю себя, чем можно объяснить мое отвращение к Бальдассерони. Это не ненависть, нет, но все-таки что-то очень похожее на ненависть. Пожалуй, лучше какое-то время держаться от него подальше, но я не знаю, как это сделать, да если бы и знал, боюсь, что я первый же и стану переживать, ведь, в конце концов, он мой единственный друг.
Ты не должен идти на поводу у своих чувств, говорю я себе. Ну подумаешь, ну не симпатичен тебе Бальдассерони. Все равно ты можешь оставаться его другом. Нельзя поддаваться самовнушению. Во имя дружбы можно поступиться очень многим. Прежде всего нужно быть выше антипатии и ненависти. Только поддайся чувству ненависти, и все — конец, потому что ненависть — злейший враг дружбы.
Бальдассерони — друг. Кто такой Бальдассерони? Друг. Когда он входит к тебе в магазин, нужно встретить его с улыбкой, когда он роняет на пол марки, ты должен предложить ему посмотреть еще один альбом. Почему? Потому что Бальдассерони твой друг. Если тебе доведется найти кусок мрамора редкой породы, подними его и, когда Бальдассерони заглянет в магазин, подари ему. Если мрамор не попадается на глаза сам, поищи его. Легко сказать — дружба, дружбу надо поддерживать любезным обхождением и подарками, ведь она складывается из множества мелочей. Неприязнь, отвращение, антипатия не способствуют укреплению дружбы, наоборот, они ее губят. Когда Бальдассерони нарушает течение твоих мыслей, ты должен подавить в себе естественную вспышку ярости, даже если это дается тебе с трудом. Держи под контролем свои слова, поступки и особенно чувства— так учит Создатель. Не поддавайся первому порыву, не совершай непродуманных шагов. Только тогда ты сможешь сохранить дружбу Бальдассерони, единственного твоего друга. Человек без друзей — неполноценный человек. Хвали его машину, его костюмы, его галстук, его загар даже тогда, когда тебе кажется, что перед тобой просто червяк. Бальдассерони не червяк, нет, он не червяк. Он друг. Дружба же священна, как учит Создатель. Впрочем, так говорят все, и, наверное, в этом есть доля истины, если уж все так считают.
Почему бы тебе, например, не поговорить с ним о Мириам? Почему бы не раскрыть перед ним душу, не поделиться своими мыслями о любви, об эротике? Тайны лишь скрепляют дружбу, так считает даже сам Создатель. Не исключено, что это побудит к признаниям и Бальдассерони, и тогда ты сможешь делать вид, будто слушаешь его или действительно станешь слушать.
Скука и раздражение тоже враги дружбы. Дружба одинока перед лицом множества врагов, но ты должен подняться на ее защиту. Почему бы тебе не попросить прощения у Бальдассерони? Время от времени нужно извиняться перед ним, просить прощения, даже если сам ты считаешь, что ни в чем не виноват. Вот увидишь, это возымеет свое действие. Заговаривай с ним, когда можешь, будь приветлив, когда он заходит к тебе в магазин. Ну что тебе стоит сказать ему: «Добрый день»? Бальдассерони ничем не хуже всех прочих людей, к тому же он -друг. Нет, он не червяк. И не забывай об этом. Когда в тебе заговаривает естественное чувство, когда оно разрастается и вонзается в голову, словно жало ядовитой змеи, ты должен вспомнить, что говорил о дружбе Создатель: дружба священна. Вдумайся хорошенько, что плохого тебе сделал Бальдассерони, чтобы так его ненавидеть? Во имя дружбы можно подавить в себе даже ненависть. Если забудешь об этом, потеряешь единственного друга, который у тебя есть.
