Одним из призраков, преследующих фирму "Алтан Марин", было положение ее материнской компании "Хайлан корпорейшн", которая оказалась в тисках кредиторов. Ее колоритный и загадочный генеральный директор Мэтью Хайлан не появлялся перед журналистами. Дочерняя «Алтан» пока держалась на плаву за счет комиссионных от кое-каких совершенных в панике продаж. Большинство же судовладельцев могли позволить себе подождать с продажей до весны. Некоторых агентов по продаже фирма уволила. Рекламному сочинителю Оуэну опасаться за свое положение пока не приходилось. Тем не менее, пробиваясь сквозь толпу под ярко освещенными сводами вокзала, Энн решила позвонить отцу.
Большинство сотрудников журнала «Андервэй» работало на дому, поэтому редакция обычно пустовала. В эту среду она обнаружила в ней только пожилого редактора Джона Мегауана и молодую женщину из "Келли герл", подменявшую их постоянную секретаршу, которая отправилась в плавание по Калифорнийскому заливу.
— Вы опять на работе? — удивился старый Мегауан. — Надеюсь, не будете просить прибавку к зарплате.
— У нас в доме небольшой ремонт. — Собрав все свои душевные силы, она выдавила слабую улыбку. На самом же деле ее гнало из дома то мрачное настроение, в котором пребывал Оуэн.
— Как ваш муж? — спросил Мегауан. "Старческая проницательность", — подумала Энн. — Все еще в "Алтан"?
— Да, все еще.
Часть утреннего времени она провела, вычитывая рекламный раздел журнала, а затем принялась за статью. В ней она пыталась рассказать о переходе, который они с Оуэном совершили несколько лет назад между мысом Соболя и островом Каменистой пустыни. Это было жуткое путешествие. Они попали в туман и заштилили на пути ярмутского парома. Подбежав к борту, они слушали, как огромное судно, издававшее в ночи предупреждающие гудки, надвигалось все ближе и ближе, пока его освещенные галереи не проплыли мимо, едва не задев их, и растворились во мраке, словно в дурном сне. В те времена, насколько она помнила, совместное плавание им удавалось. В конце концов она бросила статью. Светлый мотив любви, который она замышляла вплести в ткань рассказа, в это утро ей не давался.
Когда наступило время ленча, она вышла, чтобы купить коробочку йогурта. По-весеннему ласковый день поманил ее к реке, увлекая вниз по улицам Гринвич-Виллидж, где прошло ее детство. Пока она не пошла в школу, их семья жила здесь в трехэтажном домике из красного кирпича на Бедфорд-стрит.
Прежде чем вернуться в редакцию, она прошла несколько кварталов по Вест-стрит, и ярко сиявшее над водой солнце окончательно закружило ей голову. В начале Мортон-стрит, прислонившись к стене пакгауза, стояла пара видавших виды проституток, но толпы людей, решивших воспользоваться хорошей погодой и отправиться перекусить, делали ее прогулку по набережной вполне безопасной. К тому же Энн не хотела чувствовать себя чужой на улицах своего детства. Еще за несколько десятков лет до того как ее отец приобрел здесь дом, кое-кто из их семьи уже бегал с багром по пирсам Виллидж.
Вернувшись в редакцию, она почувствовала, что свежий воздух улицы взбодрил ее, и решила не откладывать больше звонок отцу. То, что у него надо было просить денег, — а именно к этому все и сводилось — заставляло ее испытывать стыд и беспокойство. Вновь оттягивая этот момент, она попыталась продолжить работу над статьей о переходе к мысу Соболя. И только когда часы показывали уже больше четырех, она набрала номер. Основным ее доводом будет учеба Маргарет, решила она про себя.
Трубку взяла Антуанетта Ламаттина, неизменный личный секретарь отца еще с тех пор, когда Энн была ребенком.
— Энн, милочка, — проворковала Антуанетта. — Он будет так рад услышать тебя!
Она не звонила отцу уже несколько месяцев, а со времени их последней встречи прошло больше года.
— Ты попала в переделку, — сообщил ей отец, когда их соединили.
— Могло быть хуже.
— Почему ты не дала мне пройтись по твоим счетам?
Загородившись рукой от яркого света, она уставилась в свой стол.
— Ты же знаешь, мне никогда не нравилось это.
— Ты не звонишь, — переменил он тему. — Я совсем не вижу малышку. — Он любил так называть Мэгги.
— Ну как ты можешь винить меня, отец? Я же не хочу, чтобы на корабле вспыхнул бунт. Послушай, меня тревожит учеба Мэгги. Бесплатные школы у нас оставляют желать лучшего.
В трубке раздался его ехидный, самодовольный смешок.
— Ты думаешь, я допущу, чтобы малышка пошла в бесплатную школу?
Она уже кипела от бессильной ярости, но промолчала в ответ.
— Я хочу, чтобы ты приехала ко мне, — решительно заявил он.
Помолчав немного, она согласилась.
— Хорошо. Скоро приеду.
— Я хочу кое-что сказать тебе, Энни. И ты можешь передать это ему. — Отец всегда избегал произносить имя Оуэна. — Мэтти Хайлан скоро будет сидеть на раскаленной сковороде. Его корпорация попала в переплет.
— Да, — сказала она. — До нас доходили слухи.
— Вам следует быть готовыми ко всяким неожиданностям.
— Оуэн работает в компаниях Хайлана уже долгое время, отец. Ты же знаешь, как он к этому относится.
— Конечно, конечно, — оборвал он ее. — Я больше не могу оставаться на линии. Приезжай на ленч.
После разговора с отцом она почувствовала себя совсем скверно. К тому же в коридоре за дверями ее кабинета стоял старый Мегауан и, как она предполагала, слышал конец разговора.
— Дает ли знать о себе ваш отец? — спросил он.
— Да, — ответила она. — Я как раз разговаривала с ним. Только что.
Старикан немного помолчал.
— Передайте ему мои наилучшие пожелания.
Тревога, стыд и раздражение захлестнули ее и едва не вырвались наружу.
— Он не относится к числу наших читателей, господин Мегауан, — бросила она ему вслед. — И к числу яхтсменов тоже. — Но Он уже не слышал ее.
Она выключила свой текстовый процессор, привела в порядок стол и задумалась о том, как прошел этот день у Оуэна. Уже в пальто она подошла к окну и долго смотрела, как на крыши нижнего Бродвея опускаются сумерки. Было жаль, что день прошел и уже не манил на воздух и не пьянил своей не по сезону ласковой погодой. Неожиданно она почувствовала, что меньше всего хочет оказаться сейчас в своем доме. Выпить — вот чего ей хотелось сейчас. "Всего одну-две рюмки, — подумала она, — только чтобы притупить остроту грани между светлым днем и печальным вечером".
Молодая секретарша уже ушла домой. Мегауан все еще топтался в своем кабинете.
— Господин М., — обратилась она к нему, — не доставит ли вам удовольствие выпить со мной?
Она знала, что это на самом деле доставит ему удовольствие. Его очень интересует состояние "Алтан Марин" и ее довольно знаменитый отец. Ей хотелось пойти в какое-нибудь оживленное и приятное место, но очень не хотелось сидеть за столиком одной и отваживать желающих присоединиться. Мегауан, конечно, не сахар, но он не без юмора и его морские рассказы иногда забавляют.
— Ох, Боже мой, — воскликнул он. — Да, конечно. — Но, выпалив все это, он, похоже, пришел в замешательство. Взяв со стола свой еженедельник, он стал перелистывать его.
— Может быть, в другой раз, — сказала она.
— Да, — с готовностью согласился он. — Когда закончим номер, отпразднуем это событие у Франсес. — В таверне "У Франсес" Мегауана однажды чуть в клочья не разнесло взрывом бомбы, подложенной пуэрториканскими националистами, но он продолжал предпочитать это место.
— Завтра надо к врачу, так что молюсь и соблюдаю пост.
— Ах, — вздохнула Энн, — какая жалость.
Она доехала на метро до Пятьдесят девятой улицы, а дальше отправилась пешком. Через улицу, напротив Музея современного искусства, находился небольшой отель, где они с Оуэном иногда останавливались, когда бывали в городе. Там был небольшой, но приятный бар, а в нем, насколько ей помнилось, довольно хороший мартини, рюмочку которого она могла бы пропустить в одиночестве.
Метрдотель усадил ее за столик у окна. В соседнем помещении пианист наигрывал "Пришлите клоунов". Пригубив мартини, она поморщилась: привычка к крепким напиткам была утрачена. Какое-то время она сидела, попивая мартини и глядя в окно на спешивших мимо горожан. За соседним столиком четверо мужчин в дорогих костюмах беседовали на испанском, характерном для европейцев. Пожилой господин в темных очках и сопровождавшая его дама средних лет в мехах медленно прошли мимо, направляясь в ресторан.
Они были там в прошлое Рождество с Оуэном и Мэгги, когда приезжали в театр посмотреть «Отверженных». Тогда еще Мэгги ухитрилась заказать себе виски. Те праздники прошли не самым лучшим образом. Мэгги и Оуэн ссорились по всякому поводу. Вскоре после Рождества Мэгги отправилась в Нью-Йорк на концерт "Грэйтфул Дид" в Гардене и осталась ночевать у друзей, сообщив об этом домой только после трех часов ночи. То было легкомысленно и эгоистично с ее стороны. Оуэн наотрез отказался не придавать этому случаю значения и превратил его в главное событие сезона.
