– Наверное, ты права, – сказал он.
Рэй взял Дженни за руку, и они долго сидели так, молча, постепенно замерзая.
– Ну и каков план дальнейших действий? – спросил он, и она рассмеялась.
Он тоже рассмеялся, наклонился к ней и поцеловал в губы. Старая жизнь закончилась и начиналась новая, Рэй чувствовал это; сейчас он целовал Дженни словно в первый раз – или в последний. Казалось, они выпали из времени и повисли в пространстве между прошлым и будущим, собираясь с силами, чтобы жить дальше, двигаться вперед.
Она еще раз поцеловала Рэя и немного отстранилась, зябко передернув плечами.
– Ноги у Джима, – сказала она. – Они страшно маленькие, правда?
– Просто крошечные. И такие белые. Когда мы стояли во дворе… – Рэй осекся, не зная, с чего начать и чем все закончится, если он начнет.
– У него все наладится, Рэй, – сказала Дженни, дотрагиваясь до него. – Когда-нибудь. Более или, менее.
Рэй тоже так считал. Но они сошлись во мнении, что в ближайшее время Джим, скорее всего, простудится, разгуливая босиком по такой погоде; и сойдясь во мнении, они вошли в дом и легли в постель, где спали вместе эту ночь, и следующую, и еще много ночей.
Рэй стоял в гостиной, изучая трещину на потолке, когда услышал, как Дженни разговаривает сама с собой на кухне. Он никогда не относил жену к числу людей, имеющих обыкновение разговаривать сами с собой, но это была одна из многих вещей, которые он узнал о ней за последние несколько лет. Еще она любила фисташковое мороженое, смотрела хоккей по телевизору и раскладывала журналы на столике веером, точно игральные карты. Одни вещи Рэй старался понять, другие даже не пытался. Манеру разговаривать с самой собой он находил в некотором роде забавной.
– Только не это. – Одинокий голос Дженни отражался от стен слабым эхом. – Ну один год. Ну ладно, два года подряд такое может случаться. Но чтобы три года кряду?!.
Иногда она продолжала в таком духе по нескольку минут подряд, словно ее кто-то слушал. Возможно, она знала, что Рэй слушает. Он хотел бы послушать, что она говорит, когда остается дома одна, какие слова произносит.
Он тихонько заглянул на кухню. Дженни стояла у окна возле раковины, вырисовываясь темным силуэтом на фоне листвы, пронизанной солнечным светом. Почти конической формы холмики грудей под серой блузкой, легко вздымались с каждым вздохом. В последнее время Дженни постоянно ныла по поводу своего тела – мол, оно меняется, стареет, – но сейчас Рэй любил его больше, чем когда-либо прежде. Оно обрело восхитительную мягкость перезрелого плода, особенно в области располневших бедер и ляжек, где теперь было за что ухватиться. Сейчас он бросил короткий взгляд на них – и моментально почувствовал возбуждение. Под нижней кромкой шортов, врезавшейся в ноги, кожа у нее покраснела; Дженни, неисправимый оптимист, носила старые шорты в обтяжку.
Рэй подошел к ней сзади и нежно обнял.
– Моя милая Дженни, – сказал он. – Чем ты расстроена?
Она продолжала смотреть в окно, тряся головой, словно даже в горячих объятиях Рэя по-прежнему оставалась одна.
– Эта… миссис Маккрэ. – Она коротко махнула рукой в сторону соседского дома. – Она опять захватила синешеек.
– Захватила? – Он уткнулся лицом ей в шею, поцеловал. – Ты имеешь в виду, взяла в заложники? Боже мой! Нужно провести операцию по освобождению бедных птичек. Я отвлеку миссис Маккрэ, а ты тем временем вызволишь заложников. Потом мы вызовем представителей власти.
Он взял со стула бейсболку и надел, словно готовясь к бою. Потом снова поцеловал Дженни.
– Ха-ха. – Она повела плечами, отстраняя Рэя. – Я установила скворечник в первую же весну, как мы здесь поселились. И ничего. Они пару раз прилетали, кружили вокруг него, заглядывали внутрь. Но свили гнездо в ее скворечнике. На следующий год – то же самое. И я только что видела, как мистер С. берет пучок сухой травы с нашего двора и летит к ее чертову скворечнику.
– Дженни. – Он обнял ее еще крепче. – Что за выражения? И кто такой мистер С, черт возьми?
– Мистер Синешейка, – сказала она. – Я называю его мистером С, а его жену – миссис С. Они супружеская чета.
– Как мы с тобой.
Дженни кивнула, продолжая смотреть в окно.
– Между нашими скворечниками нет абсолютно никакой разницы, – сказала она. – Я читала в книге. Мой установлен на нужной высоте и ориентирован, как положено. Входное отверстие идеального размера. Все в точности, как у нее. Но они поселились там. Почему?
– Почему? – переспросил он, медленно покачиваясь вместе с ней из стороны в сторону. – Возможно, она просто живет здесь дольше. Возможно, синешейки любят гнездиться в одном и том же скворечнике каждый год. – Рэй изо всех сил старался найти какое-нибудь исчерпывающее объяснение, чтобы закрыть тему и перейти к другим вопросам. – Возможно, просто жизнь несправедлива.
– Ты мне очень помог, – сказала она, высвобождаясь из объятий.
– Во всяком случае, я старался.
– Знаю. – Она легко провела пальцами по кисти Рэя, но продолжала смотреть в окно неподвижным взглядом. – Это не так уж важно. Просто я все время об этом думаю.
– У меня есть кое-что, что отвлечет тебя от мыслей о птичках, – сказал он, снова прижимаясь к ней всем телом и нежно подхватывая ладонями ее груди.
– Ты очень милый. – Она повернулась и чмокнула Рэя в уголок губ. – Но мне еще нужно уложить вещи.
– Здесь всего час езды, – сказал он.
– Я уже опаздываю.
– Тебе обязательно ехать? – спросил он. – Мне кажется, я уже по тебе скучаю.
– Ненормальный, – сказала она. – Я вернусь в воскресенье.
– И как я буду жить без машины? Как вообще буду жить?
Дженни рассмеялась, подошла к холодильнику и открыла дверцу.
– Посмотрим. Пиво, ростбифы, томаты, вино, горчица, пиво, хлеб и – что это? – еще пиво.
– А как насчет супружеских измен?
– Я думала, ты изменяешь мне с пивом.
– Я буду скучать по твоему извращенному чувству юмора, – сказал он. – И по твоей заднице.
– Займись полезным делом. – Она потрясла годовой. – Выкоси лужайку.
Хотя Дженни уезжала всего на два дня, она упаковала чемодан и дорожную сумку, которые Рэй покорно отнес в машину. Наклонившись к открытому окну, он поцеловал жену, и она поехала задним ходом по подъездной дорожке. Он помахал рукой, когда она просигналила напоследок, а секунду спустя автомобиль скрылся за опасным крутым поворотом дороги, заставлявшим обоих задаваться вопросом, лучшее ли место они выбрали для проживания с детьми, которыми еще не обзавелись, и почти сразу Рэя охватило чувство одиночества: он не столько скучал по Дженни, сколько не хотел оставаться один. Была пятница в конце марта, почти полдень. Он взял отгул на работе, так как не хотел добираться туда-обратно на автобусе и так как в последнее время здорово устал и считал, что заслуживает отдыха. Конечно, у мистера Стрикленда не возникло никаких возражений, и Рэй знал, что не возникнет. Как будет угодно Рэю. Мистер Стрикленд знал (как и Рэй), что без него магазин Стрикленда уже бы давно разорился, превратился в одну из многих заброшенных лавочек с темными пустыми витринами на беспорядочно застроенной улице. Потому что Рэй умел продавать товар. Вероятно, он обладал и другими талантами, но с самого начала поставил перед собой цель преуспеть там, где успех представлялся наиболее вероятным, даже несомненным.
И теперь он стоял посреди своего двора. Трава щекотала лодыжки; после урагана, бушевавшего прошлой ночью, на земле повсюду валялись обломанные ветки. По пути обратно к дому Рэй подбирал ветки, а потом свалил в кучу возле дорожки. Он прошел к холодильнику, достал пиво и стал пить с трусливо бьющимся сердцем. Почему в отсутствие жены у него мгновенно возникало желание пуститься во все тяжкие? Он никогда не пил пиво до полудня, но сейчас такой поступок казался уместным и правильным, пусть и ребяческим – но именно в ребячестве и заключался весь смысл. Он бросил банку в мусорное ведро и рассмеялся, вспомнив шутку, которую рассказал один из покупателей, пока примерял пиджак:
«– Сколько человек требуется, чтобы открыть пиво?
– Нисколько. Она должна принести его вам уже открытым».
Дженни сочтет шутку совсем не смешной, а следовательно, он непременно расскажет ей. Еще один повод с нетерпением ждать возвращения жены.
Солнце светило ярко. Рэй нашел старые черные очки, надел и сразу почувствовал себя крутым парнем, таинственным незнакомцем. Он решил пока не заниматься передним двором и вышел прямо на задний. Задний двор представлял собой крохотную лужайку, окаймленную соснами; Рэй мог убрать здесь ветки гораздо быстрее и уже к ланчу достичь приятного чувства удовлетворения от добросовестно выполненной работы. Наклонившись за первой веткой, он увидел в нескольких футах от себя синешейку, почти сверкающую на солнце. Она держала в клюве комочек шерстинок, вероятно из сушильной машины: у нее барахлила вытяжка. Птичка посмотрела на Рэя с некоторым подозрением, а потом вспорхнула на ветку. Рэй двинулся к ней. Она перелетела на другую ветку. Рэй последовал за ней. Она перелетела дальше. Рэй последовал за ней. И так далее. Синешейка (более яркая из двух; должно быть, мистер С.) держала дистанцию, не подпуская Рэя ни на шаг ближе, и перелетала с дерева на дерево, покуда он не остановился и не стал смотреть, как она относит комочек ниток к скворечнику, скрывается в темном отверстии, а через несколько секунд осторожно высовывается оттуда, проверяя, нет ли рядом какой опасности, и потом улетает за следующей порцией строительного материала. Он подумал о своей жене, обладающей столь острым чувством предательства, что даже крохотная птичка может его пробудить, и повернулся, собираясь возвратиться обратно домой.
