– Согласны ли вы, что понятие истины достаточно важно само по себе для того, чтобы возникла необходимость точно определить его?
– С этим трудно не согласиться, – кивнул мистер Бэнг.
– Итак, скажем, что истина – это некая характеристика, обозначающая степень совершенства мысли либо высказывания, позволяющая считать его познанием или знанием, – заученно отчеканил профессор.
– В каком философском словаре вы вычитали такое определение? – насмешливо уточнил мистер Бэнг.
– А вас не удовлетворяет такое определение? Впрочем, я сам пишу эти словари... – несколько раздраженно ответил профессор.
– Нет, не удовлетворяет, – резко произнес Бэнг.
– Почему?
– Вы пытаетесь преподнести мне решение уравнения, оставляя в ответе сплошные неизвестные.
– Отчего же?
– Посудите сами... «Совершенство мысли». Теперь нам нужно дать определение совершенства, и тут нам потребуется «истина». Видите, в чем проблема? Нельзя определять неизвестное через неизвестное, и в конце концов через самое себя...
– Чем ближе к истине, тем совершеннее... – неуверенно пояснил профессор.
– В том-то и дело... Слова, слова, слова... А суть ускользает. А дальше вы, кажется, еще сказали «знание». Опять же, что есть знание, как не нечто, наиболее приближенное к истине? Вот и получается, что ваше с виду стройное и столь стандартное определение не выдерживает критики... Это все равно, что я определю свой мериксумус через какой-нибудь суммерикус... Много ли вам это даст?
– Ну, в таком случае, вы опять лишаете человечество возможности дать определения самым основным понятиям, – возразил профессор и принялся разглядывать ряды книг. Книги в кабинете Бэнга были повсюду. Здесь он в основном держал свои коллекции энциклопедий. Кроме книжного шкафа, содержавшего первое издание Британики конца восемнадцатого века и относительно свежее издание ее же 1999 года в 33 томах, кабинет заполняли стеллажи с французскими и немецкими энциклопедиями.
– Отчего же? Если сделать необходимые оговорки, то определения вполне можно дать... – вернул профессора к разговору мистер Бэнг.
– Ну, давайте скажем проще... Истиной может называться само знание (само содержание знания) или сама познанная действительность. Противоположными истине понятиями являются понятия лжи и заблуждения, – задумчиво произнес профессор.
– И снова мы никуда не сдвинулись... – улыбнулся Бэнг.
– Я начинаю понимать... Мне кажется, я знаю, какое определение вас удовлетворило бы... – внезапно просиял профессор.
– Неужели?
– Да... А что, если я добавлю такую оговорку: истиной, в человеческом понимании...
– Вы совершенно правы... – обрадовался Бэнг. – Однако тогда уж позвольте мне... Истиной, в человеческом понимании, является знание, то есть некоторая информация, приобретенная в определенный момент развития человека, группы людей или человечества в целом, информация, проявляющаяся упорядоченностью выводов, основанных на анализе импульсов, поступающих от органов чувств или внутренних импульсов, возникающих в мозгу человека. Сравнивая эти индивидуальные выводы с выводами, полученными другими людьми, человек принимает знание о явлении или предмете как истинное или ложное.
– Но тогда, согласно вашему определению, если все мы видим, что солнце садится в море, то это и является истиной... – не унимался профессор.
– Совершенно так... – неожиданно согласился Бэнг. – До тех пор, пока ваши уши не услышат или глаза не прочтут, что другие люди, опять же, пользуясь теми же органами чувств, оснащенными хитроумными приборами, утверждают, что виденное вами погружение дневного светила в море – есть заблуждение, иллюзия... Вот вам и противоположные истине понятия – понятия лжи и заблуждения. Всякое определение должно ссылаться на человека, его органы чувств и мыслительный процесс. В противном случае мы рискуем все время бродить вокруг да около, как это и происходит с философией тысячелетие за тысячелетием.
– Но мне кажется, что ваши оговорки подразумеваются сами собой?
– Дорогой профессор... Пусть так... Хотя это не совсем так. Человек склонен забывать относительность своей точки зрения...
– Ну, другой-то нам не дано... Точнее, нет доказательства, что точка зрения может быть иной... – снова возразил профессор.
– В этом-то и коренится проблема... – хитро улыбнулся Бэнг. – Если вы нашли кошелек, а его законного хозяина рядом нет, это еще не значит, что кошелек – ваш. Определение истины без указанных оговорок используется как общая категория, в частности как религиозное, философское, научное логическое понятие. В науках и философии используются самые разнообразные критерии истины. В логике, для которой истина является одним из преимущественных предметов изучения, такими критериями считаются непротиворечивость и логическая правильность. В некоторых религиях таким критерием зачастую является божественное откровение... А там уж недалеко и до костров с еретиками...
– Так вы отметаете кантовские «вещи в себе», то есть стороны предметов и явлений, недоступных нашему разуму? – угрюмо уточнил профессор.
– Отчего же... Я просто рассматриваю мир как «вещь в себе», с некоторыми его участками, которые доступны нашему анализу. Кант был весьма радикален для своего времени, а я вполне скромен для своего... Вообще следует быть очень осторожными именно с определениями основных понятий. Это как если немного ошибиться в начале пути, а в результате приходишь совсем не в то место, куда собирался... Основные определения и есть такие начала, – Бэнгу снова стало скучно.
– Нужно признать, что Парменид, который один из первых, или, по крайней мере, как вы любите уточнять, – насколько нам известно, один из первых ввел философское понятие истины, использовав его как антитезу понятию «мнение». Таким образом, основным критерием истины признавалось постоянство, – продолжил профессор.
– Похвальная осторожность... Однако основываться на постоянстве – это ненадежно. Мы ведь можем наблюдать постоянство только в прошлом. Мы не знаем, останется ли наше постоянство столь уж постоянным в будущем... Ведь буря наиболее вероятна именно в самом конце долгого затишья! Классическое определение истины весьма поверхностно, однако представляет собой самую распространенную и укоренившуюся концепцию истины. Такое объяснение было принято многими философами разных эпох. Эта концепция называется классической концепцией истины. Впервые она была сформулирована Аристотелем. Ее суть сводится к формуле «Истина есть соответствие вещи и интеллекта...» По-латыни, кажется, это звучит так: «Veritas est adaequatio rei et intellectus». Уж простите... в греческом я слаб. Точнее всего, это можно сформулировать так: «Истина – это адекватная информация об объекте, получаемая посредством его чувственного и интеллектуального постижения и характеризуемая с точки зрения ее достоверности». Другая, более упрощенная трактовка: «Истина – адекватное отображение действительности в сознании».
– Ну, это не противоречит вашему определению с оговорками...
– Да, но выпадает человеческий фактор, и истина, основанная на отображении иллюзорной действительности, в человеческом сознании принимается за абсолют. На этом абсолюте строятся некоторые другие теоретические науки, а результат, разумеется, – полная чушь.
– Что же нового вы предлагаете? – не унимался профессор.
– Упаси боже, ничего нового я не предлагаю. Понимание истины как соответствия знаний вещам было свойственно в античности Демокриту, Эпикуру, Лукрецию. Классическая концепция истины была принята такими гигантами мысли, как Аристотель, Фома Аквинский, Гольбах, Гегель и даже Маркс. Классическая концепция присуща философам двадцатого века и многим современным философам. Такое понимание истины было свойственно, в частности, английским и французским философам-материалистам Нового времени. Они определяли истину довольно четко, постулируя ее в своих формулах как «адекватное отображение действительности», присоединяясь к приверженцам классической концепции. Материалисты довольно часто считали истину самоочевидной в смысле рационалистической интуиции.
Бэнгу хотелось поскорее закончить разговор. Честно говоря, его клонило в сон, а он собирался вечером развлечься с девочкой. Пятница была самым подходящим днем, и, разрядившись, Бэнг мог предаться спокойным размышлениям в течение выходных...
– Что же вы думаете об идеалистической теории истины в античной философии?..
Бэнг подумал, что ему вовсе уже не хочется разговаривать об этом, но все же ответил:
– Вы имеете в виду Платона, согласно которому истина есть вечная идея, как и прочие вневременные свойства других «идей»? Что ж, повторюсь... Положим, это так. Допустим, эти вечные идеи существуют. Хотя, скорее всего, это плод человеческого сознания. А значит – всего лишь слова... Не более того. Красивые слова... Они не имеют практического смысла, при всей своей универсальной значимости. И сколько бы мы ни вторили Фоме Аквинскому, идеалистически трактовавшему учение Аристотеля, и Августину, опиравшемуся на взгляды Платона, проповедовавшему учение о врожденности истинных понятий и суждений, – это дела не меняет. Все эти концепции проистекают из веры в особое положение человека в мире. И Декарт, и даже Гегель, считавший идею «истиной в себе и для себя», просто подтверждают мое сомнение... Мы рождаемся, живем и умираем в рамках нашего человеческого восприятия, мышления... Мы представляемся сами себе мерой всех вещей, даже тех, познание которых нам недоступно...
